Се Лянь вошёл в храм и плавно опустился на постамент, заметив, что юноша повесил перед собой рисунок, черты которого, изображённые незрелой техникой, выдавали руку человека, никогда не обучавшегося рисованию. Но каждый мазок был выполнен с явным старанием. Картина походила на изображение «Наследного принца под маской бога». Видимо, он нарисовал его вместо божественной статуи, которую Се Лянь тогда призвал.

Фэн Синь похвалил:

— Нарисовано весьма неплохо!

За столько дней Фэн Синю наконец-таки удалось увидеть человека, который всё ещё защищал Се Ляня, и от волнения он едва не бросился помогать тому в драке. Разумеется, теперь он воспринимал юношу весьма положительно, что бы тот ни сделал. Му Цин, в отличие от Фэн Синя, опустил взгляд. Его глаза сверкнули, будто бы в памяти что-то воскресло, но всё же он остался молчалив. Се Лянь протянул руку и легонько прикоснулся к рисунку.

Прикосновение вышло вовсе не таким заметным, подобным дуновению свежего ветра, не более. Но юноша вдруг поднял голову от коленей, его израненное лицо даже просветлело на миг:

— Это ты?

Фэн Синь изумился:

— И почему паренёк такой шустрый?

Му Цин произнёс:

— Уходим.

Се Лянь мягко кивнул и уже развернулся, чтобы уйти, но юноша ринулся к краю постамента, его дыхание даже сбилось немного:

— Я знаю, что это ты! Ваше Высочество, не уходи, я хочу тебе сказать!

Троица тут же застыла. Юноша, кажется, ужасно волновался, он крепко сжал кулаки.

— Пускай… твои храмы сожжены, но… не нужно печалиться. Впредь я построю для тебя ещё больше, величественнее, роскошнее, таких, с которыми ничьи храмы не сравнятся. Никто с тобой не сравнится. Я непременно это сделаю!

Троица молчала, не в силах подобрать слова.

Юноша выглядел плачевно: в драных лохмотьях, с ног до головы покрытый грязью, с окровавленным распухшим лицом. Но при этом говорил он столь вдохновленно и решительно, что становилось и смешно, и горько, слушателей посетили крайне противоречивые переживания. Будто бы боясь, что его слова не достигнут ушей принца, юноша сложил ладони у рта и закричал, обращаясь к картине над постаментом:

— Ваше Высочество! Ты слышишь? В моём сердце ты — божество! Ты — единственное божество, ты — истинное божество! Ты слышишь?!

Он так надрывно кричал, что вся гора Тайцан отозвалась эхом.

Ты слышишь?!

Се Лянь вдруг громко рассмеялся. Столь внезапно, что Фэн Синь и Му Цин едва не подскочили от испуга. Се Лянь же смеялся и качал головой — разумеется, юноша не мог этого услышать, но всё же будто бы что-то почувствовал, глаза его заблестели, и он принялся оглядываться по сторонам. Как вдруг капля ледяной воды коснулась щеки юноши. Он резко распахнул глаза, и на мгновение в них отразился белоснежный силуэт. Но когда он моргнул, отражение исчезло.

Фэн Синь, осознав, что Се Лянь на миг явил своё воплощение, произнёс:

— Ваше Высочество, ты только что…

Се Лянь рассеянно ответил:

— Только что? Ох, мне уже недостаёт магических сил, только что я просто не смог их контролировать.

Юноша выпрямился и протёр глаза, словно старательно пытался удержать тот силуэт, что появился на мгновение и сразу исчез. Се Лянь же сомкнул веки и, спустя долгое время, сказал:

— Забудь.

Ответ наконец прозвучал, но оказался таким… Взгляд юноши вначале просветлел, уголки губ поползли вверх, но потом он замер, изгиб на губах вновь вытянулся в прямую линию:

— Что?.. Что забыть?

Се Лянь вздохнул и снова мягко произнёс:

— Забудь.

Юноша застыл в молчании. Се Лянь же проговорил, обращаясь больше к самому себе:

— По́лно. Всё равно очень скоро никто не вспомнит обо мне.

После этой фразы юноша широко округлил глаза, по щеке беззвучно скатилась дорожка слёз, оставляя за собой бледный след. Он нервно сглотнул и проговорил:

— Я…

Фэн Синь, кажется, не мог выносить этого:

— Ваше Высочество, довольно. Ты опять нарушил правила.

Се Лянь ответил ему:

— Да, я замолкаю. Всё равно я уже нарушил столько правил, пара фраз ничего не изменит.

