Сердце Се Ляня напряжённо сжалось, он произнёс:

— Но все процветающие регионы государства Сяньлэ и подавляющее большинство населения сконцентрированы на Востоке, людей там наверняка в три раза больше, чем на западе, особенно в столице. И если там случится засуха…

Фэн Синь тоже немедленно осознал:

— Последствия будут наверняка серьёзнее, чем в Юнъани, погибнет ещё больше людей!

Му Цин кивнул и с сосредоточенным выражением на лице продолжил:

— Волнения, которые возникнут из-за этого, также будут намного масштабнее.

Сделав глубокий вдох, Се Лянь произнёс:

— Значит, по этой причине советник сказал, что мой отец не обязательно принял верное решение, но и ошибочным его назвать нельзя? Он просто сделал выбор.

— Поэтому, Ваше Высочество, это хорошо, что никто не приходил в твои храмы молиться за Юнъань. Оставь этот выбор Его Величеству государю.

Се Лянь, не ответив, обернулся.

Каждый, кого принц встречал по дороге сюда, был похож на загорелый дочерна обтянутый кожей скелет, мужчины и дети ходили с голым торсом, рёбра у них на груди проступали рядами, отчётливыми до невозможности. На лицах женщин трескалась омертвевшая кожа, глаза безжизненно потухли. Никто уже не хотел двигаться, да и сил на это у них не осталось. Всё источало предсмертное зловоние, от которого хотелось с криком бежать из этих краёв, находящихся на последнем издыхании, и поскорее вернуться в великолепную оживлённую столицу, где песни и пляски, где всё сияет золотом.

Спустя долгое молчание принц произнёс:

— Пока останьтесь здесь и помогите. Принесите столько воды, сколько сможете. Мне нужно подумать.

Фэн Синь отозвался:

— Хорошо. Подумай как следует, а когда придумаешь, скажи нам, что делать, и всё.

Се Лянь похлопал его по плечу и развернулся, чтобы уйти. Только за его спиной прозвучал спокойный голос Му Цина:

— Ваше Высочество, тебе действительно стоит как следует поразмыслить. Мы можем помогать десять, двадцать дней, но никак не год и не два. Можем спасти сотню человек, но никак не несколько сотен тысяч. Ты всё-таки Бог Войны, а не Бог Воды. Но будь ты даже Богом Воды, ты бы не смог создать воду из ничего. Если проблему не решить в корне, продолжать в том же духе — тоже не выход. Это будет бесполезная трата сил, словно попытка стаканом воды потушить разгоревшийся воз дров, вот и всё.

Средь суеты мирской тебя я встречу, среди дождя цветок я отыщу

Его слова заставили Се Ляня на миг остановиться, но принц не обернулся — махнув рукой, он всё-таки пошёл вперёд.

Вернувшись в столицу Сяньлэ, Се Лянь первым делом направился в императорский дворец.

Он и сам не знал, зачем пошёл туда. Ведь вовсе не для того, чтобы повидаться с родными. И не только из-за правила о том, что небожителям запрещается самовольно являться смертным. Более весомая причина — с течением лет он всё сильнее отдалялся от дома, не зная, о чём ему говорить с родителями. В этом, наверное, похожи все сыновья и дочери под небесами. Принц скрыл свою сущность и, обойдя до боли знакомые уголки императорского дворца, не приметил нигде Его Величество государя, и потому направился во дворец Цифэн, где наконец нашёл и отца, и матушку.

Родители о чём-то говорили, отпустив слуг. Государыня сидела на краю кушетки и растерянно поигрывала в руках золотой маской — той самой, что Се Лянь надевал три года назад на шествие в честь жертвоприношения Небесам во время Праздника фонарей. Черты и выражение лица маски, вышедшей из-под умелой руки мастера, в точности повторяли облик самого Се Ляня. Поэтому, надевая маску, принц не ощущал дискомфорта. Однако, увидев её в чужих руках, Се Лянь почувствовал себя жутковато. Государь, который сидел рядом, произнёс:

— Довольно играться с ней. Положи и скорее подойди размять мне голову.

В присутствии других людей государь и государыня до последней мелочи соблюдали все надлежащие правила, однако Се Ляню с детства виделось яснее ясного: его родители в отсутствие зрителей — обыкновенная супружеская пара, которые частенько ворчат друг на друга. Государыня, как было велено, положила маску, села рядом с мужем и начала разминать ему виски, как вдруг провела рукой по волосам супруга и сказала:

— Седых прядей снова прибавилось.

