С ней работали поочерёдно, в остальное время тоже не филонили и носили сахар на собственном горбу, поэтому закончили в районе обеда. По окончанию погрузо-разгрузочных работ Гуревич выдал каждому по триста рублей, перехватил многозначительный взгляд дяди Пети и явно без всякой охоты двинулся в караулку.

— Сергей! — позвал меня дядька. — Давай с нами!

В комнатушке с выходившим во двор окном он сразу уселся за стол и принялся выписывать квитанцию, а Роман Маркович без лишних понуканий достал бумажник, вынул из него толстенную пачку пятисотрублёвых банкнот и стал отсчитывать оговоренные тридцать тысяч.

— На сим официальную часть можно считать закрытой! — объявил дядя Петя и выжидающе уставился на Гуревича.

Тот досадливо поморщился.

— Не по-людски за три месяца вперёд плату брать….

Дядька воинственно встопорщил усы и указал на телефонный аппарат.

— Линию провели! Тревожную кнопку обеспечили! Люди будут круглые сутки склад караулить!

Гуревич прижал руки к груди.

— Пётр Михайлович! Я не оспариваю расценки и не отказываюсь платить! Но за три месяца вперёд — это перебор!

— Времена настали такие, что всем нужна стабильность! Вам нужна, нам нужна. Авансовый платёж — это гарантия неизменности ставок! Мы серьёзные вложения осуществили, за три месяца только в ноль выйдем! А вы завтра другой вариант подыщете и оставите нас у разбитого корыта!

— Моего слова вам недостаточно?

— Роман Маркович! Опрометчиво полагаться на простое слово, вам так не кажется?

— На моё слово — можно и положиться! У меня репутация! Мою семью все в городе знают! Папа не последним человеком в тресте ресторанов и столовых был, а дядя и сейчас директор магазина. Двоюродный брат — в горисполкоме отделом заведует! У племянника и вовсе собственный торговый дом!

Я не удержался от усмешки.

— Никого попроще в родне нет?

— Сергей! Ну где ты видел дворника по фамилии Гуревич? — с укоризной поинтересовался Роман Маркович и перевёл свой испытующий взгляд обратно на дядьку. — Или вы антисемит?

Дядя Петя огладил прокуренные усы и покачал головой.

— Я интернационалист, — сообщил он после этого, — а вот мой деловой партнёр из ваших. Он меня поедом съест, если от оговоренных условий отступлюсь!

Гуревич помрачнел, поколебался немного и уточнил:

— Рубли возьмёте?

— Нет, — мотнул головой дядя Петя, поднялся из-за стола и направился на выход. — Сергей, прими деньги.

Роман Маркович поджал губы и достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт, протянул его мне. Внутри оказались банкноты по пятьдесят долларов; я пересчитал их, даже не пытаясь выявить возможные подделки — не от такого уж великого доверия к деловому партнёру, просто трезво оценивал свои шансы определить фальшивую купюру. Но картинки и надписи проглядеть всё же не преминул, а то наслушался рассказов в секции о том, как к банкнотам по пять долларов лишний нолик приклеивают…

— Порядок! — сказал я и сунул стопочку обратно в конверт, а его в свою очередь спрятал в закрывавшийся на замок карман ветровки.

Гуревич с кислым видом покинул комнату, я тоже в ней задерживаться не стал. Закинул на плечо ремень спортивной сумки, в которой поверх сменной одежды устроил топорик и отправился на выход, по пути утвердительно кивнул в ответ на невысказанный дядькой вслух вопрос.

Во дворе курили пацаны, меня окликнул Андрей.

— Серый, далеко собрался?

— По делам смотаться надо.

— Придёшь ещё? Мы здесь до вечера.

— Постараюсь, — пообещал я, вышел за ворота и ощутил какую-то совсем уж пронзительную неуверенность.

Да было бы странно, если б не ощутил! Тысяча двести долларов — это по нынешнему курсу без малого двести пятьдесят тысяч рублей; такую сумму в руках держать ещё не доводилось. Тут волей-неволей занервничаешь. Хуже только на прогулку с ТТ за поясом выходить, но пистолет сам по себе иррациональную уверенность придаёт, а тут — подходи и забирай. Вся надежда на топорик да быстрые ноги.

