Се Лянь в ответ нахмурился:

— Советник, вы ведь знаете. В тех обстоятельствах никто, кроме меня, не смог бы отреагировать столь же быстро, и никто не сумел бы поймать его, ни капли не навредив малышу. Не поймать — означало одну смерть, поймать — двоих пострадавших.

Его тон звучал естественно и весьма убедительно. Наставникам было прекрасно известно — он прав, и поспорить не выйдет. Даже стоя на коленях перед статуей божества, Се Лянь совершенно не считал себя виновным — ему было смешно, любопытно, он даже гордился собой. Он являлся сокровищем, возлюбленным учеником и драгоценным дитя. Как ни взгляни, гневаться на него не получалось, оставалось лишь рвать на себе волосы, болью физической пытаясь заглушить душевную.

Помолчав, советник продолжил:

— И ещё кое-что!

Се Лянь чуть опустил голову.

— Ученик слушает.

— Ты отлично справился с сегодняшним представлением. Однако насколько бы хорошо ты ни выступил, тебе не следовало, никого не предупредив и полусловом, внезапно менять сценарий. Ты ужасно напугал Его и Её Величество. Знаешь, что случилось бы, не успей ты к назначенному часу?

Брови Се Ляня чуть приподнялись, он озадаченно спросил:

— Советник, но разве я не сообщил вам об этом заранее?

Советник тоже удивлённо замер.

— Ты сообщил мне? Заранее? Когда?

Се Лянь нахмурился и перевёл взгляд в сторону:

— Му Цин?

Утерянная коралловая бусина. Негаданно-нежданно красный взгляд к себе он приковал

Негаданно-нежданно красный взгляд к себе он приковал^[105]

В ответ раздался мрачный голос Фэн Синя, который стоял на коленях за спиной Се Ляня:

— Его Высочество действительно говорил о своём намерении ранее. — Все взгляды обратились к Фэн Синю, и он продолжил: — В последние дни все мысли Его Высочества были заняты предстоящим шествием и его постановкой. Вчера ему в голову пришла чудесная идея — он выдумал спрыгнуть с башни на городской стене, приняв образ небожителя, сошедшего в мир людей. В остальном сценарий представления остался неизменен. Но перед самым началом Его Высочество был занят повторением всех необходимых ритуалов, не мог отвлечься ни на миг, и потому послал Му Цина передать свою идею советнику, а заодно спросить разрешения на её претворение в жизнь. — Фэн Синь поднял голову, в его глазах сверкнул неявный гнев. — По возвращении Му Цин сообщил Его Высочеству, что известил советника обо всём. Поэтому Его Высочество посчитал, что советник дал своё согласие, и сегодня исполнил всё так, как задумал. Для принца стало открытием, что советник ничего не знал. Разве он мог предположить, что едва не испортил столь важное событие!

Наставники переглянулись между собой. Советник спросил:

— Кто-нибудь из вас знал об этом?

Трое его помощников убедительно покачали головой и ответили «нет». Советник вновь повернулся к юноше перед ними. Тёмные тучи на его лице сменились негодованием.

— Му Цин, ты всё знал, но решил скрыть от нас?

По тону и выражению лица советника стало совершенно ясно — он твёрдо считал, что случившееся — результат злого умысла. Худой изящный юноша стоял на коленях, не говоря ни слова. Се Лянь бросил на него взгляд, ненадолго задумался, затем произнёс:

— Советник, мне думается, здесь произошло какое-то недоразумение. — В ответ Му Цин медленно перевёл на принца взгляд глубоких чёрных глаз, а Се Лянь продолжил: — Если бы имело место намеренное сокрытие, после случившегося, стоило только провести расследование, коварный план оказался бы разоблачён, и виновник не ушёл бы от ответа. Му Цина нельзя назвать недальновидным дурнем, он бы не пошёл на такой шаг. К тому же, какая может быть выгода исполнителю роли Демона от того, что Воин, радующий богов, не явился на бой? Я всё же надеюсь, что советник вначале выслушает его объяснение, а затем примет решение. — Принц повернул голову. — Му Цин, расскажи нам, что произошло.

Му Цин опустил веки и тихо заговорил:

— Задание, которое принц поручил мне вчера, я выполнил.

