Стелившаяся под ноги средняя тропка, причудливо виляя, терялась меж густых, сожженных солнцем зарослей лебеды, амброзии и чертополоха. То тут, то там прорезали их высокие разлапистые осотины, в тонкой пелене мороси казавшиеся причудливыми скелетами-молохами. Проглядывавшие грязно-белыми пятнами цветы дурмана вливали в сырой воздух свой ядовито-приторный аромат. Тропа вильнула еще раз и, обогнув до неприличия разросшиеся кусты бузины, уперлась в кладбищенскую ограду. В старой, давно не беленой бетонной панели зиял изрядный пролом, справа от которого горой высились выгоревшие венки, вялый бурьян, обломки проржавевших оградок и гнилые деревянные кресты. Видно, ушлые горожане нарочно проделали дыру в стене, дабы не обременять себя при выносе мусора, убранного с могил, а заодно использовали пролом как заднюю калитку. Тропа продолжалась и по ту сторону дыры, уводя вглубь кладбища и вливаясь в главную аллею. Переглянувшись с Поводырем и невыразительно пожав плечами, Арьята полезла в пролом, бросив через плечо:

– Добро пожаловать ко мне в гости.

Кладбище было старым. Вековые деревья разлапистыми пауками высились над могилами. Кое-где толстые искривленные корни выпирали наружу, перекосив, а то и вовсе перевернув тяжелые надгробия. Вдоль главной аллеи могилы были вычищены, посыпаны песочком и усажены чернобрывцами, веселыми ребятами и львиным зевом, но стоило свернуть на узкие тропы и углубиться в юдоль скорби, как ухоженность сходила на нет уже за вторым рядом могил. Проржавевшие, перекосившиеся оградки, покрытые мхом и лишайником, изъеденные водой и ветрами надгробия, местами совсем невидимые из-за разросшегося бурьяна. Судя по цифрам, выбитым на мраморных и гранитных плитах, хоронить здесь перестали еще до Войны Двух Миров. Высокие мрачные ели скорбными стражами стояли у могил. Затянутое моросью кладбище казалось еще унылей и мрачнее, чем было.

Через несколько минут Шири заметил, что Иленка как-то подозрительно хлюпает носом.

– Чего? Простудилась уже? Daeni, поделись с нашей грозой демонов плащом. Для тебя одной он великоват, а вам вдвоем в самый раз.

Смерть приглашающе распахнула длинные черные полы.

– Не-е, – замотала головой Иленка. – Я не-е… не это… – девушка всхлипнула. – Я их всех слышу-у… Я не могу-у… – и заклинательница разревелась, стирая мокрыми руками текущие по щекам слезы.

– И нашла из-за чего реветь, – хмуро буркнул Эдан, догадавшийся, что несчастная телепатка слышит тот же самый плачущий шепоток душ, который днем раньше его самого едва не довел до ручки.

– Чья бы корова мычала, – язвительно одернул его Поводырь. – Повезло дурню, что daeni прикрывает, а то я бы на тебя посмотрел.

– Да ладно вам, – примирительно произнесла Арьята. – Кладбище старое, на большинство могил уже давно никто не приходит. Никто усопших не вспоминает, никто с ними не говорит, никто не оплакивает. Вот они и толпятся у Грани. Забытые души злопамятны. Да и само место… Отсюда до Грани рукой подать. Она тут тонкая, как пленка… – договорить Смерть не успела.

– Чогой-то вы тут ошиваетесь? – скрипуче раздалось рядом, и на аллею, вооруженный совковой лопатой, вывалился мужичонка в драном ватнике на голое тело и потертых синих трикотажных штанах, заправленных в растоптанные кирзовые сапоги. Седые растрепанные волосы вразнобой торчали из-под вельветовой кепки. – Чи могылы грабувать прыйшлы?

– Да сдались нам твои могилы, отец! – отмахнулся Шири. – Мы не здешние, заплутали малость. Нам бы в город попасть.

Мужик поскреб под кепкой.

– Я цей… той… сторож на цвынтаре[199]. Йдем, выведу.

Оказалось, что до центральных ворот они не дошли всего каких-то сто метров. Высилась в окружении старинных памятников заброшенная кладбищенская церковь, зияя темными проемами выбитых окон. Сторож, крестясь и бормоча под нос «Отче наш…», поспешил проскочить мимо, не глядя на окруженный колоннами портал. Иленка же, наоборот, с чисто магической непосредственностью сунулась посмотреть, что же там такое. Поводырь едва успел схватить ее за капюшон и дернуть назад.

