— Не, я домой.

Я останавливать его не стал и даже предложил:

— Лёня, вы нас в гараже подождать можете.

Гуревич глянул на перстень и тяжко вздохнул.

— Я с вами.

От его былого запала не осталось и следа, но и упускать из виду печатку он тоже не собирался.

— Наружу не суйся тогда, — предупредил Андрей Фролов. — А то Роман Маркович нам точно головы поотрывает. Всё, братва, по коням!

Мы погрузились в «буханку», и та тронулась с места, неспешно покатила по дороге. Усевшийся на скамью рядом со мной Андрей вдруг усмехнулся и пихнул меня локтем в бок.

— Не, так-то нам ещё повезло, — заявил он с кривой улыбкой. — С Кислым мы уже бодались, в крайнем случае Графа впрячься попросим. А прикинь — кто-то действительно серьёзный бы Лемешева крышевать взялся? Вот тогда бы мы конкретно встряли.

Я не стал напоминать, что мне затея с крышеванием не нравилась с самого начала, только передёрнул плечами.

— Не, он бы тогда сопли не жевал. Сразу бы нас куда-подальше послал.

— Тоже верно.

УАЗ остановился, и Рома раздражённо буркнул:

— Приехали!

Пацаны покидать кузов не стали, наружу выбрался я один, а Воробей принялся подсказывать Косте какие-то заготовки, фразочки и ответы на каверзные вопросы.

— И правую руку из кармана куртки не вынимай. Держи с понтом, что у тебя там ствол. Да прокатит, точно тебе говорю. В Москве сто раз прокатывало! И жвачку жуй. Типа, крутой. Жвачка есть у тебя? — успел расслышать я, прежде чем отошёл от автомобиля, отыскал на дороге небольшой камешек и кинул его в окно квартиры Лемешева. Звякнуло стекло, за тюлем проявился и сразу пропал силуэт человека.

— Он дома! — предупредил я и сунул руки в карманы олимпийки, дабы хоть чем-то их занять.

Несколько минут ничего не происходило, а потом из распахнувшейся двери чёрного хода вышел Лемешев. За ним последовала сожительница в зеркальных солнцезащитных очках с фирменной наклейкой и её братец. И если бригадир перегонщиков казался чем-то озабоченным, то его спутники даже не пытались скрыть злорадных улыбок. Ну всё, приплыли…

И точно — ту же на улицу повалила братва Кислого. Все в предвкушении развлечения, даже щеголявший распухшим носом Захаров. Или же — он особенно?

— Какие люди! — прогнусавил младший из братьев и даже раскинул руки. — Вот так встреча!

Парни двинулись вперёд, но мигом притормозили, когда из «буханки» начала выбираться моя группа поддержки. Улыбки у наших оппонентов поувяли, а Лемешев так и вовсе нервно сглотнул, но вот Кислый-старший только презрительно скривился.

— Так, да?

И тут из кабины с демонстративной вальяжностью выбрался Костя. Дорогая замшевая куртка, солидная цепь жёлтого металла на шее, довеском к ней массивная золотая печатка с прозрачным камушком в углу. Левая рука в кармане, челюсти размеренно пережёвывают комочек «бабл гама».

— Сева, ну чё ещё за дела? — протянул Чижов.

Кислый выжидающе посмотрел на перегонщика, дождался его кивка и спросил:

— Ты кто такой?

— Я — Костя Чиж, — ответил Чижов чистую правду.

«Зоопарк, блин», — послышался мне чей-то смешок, и поскольку дальше должны были последовать стандартные вопросы «ты откуда вообще», «с кем ты» и «кого знаешь», я склонился к самому уху приятеля и шепнул:

— Дави!

И Костя не стушевался, скривился в неприятной улыбке.

— Ты Кислый, да? — выдал он, желая перехватить инициативу.

— Ну и?

— Вот смотри, этот типок нам денег должен. — Костя указал пальцем на перегонщика, затем ткнул себе в грудь. — Он — нам. Ты здесь зачем, Кислый?

Лицо Кислого разом искривилось, но сходу просчитать собеседника он не сумел, да и силы у команд были примерно равны, поэтому последовала обычная на разборках предъява:

— Человек под нашей защитой. Вы на него по беспределу наехали и хотите крышевать. Это косяк.

Костя уставился на Лемешева и как-то неожиданно мягко спросил:

— Сева, а ты почему не сказал, что у тебя уже есть крыша?

Бригадир перегонщиков замялся, потом промямлил.

