Се Лянь вскинул голову, вгляделся в его лицо и растерянно спросил:
— Сань Лан, когда… ты познакомился со мной?
— Очень-очень давно. Ещё до твоего вознесения.
Се Лянь медленно моргнул.
Хуа Чэн добавил:
— Ваше Высочество, возможно, теперешнему тебе кажется, что спустя восемьсот лет ты стал неудачником. Возможно, ты разочарован, не можешь этого принять. Но прошу, поверь мне, что это не так. — Его яркий левый глаз неотрывно смотрел на Се Ляня, и взгляд был таким же нежным, как и голос. — Ты спас меня. И я всегда присматривал за тобой. На этом свете бесчисленное множество людей были «успешнее» тебя. Но ни один из них не смог спасти меня так, как ты. И никто не смог сделать то, что сделал ты… Ты не знаешь, сколько смелости ты мне дал, чтобы стать тем, кем я являюсь сегодня. В моём сердце ты навсегда останешься единственным божеством.
Се Лянь:
— А ты навсегда останешься моим самым преданным последователем.
Спустя мгновение Се Лянь обнаружил, что последняя фраза сорвалась неподконтрольно, словно он где-то слышал это нерушимое обещание. Хуа Чэн усмехнулся, взял принца за руку и поцеловал тыльную сторону его ладони.
— Да.
Спустя ещё какое-то время Се Лянь, будто приняв решение, вынул из рукава неваляшку в виде оборотня.
— Это и есть та тварь, что поглотила мои воспоминания?
Хуа Чэн взял у него неваляшку.
— Я так и думал, что Ваше Высочество разорит его новое гнездо.
Се Лянь кивнул.
— Чтобы вернуть воспоминания, нужно забрать их у него, верно?
Неваляшка в ладони Хуа Чэна широко разинула рот, и из её пасти вылетело несколько светящихся искр, напоминающих светлячков, которые затанцевали вокруг Се Ляня.
— Поймаешь их, и все воспоминания за восемьсот лет вернутся, — сказал Хуа Чэн.
Се Лянь, послушав, протянул руку к искрам. Но когда уже почти коснулся их, вдруг замер.
Восстановить утерянную память — всё равно что снова пронестись сквозь эти восемьсот лет, снова пережить всё случившееся, ту жуткую боль, когда тебя сотни раз пронзают мечом, позор от полного поражения, беспомощный гнев.
Принц знал, что это всё случится в одно мгновение, и всё же кончики его пальцев едва заметно дрожали.
Хуа Чэн стоял за его спиной, и принц словно опирался на крепкую стену. Позади он услышал голос:
— Не надо бояться, Ваше Высочество.
Се Лянь чуть повернул голову, и Хуа Чэн обнял его за талию.
— Верь мне. Не важно, сколько времени понадобится, я буду ждать тебя. И ты ещё встретишься со мной.
Верно. Они всё равно встретятся.
Поэтому Се Лянь протянул руку к светящимся искрам.
Когда эти огоньки слились с кончиками его пальцев, перед глазами принца сверкнул яркий свет, словно к нему приближалось нечто очень жаркое. Но прежде чем это сияние достигло его, Се Лянь сказал:
— Я очень рад, что встретил тебя.
Затем светящиеся искры вошли в его тело и исчезли. Се Лянь медленно упал вперёд, Хуа Чэн поймал его.
Лишь спустя некоторое время принц постепенно пришёл в себя. Едва открыв глаза, он услышал тихий голос Хуа Чэна:
— Гэгэ?
На губах Се Ляня медленно расцвела лёгкая улыбка, он протянул руку и коснулся ладонью лица Хуа Чэна.
— Мы снова встретились.
Хуа Чэн тоже улыбнулся:
— Я говорил, верь мне.
Се Лянь вздохнул:
— Можно считать, что нам снова пришлось ждать друг друга восемьсот лет?
— Я же сказал, не важно, сколько понадобится времени, я буду ждать тебя. Только…
Он помог принцу подняться. Двое встали лицом к лицу, Хуа Чэн крепко сжал руки принца своими и улыбнулся:
— Теперь уж я не хочу больше расставаться ни на миг.
Прошлое не изменить.
Восемьсот лет назад семнадцатилетний баловень небес Се Лянь ещё не знал, что ждёт его в будущем. Судьба дала ему две двери. «Роковой прыжок на улице Шэньу» и «Встречу с демоном и божеством на мосту Инянь». Он открыл обе.