Се Лянь пригляделся и в самом деле увидел, что виски отца чуть посеребрила седина, неожиданно прибавив мужчине возраста. Принц подумал: «Но ведь отец совсем недавно приходил в монастырь Хуанцзи за благословением. И тогда его волосы всё ещё были чёрными, почему же вдруг поседели?»

Государыня взяла зеркало, чтобы передать его мужу, однако государь ответил:

— Не нужно, не нужно. В следующий раз перед отправкой на гору Тайцан снова покрашу седину в чёрный.

Лишь теперь Се Лянь осознал: «Так его волосы поседели не за эти дни! А задолго до этого. Но каждый раз, отправляясь ко мне, он красил их чёрной краской. А я целыми днями выслушивал молитвы верующих, носился по делам, выбиваясь из сил, и крайне редко приходил навестить их, поэтому ничего не замечал».

Когда к принцу пришло осознание, он испытал невыносимый стыд. К его огромному облегчению, сейчас     родители не могли его увидеть. Государыня, разминая  супругу голову, принялась ворчать:

— Я каждый день прошу тебя ложиться спать пораньше, а ты меня не слушаешь, и ещё говоришь, что я тебя всё время отчитываю. Видишь, как теперь некрасиво? Если покажешься нашему сыну таким, он и вовсе не захочет с тобой видеться.

Государь недовольно хмыкнул:

— С той поры, как твой царственный сын повзрослел, он стал самостоятельным, и уже тогда не хотел со мной видеться. — Несмотря на свои слова, мужчина всё-таки украдкой заглянул в лежащее на краю кровати зеркало и пробормотал: — И вовсе не так уж некрасиво! Лицо ведь прежнее.

Се Лянь невольно остолбенел. Он никак не ожидал увидеть отца со стороны, которую тот скрывал от сына — оказывается, за его спиной отец насмешливо «ругал» его. Принц не смог удержаться от улыбки, как и государыня, которая, сдерживая смех, сказала:

— Ну хорошо, хорошо. Ничего некрасивого. А всё же здоровье важнее дел государственных, сегодня пойди спать пораньше.

— Я не могу отдыхать. В последнее время многие жители Юнъани бегут в столицу. Пришли, так пришли, но зачем же повсюду шуметь? Из-за них народ охвачен тревогой. Задача не из простых.

Так значит, отец поседел как раз из-за случившейся в Юнъани засухи. Сердце Се Ляня сжалось от необъяснимого и очень неприятного чувства.

— Я слышала. Жун-эр сказал, что он тоже повстречал одного беженца из Юнъани. Говорят, тот хотел украсть деньги из храма. Как страшно…

Государь сосредоточенно произнёс:

— Да, это пугает. Если беженцев наберётся лишь пара десятков или сотен, пусть приходят. Но вдруг явится несколько сотен тысяч, которые начнут вот так носиться по столице? Последствия даже представить невозможно.

Государыня, задумавшись, заметила:

— Возможно, ничего страшного не случится. Если они будут вести себя порядочно и законопослушно, то пусть остаются, раз пришли.

— Разве может правитель государства рисковать, полагаясь на такие слова как «возможно, ничего не случится»? Тем более ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они явились сюда. Приютить ещё несколько человек — это не так просто, как положить на стол ещё несколько пар палочек. Процесс весьма сложный. Ты в этом не понимаешь, так что лучше не рассуждай.

— Хорошо, не буду. Всё равно я ничего не смыслю в том, о чём ты говоришь. Если бы наш сын был здесь, он, по крайней мере, мог бы разделить с тобой эти заботы.

— Он? Он-то что может сделать? Не добавлял бы мне хлопот, и на том спасибо. — Как только речь зашла о Се Ляне, государь снова взбодрился для разговора: — Я уж не стану говорить, что твой царственный сын, почти двадцати лет от роду, воспитывался словно принцесса. Даже если он узнает, пользы не будет, только забот прибавится. Пускай себе летает по небесам и занимается своими делами. Лучше ему пребывать в неведении. Теперь он больше не наследный принц, мирские дела его не касаются. Если любит летать, пусть налетается вдоволь.