— Не подумал…

— Он не подумал! — фыркнул Чиж и перевёл взгляд на Кислого. — Ну и кто косяк упорол? У него на лбу не написано, что вы его крышуете!

Младший из братьев сплюнул под ноги и заявил:

— А знать надо!

Но вот старший буром не попёр, зашёл с другой стороны.

— Вы его на десять тонн опустили. На это что скажешь, Костя Чиж?

Чижов перестал жевать и покатал языком во рту комочек жвачки, а после, тщательно обдумав ответ, произнёс:

— Это его собственный выбор был, платить или нет. Взяли бы здоровьем с тёлки, не вопрос. Она до фига лишнего наговорила, так или иначе должна за свой базар ответить.

— Ничего я не говорила! — взвизгнула сожительница Лемешева. — Не было ничего!

Я не сдержался и зло бросил:

— Очевидцы нужны? Так не вопрос!

Кислый глянул на девушку и с ленцой бросил ей:

— Рот закрой. — После уставился на меня, пару секунд сверлил взглядом, затем достал пачку сигарет и закурил. — Ничего такого она тебе, Енот, не сказала. Твой номер шестой, не тебе за базар предъявлять. Понял?

Атмосфера ощутимо сгустилась, но, прежде чем я успел ответить и послать урода далеко и надолго, Костя выставил руку, призывая меня к молчанию.

— Если о номерах разговор зашёл, то не тебе их выдавать! — заявил он, поскольку в своей роли промолчать попросту не мог. — А насчёт слов… Ну давай авторитетных людей спросим, косяк это был или нет. Только учти, Кислый, если ты за неё впряжёшься, то и отвечать придётся уже тебе.

— Из-за десяти кусков авторитетных людей беспокоить? Костя, ты как это себе представляешь?

— Не в деньгах дело. Принцип важен, — парировал Чиж. — И почему из-за десяти? Сева, ты двадцатку приготовил? Мы о тридцати тысячах договорились, так?

— Притормози! — потребовал Кислый, щелчком отправил окурок под ноги Чижову и начал цедить сквозь зубы: — Вы десять штук у Севы взяли? Взяли. Сказали, что претензий не имеете? Сказали. Насчёт остального он, что ответил? Что подумает. Вот он подумал и решил, что ничего больше платить не будет. С чем-то не согласен?

— Ну пусть так, — сдал назад Костя, решив благоразумно оставить последнее слово за Кислым, который и без того был мрачнее тучи. — Всё, братва! Поехали!

Тут-то меня и окликнули.

— Енот! — позвал Кислый, а стоило оглянуться, указал на Филиппа Зимина. — Пацана тронешь, ответишь.

Зинкин одноклассник даже не постарался скрыть самодовольной улыбки, и я не удержался, спросил:

— Корефан твой борзый тоже не придёт?

— Сам с ним разбирайся!

Наглый ответ попросту взбесил, расчертивший мой висок рубец пронзила острая боль, и я шагнул вперёд.

— Ты совсем попутал?!

Улыбку «бычка» будто стёрли, а кореша Кислого враз напряглись и приготовлюсь к драке, а меня ухватил за руку и придержал Андрей.

— Серый, не надо, — негромко попросил он. — Не дури…

Нестерпимо захотелось взять киянку и приложиться ей по наглой морде Фили, но ничем хорошим это сейчас закончиться не могло, только вставил бы пацанов в драку, поэтому нервным движением скинул руку Фролова и вслед за остальными в «буханку», захлопнул дверцу, покачнулся, когда автомобиль тронулся с места, но всё же устоял на ногах.

С минуту ехали молча, а потом Евген обхватил Чижова и заорал во всю глотку:

— А-а-а-ха-а-а! Братва, прикиньте — мы с Кислым на равных перетёрли! Опупеть!

Ну — да, ещё летом пришлось звать на стрелку Графа, а тут сами справились. Пусть и остались при своих, но это тоже дорогого стоит.

— Не путай, Евген, — вздохнул озабоченный чем-то Андрей Фролов. — Это не мы с Кислым на равных были, а авторитетный пацан Костя Чиж.

Посмеялись, хоть причин для смеха и не было. Просто требовало выхода нервное напряжение, а потом Саша Романов покачал головой.

— Дюша, ты не прав. Если бы Кислый не зассал драться, он бы и слушать ничего не стал.

Оспаривать это заявление никому и в голову не пришло, Костя вернул золотую печатку Гуревичу, потом вернул замшевую куртку, а Женя Зинчук цепочку забирать не стал.