— Что это такое?

— Пояс, — со вздохом ответил Се Лянь.

— Я знаю, что это пояс. Я спросил, что это такое вышито на нём? Какой смысл несёт этот узор в виде двух картофелин?

— Это не картофелины! Ты не видишь? Это две рожицы, — чтобы его помощники разглядели получше, принц провёл по ткани пальцами. — Два человеческих лица, вот глаза, а здесь рот…

Убедившись, что это действительно чьи-то рожицы, Му Цин, не веря своим глазам, произнёс:

— Да кто вообще вышивает на поясе рожицы? Как в этом можно куда-то выйти? Ведь ты одеваешься не настолько бесвкусно, как ты мог сотворить нечто подобное?

Се Лянь не мог ничего поделать. Заставь его починить ветхий домишко, вырыть колодец или возвести стену — в таких делах он мог похвастаться прекрасным мастерством, работу выполнял быстро и на совесть. Но похоже, ему от природы не давались подобные, более «женские» задачи. Стоило ему взяться за нить с иглой или котёл с черпаком, всё выходило из-под контроля. Принц поглядел на свои руки, замотанные как цзунцзы. Пусть боли он не чувствовал, но в таком состоянии процесс замедлялся, и принц неизбежно ощутил беспомощность.

— Лучше я всё-таки поправлю…

Но как тут исправить? Как говорится — из дерева уже вырубили лодку, обратно не воротишь. Самое большее, что можно сделать, — добавить по краю рожиц лепестки, чтобы те превратились в два миленьких несуразных цветка.

Фэн Синь и Му Цин стояли с видом, словно готовы выколоть себе глаза.

На лбу Му Цина едва заметно вздулись вены.

— Я бы и свинью научил шить, почему же ты такой бестолковый? Постоянно тыкал иголкой в собственные пальцы!

— Когда это ты свиней обучал? — встрял Фэн Синь. — Вот уж точно наглое бахвальство!

Му Цин, не церемонясь, обратился к Се Ляню:

— Ладно, смирись, нет у тебя такого таланта.

Ему редко выпадал случай назвать принца «бесталанным», и прозвучало это с полной уверенностью, даже с нотками удовольствия.

Фэн Синь, не в состоянии больше слушать, вмешался:

— Ты не мог бы поменьше болтать? Ты ни слова похвалы не сказал Его Высочеству, а ведь носить одежду и шить её самому — это совсем не одно и то же! И ещё, ведь не всё так плохо, по крайней мере, этот пояс можно надеть.

— Ладно, тогда подарим сделанную им штуковину тебе, и если решишься выйти в ней в люди, я охотно признаю, что был неправ.

Фэн Синь не успел ничего ответить, когда Се Лянь поспешно забрал своё до смешного уродливое творение и проговорил:

— Что ты, это никуда не годится. Лучше я всё же оставлю его себе!

Такое просто рука не поднимется преподнести в дар!

Фэн Синь и Му Цин ничем не смогли помочь, и Се Лянь решил попросить совета кое у кого другого.

— Подарок? Ваше Высочество, вы обратились прямо по адресу. В прошлом… какие только редчайшие драгоценности не дарили Моему… мне!

Они сидели на корточках на обочине дороги, и Ши Цинсюань с распущенными волосами преисполнился такого воодушевления, что из его уст будто изливалась бесконечная река. Сразу видно, что по части подарков он лицо сведущее. Се Лянь с ещё большей учтивостью попросил передать ему эту мудрость, а Ши Цинсюань совершенно уверенно произнёс:

— Бесхозные сокровища, конечно, на свете есть, но чтобы добыть их, наверняка потребуется потратить немало сил.

— Нестрашно, — ответил Се Лянь. — Это как раз то, что мне нужно.

Чем больше сил потребуется потратить, тем ценнее станет подарок, ведь тогда он будет нести на себе больше сердечных чувств. Лучше добыть сокровище, которое достать труднее всего, которое никому не удалось заполучить. Так, если принц преподнесёт его Хуа Чэну, оно обретёт для него по-настоящему особенный смысл. Стоило принцу только представить, как Хуа Чэн чуть приподнимет брови и улыбнётся уголком губ, и его сердце наполнялось неудержимым радостным ожиданием, нетерпением и решимостью.

