— Сань Лан, ты всё доел?
Вначале ему показалось, что блюдо не удалось, и потому принц постеснялся предлагать его Хуа Чэну. Но к его удивлению тот решил попробовать сам, а теперь с улыбкой ответил:
— Ага.
Се Лянь осторожно поинтересовался:
— И как тебе на вкус?
Хуа Чэн допил даже бульон и улыбнулся:
— Неплохо. Немного резковато, в следующий раз можно сделать чуть более пресным.
Се Лянь вздохнул с облегчением и кивнул:
— Хорошо, я запомнил. Спасибо за твоё замечание.
Ци Жун:
— Буэээээээ…!!!
Принц-кулинар встречает незваных гостей похлёбкой
Се Лянь, изначально движимый желанием показать всё своё мастерство, тем вечером пережил несколько взлётов и падений уверенности в собственных силах.
Хуа Чэн, впрочем, предлагал свою помощь в приготовлении пищи, но разве совесть могла позволить принцу принять помощь на кухне, когда демон однажды уже услужил ему, починив дверь, а после ещё и прибравшись в монастыре? Какой хозяин позволяет себе обращаться подобным образом с гостями? Кроме того… с прославленным непревзойдённым Князем Демонов!
К счастью, в этот раз принц вернулся из посёлка с немалой поклажей. И хотя прошлым вечером половина припасов ушла в котёл, остались ещё маньтоу и лепёшки, немного овощей и фруктов, которые можно было просто погрызть и тем перебиться. Но что делать, когда и эта провизия закончится?
На следующий день вопрос решился сам собой. Ранним утром в дверь монастыря Водных каштанов постучали селянки, которые принесли большой котелок каши и свежесваренную курицу. Зачем сюда явились краснеющие девушки, понятно и без слов. Се Лянь не удержался от мысли: «И правда, красота способна прокормить».
Курицу Се Лянь поделил между мальчиками, сам же съел только немного каши, а Хуа Чэн и вовсе не притронулся к еде.
— Гэгэ, твой монастырь в самом деле пользуется популярностью.
Се Лянь рассмеялся:
— Сань Лан, не насмехайся надо мной. Мы прекрасно знаем, что помыслы старого пропойцы обращены вовсе не к вину[203].
После той злополучной чашки Ци Жун снаружи монастыря промучился всю ночь, без остановки причитая что-то наподобие: «Лучше бы меня схватил Лан Цяньцю и порубил живьём на множество кусков, чем есть отраву, приготовленную тобой!» или же «Мой царственный брат, я так виноват перед тобой, прошу, дай мне противоядие!» К тому же, кажется, ему мерещились разнообразные галлюцинации, отчего Гуцзы до смерти перепугался за отца. С утра Ци Жун пребывал в удручённом состоянии, даже лицо позеленело. Как раз когда принц и Хуа Чэн разговаривали, он с жадным причмокиванием хлебал кашу из чашки, которую ему поднёс Гуцзы. Придя же наконец в себя, прохрипел:
— Брехня! Какая ещё популярность? Да кто бы пришёл к нему, к этому нищеброду? И ты тоже, шелудивый пёс Хуа Чэн, не радовался бы раньше времени! Только какие-то деревенские девки из глухого горного закоулка могли положить на тебя глаз, и то лишь потому, что ты вырядился как богач, вот они и прилипли к тебе, рты разинувши в надеждах! А попробуй одеться в лохмотья бедняка, и тогда ни за что не поверю, что ты точно так же приглянешься им!
Се Лянь подумал, что в этом Ци Жун категорически ошибается, ведь Хуа Чэн, в чём Се Лянь был уверен, даже в робе нищего попрошайки мог бы навыпрашивать целые золотые горы. Однако принц промолчал, лишь неторопливо принялся за дело. Спустя некоторое время комнату вновь заполнил соответствующий аромат, и Ци Жун взвыл:
— Что ты опять там делаешь?! Что это такое?!
Се Лянь мягко ответил:
— Это целый котёл похлёбки «Столетнего мира и согласия»[204], я как раз её разогреваю.
Хуа Чэн, услышав, тут же похлопал в ладоши:
— Прекрасное название, прекрасное.
Ци Жун взвился:
— Ты ещё, мать его, вздумал этому вареву названия выдумывать?! Не подходи!!!
