По какой-то причине в его голосе слышалось чрезмерное напряжение. Се Лянь на миг застыл, но вдруг услышал мягкий голос Цзюнь У:

— Сяньлэ, к чему так огорчаться? Он всё равно не почувствует боли, ведь он давно мёртв.

Да как он смеет напоминать об этом!

Се Лянь резко повернулся к Цзюнь У и, исполнившись гнева, выкрикнул:

— Разве это не целиком и полностью твоя вина?!

Но Цзюнь У холодно усмехнулся:

— Целиком и полностью моя вина?

Услышав вопрос, Се Лянь вдруг запнулся.

А Цзюнь У быстро сменил тему:

— Возможно, это так. Но ты, Сяньлэ, должно быть, провёл слишком много времени в мире смертных, раз позабыл о своих прошлых деяниях. Помнишь ли, что ты творил после гибели государства Сяньлэ? — Цзюнь У расплылся в многозначительной улыбке и медленно добавил: — Помнишь ли… призрака, которого называл Умином?

Се Лянь побледнел как мертвец, с его губ сорвалось:

— Не надо!!!

Мэй Няньцин, предчувствуя неладное, спросил:

— Ваше Высочество, о чём он говорит? Что ты сделал после гибели Сяньлэ?

В приступе внезапного страха Се Лянь посмотрел на Хуа Чэна, затем на Цзюнь У, и выражение его лица вместо гневного сделалось растерянным. Но Хуа Чэн сразу схватил принца за плечи и с нажимом произнёс:

— Всё хорошо, Ваше Высочество, не бойся.

— Да! Сохраняй спокойствие! — поддержал Фэн Синь.

Му Цин же с присущей ему чувствительностью к деталям спросил:

— Что он имеет в виду? Призрака? Какого призрака?

Но разве Се Лянь мог сохранить спокойствие?

Это было время его неописуемого упадка, время, когда он совершил то, о чём сожалел больше всего на свете. Сожалел до такой степени, что не решался вспоминать об этом. Стоило в его памяти возникнуть той улыбающейся маске с чуть приподнятыми уголками глаз, и принц терял покой и сон, желая только одного — свернуться в комок и не разворачиваться, чтобы никого и никогда не видеть.

Хуа Чэн наблюдал Се Ляня в беспредельном великолепии и в крайней бедности, потерпевшим поражение и отчаявшимся, неуклюжим и дурашливым. Это всё не имело значения. Но… ему, должно быть, не доводилось лицезреть Се Ляня, барахтающегося в грязи, ругающегося последними словами; Се Ляня, чьё сердце полно ненависти, который всей душой желает уничтожить государство Юнъань ради мести и даже сотворить вторую волну поветрия ликов!

Об этом периоде своей жизни принцу было невыносимо вспоминать. Но если раньше, вздумай Безликий Бай ворошить прошлое, это не возымело бы действия, теперь… Се Лянь не хотел даже предполагать, какое выражение отразится на лице Хуа Чэна, когда он обо всём узнает.

Потому что принц вовсе не такой хороший, каким его считает Хуа Чэн. Он вовсе не из тех, кто ни разу не замарался в грязи, всегда был святым, возвышенным и чистым. А если даже на лице Хуа Чэна лишь промелькнёт выражение, словно он не может поверить услышанному, Се Лянь, наверное, больше не сможет показаться ему на глаза!

Стоило только подумать об этом, и лицо Се Ляня неудержимо помрачнело, на лбу выступили капли холодного пота, руки едва заметно задрожали. Видя его реакцию, Хуа Чэн только сильнее сжал пальцы и уверенно произнёс:

— Ваше Высочество, не надо бояться. Помнишь? Ты в беспредельном великолепии — это ты. И ты, упавший в грязь — тоже ты. Главное здесь «ты», а не «какой» ты. Неважно, что произойдёт, я никогда тебя не оставлю. Ты можешь рассказать мне что угодно. — Затем он с нежностью добавил: — Ты можешь сам мне рассказать.

Се Лянь немного пришёл в себя, но Цзюнь У вдруг усмехнулся и протянул:

— «Неважно, что произойдёт, никогда тебя не оставлю». Когда-то мои самые верные последователи, самые лучшие друзья говорили мне те же слова.

Советник чуть переменился в лице, а Цзюнь У бросил на него взгляд, говоря:

— Но… в итоге… ты сам видишь. Никто из них не сдержал обещания.

Мэй Няньцин, не в силах смотреть на него, отвернулся.