Эти слова он уже не позволил услышать юноше. Троица спустилась с постамента и направилась к выходу из полуразрушенного храма. Ночной ветер ударил в лицо, Се Лянь покачал головой.

Он всё ещё был небожителем и, по правде говоря, не мог ощутить «холода». Но в эту минуту он почувствовал настоящий, пробирающий до костей мороз.

Неожиданно до них донеслось тихое бормотание юноши, которого они оставили в храме:

— Я не забуду.

Он совершенно точно не мог видеть Се Ляня и его спутников, однако, безошибочно определив направление, бросился к выходу и закричал, обращаясь к их спинам:

— Я не забуду!

Трое обернулись и увидели, как горят в темноте глаза мальчишки — ярко, будто смотрят в самое сердце. Его лицо, покрытое ранами, излучало одновременно и гнев, и печаль, и радость, и безумие.

Сквозь хлынувшие слёзы он повторил:

— Я не забуду.

Я никогда тебя не забуду!!!

Заметка от автора:

Наконец-то дописана эта сцена… Полуразрушенный храм, божество, которое вот-вот ожидает забвение, и его ещё совсем юный последователь. Это была первая картина новеллы, которая возникла в моём воображении, и первый толчок, который заставил меня начать её писать. Да, именно такой я человек, который ради короткого отрывка придумает историю на целую книгу… и пока будет писать, помрёт от усталости…

Читатели, кто дошёл со мной до этого момента, вам пришлось нелегко, я вам очень благодарна, мои лучи поддержки вам. Но и мне… ещё труднее писать (фэйспалм), эта книга просто вытягивает все соки.

Ну вот, второй том окончен, в третьем томе мы возвращаемся в настоящее время, на прямую временную линию.

Том третий

Ночь любования луной. Состязание фонарей на Праздник середины осени

Цзынь!

Искры разлетелись брызгами.

Клинок вошёл глубоко в каменный пол. Се Лянь, обеими руками сжимая меч, низко опустил голову, упёрся лбом в рукоять и стиснул зубы так сильно, что казалось, вот-вот раскрошит их друг о друга.

— Никчёмное создание! — Ци Жун расхохотался: — Ты просто никчёмыш! Я так и знал, что у тебя рука не поднимется убить меня! Как бы я тебя ни оскорблял, как бы ни мучил, стоит мне только приставить нож к чужому горлу — и ты ничего не сможешь со мной сделать. Ты просто ни на что не годный трус, какое из тебя божество? К чему ты вообще ещё живёшь на свете?!

Но Се Лянь уже окончательно успокоился. Когда он поднял голову, его взгляд отливал пронзительным холодом:

— Не радовался бы слишком рано. Если я ничего с тобой не сделаю, разумеется, найдётся тот, кто сделает.

Ци Жун хмыкнул:

— Что, опять хочешь повалиться в ножки Цзюнь У и молить его вступиться за тебя? И не мечтай, разве тогда он протянул тебе руку? А? И ты до сих пор наглейшим образом пытаешься к нему подлизываться? Не будь таким дурнем!

Се Лянь стащил с Ци Жуна великолепное и торжественное одеяние Воина, радующего богов, призвал Жое, связал двоюродного брата и отбросил в сторону:

— Лучше бы тебе перестать болтать и закрыть рот.

— Я вовсе тебя не боюсь, с чего ты угрожаешь мне?

— А Хуа Чэна ты тоже не боишься?

Улыбка Ци Жуна наконец-то на миг застыла. И Се Лянь в тот же самый миг тихо добавил:

— Заблаговременно предупреждаю. Если вдруг у меня испортится настроение, вполне возможно, что я отдам тебя Хуа Чэну и попрошу его помочь мне что-нибудь придумать, чтобы перевоспитать тебя. Поэтому лучше тебе быть поаккуратнее. Ты слышал?

На этот раз Ци Жун уже не смог рассмеяться, охваченный ужасом:

— Мать твою, да ты настоящий злодей! Как тебе не совестно придумывать подобное?! Лучше уж отдай меня Лан Цяньцю!

Се Лянь опустился на колени и начал руками понемногу собирать с пола и со дна гроба различные по размеру кучки. На самом деле, пока что он не мог выдать Ци Жуна чертогам Верхних Небес. Именно из-за Лан Цяньцю. Если отдать преступника, Лан Цяньцю тут же узнает его местонахождение и немедля набросится на того с мечом, чтобы убить. Позволить этому случиться или нет? Вопрос вызывал головную боль. И что делать дальше, если Лан Цянцю вдруг убьёт его? Ещё одна головная боль. Поэтому временно нельзя позволить Небесам заполучить Ци Жуна.