— Нам лучше знать, выполнил ты его или нет. Когда ты его выполнил? — нахмурился советник.

— Вчера, через час после вечерних занятий, когда четверо наставников отдыхали во Дворце Четырёх^[106], ученик прокричал доклад в окно.

Советник развернулся к троим коллегам и с сомнением спросил:

— Вчера, после вечерних занятий? Чем мы занимались в тот час?

Едва договорив, он обо всём вспомнил сам, и лицо советника неподконтрольно позеленело и оттенилось неловкостью. Трое его помощников тоже многозначительно кашлянули и туманно ответили:

— Ничем, что стоило бы внимания. Не иначе как… отдыхали, просто отдыхали.

Глядя на уходящих от подробного ответа советников, остальные поняли, в чём дело.

Каждый житель монастыря Хуанцзи проводил дни в самосовершенствовании и являлся образцом безупречного поведения. Никаких игр и веселья практически не допускалось, существовали лишь немногочисленные развлечения, которыми можно было себя занять. И наибольшей популярностью пользовалась игра в деревянные таблички.

Проще говоря — игра в карты. Кроме того, играть приходилось тайно, чтобы никто не застал за этим занятием. Наставники долгие годы изнемогали от скуки в монастыре Хуанцзи, и потому серьёзно пристрастились к играм в карты. Стоило только начать, и они полностью погружались в игру, забывая о своём статусе, охваченные азартом, будто в хмельном угаре. В такие моменты они не слышали никаких звуков, долетающих извне. И если Му Цин стоял под окном и говорил с ними именно в тот момент, разве могли они понять хоть слово из его доклада?

Один из наставников произнёс:

— О, тогда… возможно, людей вокруг было слишком много, он говорил очень тихо, и мы не расслышали. Хм, да. Не расслышали.

Советник же с подозрением спросил:

— Это правда, что ты вчера наведался во Дворец Четырёх?

Му Цин ответил:

— Истинная правда. — В доказательство он описал одеяния, внешность и даже тон голоса караульных монахов, и ни в чём не ошибся.

Советнику пришлось поверить Му Цину, однако он тут же нахмурился вновь и задал другой вопрос:

— Но если ты действительно приходил к Дворцу Четырёх, ты ведь мог попросить юношей, что стерегли вход, передать нам известие от принца или же войти во дворец и всё изложить подробно. Почему тебе понадобилось именно кричать под окнами? И почему ты не убедился, услышали ли мы тебя?

Му Цин тихо ответил:

— Ученик, разумеется, не мог не попытаться. Ученик вежливо попросил об этом шисюна, который в тот день стоял в карауле, но по какой-то неизвестной причине шисюн решил во что бы то ни стало чинить мне препятствия, отказался как впустить меня во дворец для доклада, так и помочь мне передать известие, даже… насмехался надо мной, а потом прогнал прочь. — Помолчав, он добавил: — Ученику ничего иного не оставалось, как обойти Дворец Четырёх с другой стороны и обратиться к наставникам через окно. Закончив доклад, ученик смутно расслышал, как кто-то из наставников крикнул в ответ: «Всё понятно, можешь идти». Ученик решил, что наставники согласны с предложением Его Высочества, поэтому так ему и доложил.

Наставники хранили молчание.

Как они вообще могли расслышать хоть какие-то звуки за окном в самый разгар карточной битвы??? Что бы они ни услышали, естественно, тут же небрежно бросили «Всё понятно», на самом же деле даже не осознавали, откуда шёл звук!

Се Лянь, нахмурившись, спросил:

— Как вообще что-то подобное могло произойти? Который из юных монахов настолько распоясался? Он не робкого десятка, раз позволил себе подобную неучтивость к моему посланнику.

Несмотря на то, что Се Лянь обыкновенно находился в дружеских отношениях с обитателями монастыря Хуанцзи и почти никогда не задирал нос, всё же он являлся потомком Сына Неба^[107], всеми почитаемым принцем, и даже стоя перед статуей божества на коленях, не выказывал и тени смирения. А мгновенная вспышка суровости и вовсе придала ему вид грозный и внушительный, без капли показного гнева. Все вокруг замолчали, будто цикады зимой. Лица наставников исказились неловкостью, положение сделалось довольно щекотливым.