И после он в одиночестве скитался среди яростных волн, не в силах ничего исправить, из последних сил проходил через долгие томительные годы. Боль, гнев, разочарование, ненависть, отчаяние, безумие. Сердце его обернулось потухшим пеплом.
Потом этот пепел воспылал вновь.
Но всё это было уже в прошлом.
— Гэгэ, с возвращением.
— Гм…
— Видишь, я же говорил, что ты ещё встретишься со мной, я тебя не обманул.
Се Лянь бросил на него взгляд.
— Правда?
Хуа Чэн улыбнулся:
— Конечно, когда это я обманывал Ваше Высочество? Я, твой гэгэ…
Повисло неловкое молчание.
Се Лянь запустил руку за пазуху Хуа Чэну и вынул записку, которую прочёл:
— «Премного благодарен Сань Лану гэгэ за заботу. Лянь ничем не может отплатить, но готов приложить все свои ничтожные усилия, чтобы избавить гэгэ от хлопот, поэтому должен ненадолго отлучится. Сань Лан гэгэ, не изволь беспокоиться, Лянь ненадолго покинет тебя и сразу вернётся».
Хуа Чэн, приподняв бровь, молча завёл руки за спину. Се Лянь дочитал и, копируя его, тоже приподнял бровь:
— Сань Лан гэгэ, мой добрый гэгэ. Ты и правда такой хороший!
Хуа Чэн рассмеялся:
— Хорош я или нет, гэгэ ведь уже давно известно?
Щёки Се Ляня слегка порозовели, он уклончиво ответил:
— Не понимаю, о чём ты. В общем, эти два дня ты вёл себя непозволительно нахально, подумай над своим поведением.
Хуа Чэн серьёзно сказал:
— Гэгэ, не стоит так говорить. Всё это время я относился к тебе со всей любезностью, мне огромных усилий стоило сдерживать себя.
— Да где же ты вёл себя любезно? Совершенно очевидно… что ты…
«С огромной радостью забавлялся надо мной».
Принц вспомнил, что на два дня превратился в наивного, глупенького, избалованного дурачка, которым Хуа Чэн игрался как мог. Сейчас, когда все эти забавы ясно предстали в памяти, Се Лянь просто не мог на себя смотреть, невольно застонал и закрыл лоб ладонью.
Зато Хуа Чэн сказал без тени насмешки:
— Серьёзно. Пускай гэгэ обозвал меня бесстыжим, гнусным и подлым, Сань Лан и не думал жаловаться.
Принц смущённо промолчал.
— Гэгэ, если ты недоволен, можешь ещё раз меня отругать. Сань Лан всё стерпит.
Се Лянь не мог больше этого слушать.
Так и закрыв лоб ладонью, принц потихоньку ускользнул. Когда Хуа Чэн повернулся, его и след простыл.
— Гэгэ? Не убегай, ладно, это я виноват, гэгэ!
Не надо больше называть меня гэгэ!
Сказка у постели Князя Демонов
Хуа Чэн захворал.
Всего лишь лёгкое недомогание, но тот факт, что Князь Демонов тоже может заболеть, всё же поистине удивителен.
Поэтому, когда Се Лянь, возвратившись в храм Тысячи фонарей, по своему обыкновению, решил проверить, как Хуа Чэн упражняется в каллиграфии, а вместо этого нашёл его с чуть покрасневшим лицом, ужасно разволновался.
Он уложил Хуа Чэна на божественный алтарь… Всё верно, эти двое целыми днями катались по широкому алтарю, всё равно здесь не имелось божественной статуи. Потрогав рукой щёки и лоб Хуа Чэна, Се Лянь забеспокоился ещё сильнее:
— Какой ты горячий!
Хуа Чэн усмехнулся:
— Разумеется, ведь я увидел гэгэ. А если гэгэ опять потрогает меня, я стану ещё горячее.
Се Лянь сперва застыл, но поспешно притворился, что его лицо покраснело от гнева, и сказал:
— Заболел, а всё равно не можешь удержать свой язык.
Хуа Чэн невинно возразил:
— Я разве что-то не то сказал? Я сама скромность. Гэгэ, не волнуйся, сущий пустяк, не о чем беспокоиться.
Но Се Лянь расслышал, что даже его голос сделался более низким и хриплым, а лицо более утомлённым.
— Что ж, тогда тебе нужно как следует отдохнуть, а я побуду с тобой несколько дней, пока не поправишься.
Принц убрал каллиграфические принадлежности на край алтаря, а Хуа Чэн похлопал ладонью рядом с собой.