Поразмыслив, Ши Цинсюань воскликнул:

— Сосуд звёздного неба! Ваше Высочество, должно быть, слышали о нём? Это истинное сокровище. Если поставить его ночью под открытым небом, так, чтобы звёзды и луна отразились в вине, которым наполнен сосуд, он впитает в себя лучшую духовную Ци небесных светил. Это не только изящество в чистом виде, но ещё и огромная помощь в самосовершенствовании…

Однако, чем дальше слушал Се Лянь, тем тяжелее становилось недоброе предчувствие в его душе. Он торопливо перебил:

— Постойте.

— В чём дело?

— Цинсюань, ты говоришь о вот таком маленьком сосуде из чёрного нефрита? — Принц изобразил руками размер. — В нефрит ещё инкрустированы мелкие звёздочки?

— Э? Откуда вы знаете, Ваше Высочество? Вам доводилось его видеть?

Се Лянь промолчал.

Не только видеть… В прошлом месяце принцу захотелось выпить воды, однако он забыл, что поранил руку, и потому по неосторожности не удержал и разбил вдребезги точно такой же сосуд.

Тогда Хуа Чэн сразу подошёл узнать, откуда на руке принца рана, ну а принцу стало жалко красивый необычный сосуд, и он поинтересовался, нельзя ли его починить. На что Хуа Чэн ответил, что это всего лишь безделушка, даже не взглянул на него и велел слугам убрать осколки, а потом повёл Се Ляня лечить рану.

Вспомнив об этом теперь, Се Лянь поразился — неужели он разбил тот самый Сосуд звёздного неба, редчайшее сокровище, о котором говорит Ши Цинсюань?!

Половина сердца Се Ляня похолодела, через какой-то время он сказал:

— Наверное… это не слишком подходящий подарок. Предложи что-нибудь другое.

— Хм… — Ши Цинсюань не понял, чем принца не устроил такой вариант, но почесал затылок, поразмыслил и добавил: — Ну тогда ещё кое-что, Кисть восьми сторон света! Поразительный артефакт, она сделана из шерсти с кончика волшебного хвоста древнего оборотня, а также из верхнего ростка нефритового бамбука, поэтому, когда ею не пишут иероглифы, на кисти вырастают…

— Бамбуковые листья из бирюзового нефрита?

— Верно! Ваше Высочество, откуда вам и это известно? Её вам тоже доводилось видеть?

Да как же не доводилось? Ведь именно этой кистью Хуа Чэн ежедневно упражняется в каллиграфии. К тому же, написав уродливые иероглифы, он сразу винит в этом плохую кисть, то и дело швыряет её на пол, а иногда может запнуть куда-нибудь. Се Ляню частенько приходится искать, куда же улетела бедная кисть, затем хорошенько её вытирать и убирать на место.

— Это… — помолчав, сказал Се Лянь, — наверное, тоже не самый лучший подарок. Давай всё-таки подумаем ещё.

Ши Цинсюань назвал ещё несколько вариантов, но принц обнаружил одну вещь. Всё то, что другие люди называют редчайшими сокровищами, ему уже очень знакомо, и к тому же судьба этих вещей незавидна. То это окажется табуретка, на которую Хуа Чэн кладёт ноги, то коврик, который он постелил на пол. И если он не взял это просто ради забавы, то уже куда-нибудь забросил!

Если подумать, ничего странного в этом нет. Разве ещё осталось на свете сокровище, которое Хуа Чэн не видел и которое не может достать? Поэтому, что касается подарка на день рождения Князю Демонов, в этом направлении размышлять бесполезно — ничего не придумаешь.

Когда болезнь серьёзна, любой врач сойдёт, и Се Лянь обошёл практически всех знакомых, к кому можно обратиться. Вот только… Цюань Ичжэнь умел только пихать золотые слитки, а Хуа Чэн не страдал от недостатка денег. Пэй Мин умел дарить подарки только женскому полу и на вопрос «что подарить мужчине» ничего серьёзного предложить не мог. Что касается Линвэнь, она заручилась поддержкой нескольких небесных чиновников высшего ранга, да к тому же чертоги Верхних Небес просто не могли без неё обойтись, потому её не заключили в темницу. Однако чиновницу уже не было видно из-под свитков, которыми её закидали, так что она уже почти ничего не понимала и могла только проверять документы. Уж лучше бы её оставили в темнице, посидеть в тишине и покое…