– Почему церковь заброшена? – спросила Арьята, которой это не слишком понравилось.

– А приход ничий, – махнул рукой сторож, – та й не прыбутковый. В мисти пара батюшек есть. Так проще их найняты, ниж трымать ще одного на цвынтаре.

Смерть только неодобрительно покачала головой. После мирного договора и прекращения Войны Двух Миров люди, оставшиеся на Территории Древних, умудрились сохранить и веру, и те немногие храмы, которые еще действовали. Отношение местных жителей к Древним и нечисти, и до войны бывшее довольно лояльным, оставалось таковым до сих пор. Наверное, именно поэтому здесь почти не проходило кровопролитных боев и жестоких стычек. Некому было поднимать народ на Святую войну. Да и о какой войне может идти речь, когда свалившаяся на голову нечисть отнюдь не чурается не только хлеба с солью, но и чарки самогона «за мир»? Насильно в свою веру люди никого не обращали, а местные священники довольно помогли Древним в борьбе против расплодившейся в войну нежити. За такие заслуги те оставили все как есть, осуществляя, впрочем, негласный и ненавязчивый контроль.

– Усе, панове, прыйшлы, – прервал сторож размышления Арьяты и махнул рукой в сторону ворот.

Широкая главная аллея, доходя до высоких проржавевших резных ворот, упиралась в городскую улицу. Темно-серая брусчатка тускло поблескивала от влаги. Грунт под камнем местами просел, образовав плавные изгибы и сделав улицу похожей на лениво текущую каменную реку. На стыках местами пробивался чахлый спорыш. Утопающий в зелени город, подернутый кисеей из мороси, выглядел унылым и застывшим. Из наставлений сторожа путники уяснили: до ближайшего питейно-ночлежного заведения им еще топать и топать. Однако сознание того, что где-то поблизости их ждет крыша над головой и горячая еда, подстегнуло уставшие ноги, все дальше и дальше уводя путников от кладбища…

Яркий солнечный свет, свободно проникавший сквозь широкое окно, вызолотил кухню и обсыпал солнечными зайчиками двоих мужчин, упоенно поглощавших бутерброды с ветчиной. Маг и оборотень за одним столом – воистину необычная картина, подтверждающая сомнительный постулат, что все люди (и нелюди) – братья. Ощутив блаженную сытость и как следствие расползшуюся по телу усталость, оборотень облизнул жирные пальцы и, решившись нарушить витавшее в воздухе умиротворение, задал первый вопрос:

– Как себя чувствует ваша компаньонка, мэтр?

– Весьма неплохо, – отмахнулся Хельги, задумчиво дожевывая хлебную корочку. – По крайней мере, испор-тить мне настроение сил у нее вполне хватило. Но, по счастью, мне еще недели полторы придется обходиться нормальным оружием.

Брови Даниэля чуть удивленно взметнулись вверх. Оборотню казалось, что демонолог всему прочему предпочитает именно этот, с позволения сказать, меч. Криэ, уловив столь громко отразившийся в воздухе безмолвный вопрос, поспешил расставить точки над і.

– Шай не оружие, – важно изрек он. – Она человек. Иногда, когда кто-то очень сильно желает защитить близкое ему существо, он может в критической ситуации превратиться в оружие. До последнего времени считалось, будто этот процесс необратим…

Глаза Даниэля как-то неуловимо потемнели. Вокруг оборотня начали закручиваться невидимые обычному глазу потоки ярости. Хельги устало прикрыл глаза, догадываясь, что может сейчас произойти.

– Из-за вас? – глухо спросил капитан чистильщиков, очень стараясь не зарычать.

– Что? – не понял демонолог.

– Она превратилась в клинок из-за вас?

– Нет. – Криэ грустно покачал головой. – Я бы никогда этого не допустил. Все случилось еще до меня, много раньше, когда европейцы только-только открывали для себя Индию… – Демонолог на секунду замолк, что-то обдумывая, и добавил: – Но к тому, что она вновь может становиться человеком, ваш покорный слуга косвенно причастен. Честно, я бы предпочел, чтобы она им и оставалась… – Тут Криэ понял, что сболтнул лишнего, но сказанного не воротишь, а гнев оборотня уже сменило острое любопытство.