— Верь мне, Ваше Высочество, — сказал Хуа Чэн. — Неужели нельзя мне поверить?

Но дело не в том, что Се Лянь не верил.

Просто… он не решался рисковать.

В конце концов, принц нервно сглотнул, вымученно улыбнулся, но сразу почувствовал, что улыбаться не стоит, опустил голову и дрожащим голосом проговорил:

— Сань Лан, для начала… прости, я, наверное…

Хуа Чэн, внимательно поглядев на него пару мгновений, перебил:

— Вообще-то…

Но тут же осёкся, поскольку мощнейшая убийственная Ци налетела на них, заставив отскочить прочь. Се Лянь, чуть приведя мысли в порядок, сделался не таким уж бледным и спросил:

— Что с ним? Почему он стал ещё…

Ещё быстрее, ещё сильнее?

В сравнении с воплощением Безликого Бая, сейчас Цзюнь У поднялся по меньшей мере на ступень в скорости и силе, которые продолжали расти. В каждом ударе отчётливо ощущалась эта ужасающая перемена!

Му Цин же заметил ещё одну странную деталь.

— Ваше Высочество! Осторожно, он поменял тактику! Он больше не нападает на Собирателя цветов под кровавым дождём… Его атаки направлены теперь только на тебя!

Се Лянь, разумеется, тоже обратил на это внимание. Но в руках принца осталась только Жое, которая при виде Фансиня испуганно сжималась, поэтому отбивать атаки напрямую не получалось. К счастью, Эмин успешно отражал все выпады, направленные на принца, не пропуская ни одного.

Пробит белый доспех, чудесным образом ломается проклятая канга

От Фансиня исходила настолько давящая мощь, что даже сторонних наблюдателей, стоящих довольно далеко, пробрало морозом по коже. Что уж говорить о Се Ляне, которому пришлось раз за разом отступать под натиском атак?

Только что, сражаясь с Безликим Баем в одиночку, Хуа Чэн справлялся с относительной лёгкостью, однако после появления Цзюнь У принцу с демоном пришлось объединить усилия лишь для того, чтобы сравняться с ним по силе. Преимущество хозяина горы Тунлу в магических силах дало о себе знать, Се Лянь смутно ощутил, как на него накатывает волна сметающей всё на своём пути мощи.

Кроме того, Цзюнь У облачился в белый доспех — тысячелетний артефакт, выкованный им лично, который практически невозможно пробить. Единственное, о чём следовало позаботиться Цзюнь У, — прикрывать голову. Хуа Чэн действовал саблей поразительно быстро и точно, Се Лянь тоже старался выбирать наилучший момент для атаки, они вдвоём нанесли по прямому удару в горло, сердце, спину, живот и плечи Цзюнь У, но противник даже не шелохнулся!

Му Цин закричал:

— Не тратьте силы! Бесполезно! Его доспех не пробить!

Се Лянь не послушал, только велел Хуа Чэну:

— Бей ниже правого ребра!

Но удар изогнутой саблей в указанное место по-прежнему не принёс результата.

— Я же сказал, бесполезно! — вновь вмешался Му Цин. — Лучше сначала придумайте, как отдалиться от него, а мы присоединимся к битве! Фэн Синь! Где твои стрелы?

Фэн Синь карабкался по скале, чтобы поймать духа нерождённого, который показывал ему язык и плевался слюной. Но услышав призыв Му Цина, сразу отозвался:

— Хорошо! Я иду!

Тем временем Се Лянь настаивал:

— Продолжай, не останавливайся! Бей ниже правого ребра!

— Ваше Высочество! — обратился к нему Фэн Синь. — Этот доспех очень крепок, даже несколько сотен ударов не смогут его разбить!

— Всё в порядке, делай, как я говорю! Нескольких сотен ударов не понадобится! — не унимался принц.

Хуа Чэн, не задавая вопросов, нанёс несколько ударов Эмином. Неожиданно в месте, где клинок сабли коснулся доспеха, появилась маленькая трещина.

А следом потекла кровь. Клинок Эмина вошёл в живот Цзюнь У чуть ниже правого ребра!

Хуа Чэн, стоя перед Цзюнь У, держал саблю одной рукой и не сводил сурового взгляда с противника. Се Лянь же очутился сбоку и велел Жое воспользоваться моментом и сковать руки Цзюнь У, чтобы тот не мог защититься.

— Как такое возможно? — оторопел Му Цин.

Как случилось, что тысячелетний доспех столь просто оказался пробит Хуа Чэном?