Но не подошли и не забрали, не попытались даже. Домой прибыл в целости и сохранности и первым делом решил облегчить свой груз, а именно — передать долю нашему многоуважаемому партнёру.

На звонок в квартиру Марченко открыла тётя Софья.

— Здравствуй, Сергей. Зина уроки делает…

— Здравствуйте. Да мне бы Бориса Ефимовича. Он дома?

Соседка посмотрела на меня с нескрываемым удивлением, но всё же посторонилась.

— Заходи, — разрешила она и позвала: — Борис!

Зинкин папенька, одетый по-домашнему в трико и майку, выглянул в коридор из зала и приветливо улыбнулся.

— Привет, Сергей!

Я пожал протянутую руку и сказал:

— Дядя Петя просил передать, что первый платёж за аренду поступил. Тридцать тысяч.

Борис Ефимович мигом приобнял супругу за талию.

— Слышала, Софочка? Вот и тебе дополнительный приработок!

— Большое дело! — отмахнулась тётя Софья и ушла в комнату.

— Большое! — повысил голос Борис Ефимович и указал на кухню. — Заходи, чаем тебя напою.

Я кинул сумку на коврик, разулся и убрал ветровку на вешалку, предварительно выудив из кармана заветный конверт.

Зинкин папенька налил нам чая и выставил на стол вазочку с печеньем и подсохшими ирисками, выжидающе уставился на меня. И я его не разочаровал, отогнул клапан конверта, продемонстрировал стопочку банкнот.

— Полный расчёт? — уточнил Борис Ефимович.

Я кивнул и только начал отсчитывать долю соседа, как последовал новый вопрос.

— Сергей, а ты что с деньгами делать собираешься?

Никаких определённых планов на этот счёт у меня не было, хотел послать какую-то часть родителям, а остальное отложить на чёрный день, но говорить об этом не посчитал нужным, с абсолютно серьёзным видом объявил:

— На свадьбу копить буду.

На округлой физиономии соседа не дрогнул ни один мускул, он отпил чая и кивнул.

— Хорошее дело. Но есть предложение получше.

— А именно?

— Собираюсь вложить деньги в приватизацию НИИ. Твоя доля пришлась бы кстати.

Тут уже я хлебнул чая и захрустел печенькой, обдумывая услышанное. Моя доля — это тридцать пять процентов; за три месяца с учётом официальных платежей набежало четыреста семьдесят пять долларов. Немалые деньги. А будет ли Гуревич продлять аренду на последующие три месяца — большой вопрос. Могу ни с чем остаться.

Борис Ефимович ощутил мои сомнения, подался вперёд и понизил голос.

— НИИ по балансовым ценам на начало года потянул на четыре с половиной миллиона рублей. Было бы меньше, но хозблок только построили, у него остаточная стоимость высокая получилась, не успела амортизация пройти. А помимо хозблока у нас основное здание на Гагарина и база отдыха. Это если нематериальные активы вообще не рассматривать.

— И что с того? — спросил я, ничуть не впечатлённый услышанным.

— Приватизация пойдёт по второму варианту, трудовой коллектив может выкупить пятьдесят один процент акций. Это будет в ноябре. Остаток выставят на открытый аукцион уже в следующем году.

— И кто-то станет вкладывать реальные деньги? — усомнился я.

— Ваучеры — станут. Слышал же о приватизационных чеках? Там номинал десять тысяч, а у нас сотрудников за сто пятьдесят человек до сих пор числится. Все, конечно, не захотят в этом балагане участвовать, но многие по привычке быть как все вложатся и не по одному ваучеру, а по три-четыре. Их же и на детей выдадут.

Я мало что понял из объяснений и вздохнул.

— От меня вы чего хотите, дядя Боря?

— Денег, Серёжа! — напомнил сосед. — К декабрю, когда заявки на акции закроются, курс точно ещё подрастёт. Мне этой тысячи долларов с учётом пяти собственных ваучеров на семь-восемь процентов уставного капитала точно хватит.

— Маловато будет.

— Маловато, — подтвердил Борис Ефимович. — Но лиха беда начало! Во-первых, у меня и кое-какие другие сбережения имеются. А во-вторых, акции не только напрямую покупать можно, но и у других работников. Зарплата у нас мизерная и задержки постоянные, за живые деньги по дешёвке скупать начну.