Даже кормить Ци Жуна не требовалось — достаточно поставить блюдо на огонь, и запах пробуждал в нём жуткие воспоминания, так что он не смел больше вымолвить ни слова.
Закончив со своей трапезой, Лан Ин молча стал собирать чашки и палочки, намереваясь отправиться мыть посуду, но Се Лянь остановил:
— Не нужно, поиграй где-нибудь в сторонке, а я помою сам.
Может быть, повар из него был ужасный, но хотя бы с мытьём посуды принц справлялся. Хуа Чэн, проводив взглядом Гуцзы и Лан Ина, которые вышли за порог поиграть, сказал:
— Позволь мне.
Се Лянь отказался.
— Тебе уж тем более не стоит таким заниматься. Просто посиди.
Но едва принц закончил фразу, снаружи вдруг послышалось, как Ци Жун, который наелся досыта и теперь бездельничал, не зная, чем себя занять, призывно присвистнул и масляным голосом произнёс:
— Эй, барышня, а что ты так смотришь на господина? Воспылала ко мне страстью?
И этот самый демон обвинял кое-кого в том, что на него заглядываются только селянки из захолустья, а теперь и сам принялся приставать к девушке, да к тому же столь банальными фразами. Се Лянь покачал головой и подумал, что всё же лучше втащить его внутрь, чтобы не пугал народ. Но кто же мог подумать, что не успеет принц открыть дверь, как услышит удивлённые восклицания жителей деревни:
— Красавица, каких свет не видывал!
— И как такая прекрасная девушка заглянула в нашу деревню…
— Я за всю жизнь не встречал столь прелестных девушек, а тут на тебе — сразу две!
Следом раздался стук, и стучали как раз в дверь монастыря Водных каштанов. Се Лянь недоумевал в душе: «Красавица, каких свет не видывал? Да ещё сразу две? Но для чего две красавицы, каких свет не видывал, могут стучаться в мои двери? А, неужто тот купец явился со своими новыми жёнами, чтобы воздать за исполнение молитвы?»
Стоило принцу так подумать, он тут же схватил табличку с надписью «Монастырь находится в обветшалом состоянии, просим посильного пожертвования» и приготовился выставить её снаружи. Как вдруг услышал женский голос, отдающий прохладой:
— Что это за дрянь у порога? Поистине, больно смотреть.
Другой женский голос задумчиво произнёс:
— Может, оно сторожит дом? Да нет, не может быть. Он ведь не мог завести столь низкоуровневого волшебного зверя?
Оба голоса принадлежали женщинам, однако Се Ляню уже приходилось их слышать. Повелитель Ветров Цинсюань и Повелитель Земли И!
Принц поначалу хотел сразу отворить дверь, но потом рывком обернулся и бросил взгляд на Хуа Чэна, который как раз неторопливо собирал чашки и палочки со стола. Рука Се Ляня застыла, приоткрыв лишь маленькую щёлку, и принц осторожно выглянул за дверь.
Снаружи он увидел двух высоких девушек. Одна из них оказалась заклинательницей в белых одеждах и метёлкой из конского волоса, чью белоснежную улыбку обрамляли ярко-красные губы, от фигуры веяло женственностью и очарованием, а глаза ярко сверкали. Спутница её облачилась в чёрные одеяния, на фоне которых белоснежная кожа выделялась сильнее, прекрасные глаза лучились колким блеском, дополняющим неописуемо мрачное выражение лица — девушка стояла с заведёнными за спиной руками и глядела куда-то в сторону, будто не желая сталкиваться ни с кем взглядом.
Заклинательница в белом как раз налево и направо раздавала благодарные поклоны, лучезарно улыбаясь.
— Ха-ха, большое всем спасибо, большое спасибо. Мы не достойны похвалы и столь высокой оценки. Так вы ставите меня в неловкое положение. Похвалили — и будет, спасибо. Ха-ха.
Вдоволь наглядевшись на красавиц, окружившие девушек плотной толпой жители деревни снова начали показывать пальцем на Ци Жуна, отпуская замечания. Тот, вне себя от недовольства, закричал на них:
— Чего уставились?! А может, мне нравится лежать на земле, вам-то какая печаль? Катитесь прочь отсюда! Не на что здесь пялиться!
Жители деревни нашли его манеры весьма странными, а от свирепого выражения лица, которое ещё и позеленело от злости, разбежались, подобно перепуганному пчелиному улью. Ши Цинсюань обратился к Ци Жуну: