— Тебе… тебе… следует похоронить его.

Лан Ин кивнул и ответил:

— Да. Я хотел выбрать место получше. Вот здесь довольно неплохо, деревья заслоняют от солнца, и рядом вода. Похороню его и пойду назад. Спасибо тебе за питьё.

Он кашлянул пару раз и вновь склонился, чтобы продолжить копать яму руками. Се Лянь же пробормотал:

— Нет. Тебе не нужно благодарить меня… не нужно благодарить меня, не нужно.

К тому времени подоспели Фэн Синь и Му Цин. Увидев, что один роет яму, а другой стоит рядом, остолбенев, юноши озадаченно замерли. Се Лянь был не в настроении рассказывать подробно, лишь повторил пару размытых фраз. Лишь спустя долгое время он вспомнил, что одной только воды не достаточно, ведь путнику ещё нужно вернуться в Юнъань. Поэтому принц запустил руку в рукав, поискал и, вынув кое-что ещё, протянул Лан Ину со словами:

— Возьми с собой.

Лан Ин остановился и внимательнее рассмотрел то, что принц держал в руках. Это оказалась тёмно-красная бусина, размером не больше ногтя. Яркая, гладкая и переливающаяся, она потрясала чудесной красотой. Даже если не знать, что это такое, одного взгляда хватало, чтобы понять — вещица наверняка исключительно драгоценная.

Та самая коралловая бусина, единственная сохранившаяся из пары серёжек, которые принц надевал на торжественное шествие в честь жертвоприношения Небесам на Празднике фонарей три года назад. У Му Цина о ней, можно сказать, осталось глубокое впечатление, поэтому при одном взгляде на бусину юноша чуть переменился в лице. Лан Ин даже не стал возражать, он будто утратил беспокойство о какой-либо вежливости, присущей нормальным людям. Мужчина протянул руку и забрал бусину, говоря:

— Благодарю.

Он заботливо припрятал бусину на поясе, снял со спины свёрток, осторожно положил его в яму и произнёс:

— Отец скоро вернётся навестить тебя.

Договорив, он также голыми руками старательно засыпал яму землёй и накрыл сверху тряпицей. Се Лянь прикрыл лоб и закрыл глаза. Спустя время, когда мужчина широкими шагами удалился, Фэн Синь изумлённо спросил:

— Ваше Высочество, что он туда зарыл? Он сказал «отец»? Он закопал тело?

Му Цина же заботило совсем другое, он произнёс:

— Ваше Высочество, только что я всё проверил и разузнал подробнее. Местность Юнъани и ранее не считалась богатой, храмов и монастырей там построено мало. Кроме того, в них, похоже, действует местное правило — те, кто ничего не подносят в дар, не могут войти и совершить поклонение, поэтому в храмы наследного принца приходят лишь члены зажиточных семей, а бедняки, что пострадали от засухи, не имеют такой возможности…

Се Лянь не ответил, лишь мрачно произнёс:

— Вы, отправляйтесь в Юнъань. Разузнайте обстановку. А я пойду к советнику и расспрошу подробно, что же, в конце концов, произошло.

Он никогда не выглядел таким угрюмым, поэтому двое помощников не посмели отнестись к приказу небрежно — оба ответили согласием и немедля отправились в путь. А Се Лянь развернулся и помчался в направлении горы Тайцан.

Судя по всему, не приходилось рассчитывать, что размеры бедствия в Юнъани малы, наиболее вероятно обратное. Но ведь, даже если он не слышал голосов, молящих о помощи, не может быть, чтобы в императорском дворце об этом ничего не знали!

Боги на небесах не вмешиваются в дела мира людей

Гора Тайцан, Пик наследного принца.

В этот час паломникам не разрешалось задерживаться на горе, всех попросили выйти через горные врата и покинуть монастырь Хуанцзи. Во дворце Сяньлэ монотонно звучали молитвы — больше тысячи монахов собрались на вечерние чтения сутр. А проводили церемонию четверо наставников, которые расположились у ног той самой золотой статуи пяти чжанов в высоту.

В храме от пола до самого потолка по обеим сторонам выстраивались ряды молитвенных фонарей. Се Лянь спустился с небес, мягко паря, и опустился на постамент, чтобы усесться как раз перед собственным изваянием.

Взмахом руки он призвал из ниоткуда лёгкий ветерок, от которого бесчисленные фонари стали вращаться. Пламя заплясало тусклыми тенями, монахи дружно задрали головы, цокая языком от удивления. По залу поползли шепотки. Советник, который до этого, полуприкрыв веки, расслабленно сидел в своём кресле, теперь вдруг открыл глаза и произнёс:

— Закончим сегодня на этом. Ступайте все к себе.

Монахи поднялись с мест и покинули зал. Другие наставники, хоть и не могли увидеть Се Ляня собственной персоной, всё же догадались, что кто-то явился советнику, и потому все вместе вышли прочь, закрыв за собой двери божественного храма. Как только створки захлопнулись, Се Лянь, уже не в силах медлить, начал говорить:

— Советник, вы знаете о засухе в Юнъани? Похоже, отец ничего не предпринимает по этому поводу, неужели при дворе что-то случилось? Или же он просто не знаком с положением дел до конца?

Небожителям запрещалось самовольно являться перед простыми смертными, за исключением лишь одного случая. Разрешалось общаться с советниками, верховными религиозными служителями и другими людьми, достигшими высокого положения на стезе самосовершенствования. Такие люди несли в мир слово небожителей, поэтому Се Лянь мог говорить с советником напрямую. Правило о том, что «в храме наследного принца нельзя преклонять колени», Се Лянь как раз передал людям через советника.

Принц полагал, что какие-то особые обстоятельства поставили государя в безвыходное положение и не позволяли ему оторваться от дел и разобраться с бедствием в Юнъани. Либо государю и вовсе не известно о том, что засуха настолько серьёзная, что привела к массовым смертям. К удивлению принца, советник ответил:

— Его Величество глава государства в добром здравии, никаких серьёзных проблем не возникало, и ему прекрасно известно о бедствии, случившемся в Юнъани.

Се Лянь на мгновение замер:

— Но почему каждый раз, когда отец приходил в монастырь Хуанцзи, я не слышал, чтобы он молился за Юнъань? Почему он даже словом не обмолвился?

Принц долгое время находился не в ладах с отцом, однако прекрасно знал, что государь вовсе не из числа невежественных правителей. И раз уж он взял на себя величайшую ответственность титула Сына Неба, даже при крайне серьёзном разделении на высших и низших не могло дойти до безучастного отношения к бедам простого люда. Советник ответил:

— Его Величество государь здесь ни при чём. Это я рекомендовал ему и государыне во время молитв не поднимать вопрос Юнъани.

— Почему?

— Потому что это бесполезно.

Се Лянь оторопело переспросил:

— Что значит — бесполезно? — Помолчав, он повернул голову и добавил: — Вы имеете в виду, что я Бог Войны и не могу контролировать засуху, поэтому упоминать об этом при мне бесполезно? Но неужели вы забыли, что я не просто Бог Войны, а ещё и наследный принц Сяньлэ? Народ моего государства погряз в бедах и страданиях, как я могу спокойно на это смотреть и ничего не предпринимать? — Поразмыслив ещё пару мгновений, он продолжил: — Ныне спасение пострадавшего народа Юнъань — это дело первостепенной важности. Попрошу вас от моего имени передать отцу послание. Довольно строить какие-то божественные храмы и дворцы, во всей стране уже и так слишком много храмов наследного принца, мне они не нужны в таком количестве. И ещё эти золотые статуи, пусть переплавят всё, что возможно, чтобы выделить деньги на спасение людей от бедствия. На западе, в Юнъани, воды не хватает из-за засухи, так выкопайте речной канал, чтобы отвести во́ды с востока, оросить посевы, напитать почву…

Пока он говорил, советник всё качал головой и приговаривал:

— Слишком рано. Слишком рано.

— Что вы имеете в виду, говоря «слишком рано»?

— Теперь ты понимаешь, почему я говорил, что тебе не следовало возноситься слишком рано? Потому что народ твоего государства ещё не вымер.

Се Лянь широко округлил глаза и мрачным тоном выкрикнул:

— Советник! Вы… что вы такое говорите? Что значит… что значит — народ моего государства ещё не вымер?!