— Не ходи туда! — позвала Цзянь Лань. — Это же…

Вероятно, охранники, стоящие у дворца Наньяна, получили от Цзюнь У указания, что дух нерождённого — его питомец или гончий пёс, поскольку они и глазом не повели, пропуская тварь внутрь. Делать нечего — Цзянь Лань пришлось отправиться следом. Похоже, дух испытывал глубочайшее чувство ненависти к Фэн Синю, и Се Лянь забеспокоился о последнем.

— Сань Лан?

Хуа Чэн, на кончике пальца которого уже сидела почти невидимая бабочка, ответил:

— Призрачная бабочка последовала за ней.

Се Лянь кивнул, и они начали наблюдение за происходящим во дворце Наньяна. Цзянь Лань, пригибаясь как кошка, на цыпочках прошмыгнула в покои, словно не желала быть замеченной, и шёпотом позвала:

— Цоцо…

Однако незамеченой она остаться не могла. Дух нерождённого промчался в главный зал, где хозяин дворца как раз медитировал, восстанавливая силы. Открыв глаза, он столкнулся взглядом с демоницей, и оба застыли как вкопанные.

Вначале Фэн Синя постигло удивление, затем он радостно поднялся на ноги:

— Цзянь Лань! Что ты здесь делаешь? С тобой всё в порядке? Ты как раз вовремя, помоги мне…

Неожиданно маленький дух с громким воем выпрыгнул между ними, выплюнул редиску на пол и с силой пнул по ней ножкой. Надкушенный редис прилетел прямо в лицо Фэн Синю с громким «бум»!

Дух при этом, чрезвычайно гордый собой, заверещал и злобно захихикал, словно ожидая похвалы от матери. Фэн Синь от удара чуть не потерял сознание, из его носа тут же хлынула кровь, утирая которую, он в гневе рявкнул на духа:

— Ты что творишь?! А ну веди себя смирно!

Но как бы он ни ярился, дух нерождённого ярился ещё сильнее, показывая Фэн Синю язык. Фэн Синь, сделав прыжок, попытался схватить паршивца, но тот раскрыл огромную кровавую пасть и вцепился ему в плечо, да так, что сбросить его никак не получалось. Знакомое зрелище казалось и страшным, и смешным одновременно. Бешено потрясая рукой, Фэн Синь, не в силах отделаться от твари, разгневался окончательно:

— Твою мать!!! Да твою ж мать!!! Тебя что, давно не лупили?! Что за демонёнок!

Цзянь Лань наконец опомнилась:

— Прекрати! Какое ты имеешь право бить и ругать его?!

Фэн Синь, на которого она накричала, наконец застыл, умерив свой пыл, и попытался объясниться:

— Он… он ведь принял всеобщего врага за отца родного! Как он может бегать за Цзюнь У подобно… Как он мог до такого докатиться?!

— Как он мог до такого докатиться? — выплюнула Цзянь Лань. — Да ведь всё из-за тебя! Коли ребёнок невоспитан, в том вина отца. Если бы ты выполнял свои обязанности, «папаша», разве твоего сына вынули бы из чрева матери, чтобы превратить в такое? «Что за демонёнок»? Твой демонёнок!

С каждой её фразой Фэн Синь отступал на шаг, и его голос звучал всё тише:

— Но… но ведь я ничего не знал. К тому же, ведь ты тогда сама велела мне проваливать…

— Ха! Я велела тебе проваливать, потому что ты сам этого хотел! Каждый день приходил ко мне с траурным лицом. Как я могла не знать, о чём ты думаешь, ночуя рядом с тобой?! Ты должен был прислуживать своему принцу, при этом собирать деньги мне на выкуп, тебя одолевали проблемы, усталость и раздражение! Но ты не мог сам махнуть рукавом и уйти. Поэтому я решила тебя выпроводить!

— Да, тогда я очень уставал! Но ты меня не раздражала! Я хотел тебя выкупить!

Цзянь Лань ткнула его пальцем в грудь:

— Да ладно! Выкупить, выкупить… Ты сам прекрасно знаешь, что тогда не смог бы собрать суммы для моего выкупа! Ты же изо дня в день берёг каждую монетку, все дни проводил на улице, зарабатывая представлениями, да ещё должен был заботиться о целой императорской семье. Мне не приходилось содержать тебя, и на том спасибо. Но поверить, что ты смог бы меня выкупить? Я ждала бы до бесконечности!

— Сначала ты вела другие речи, мы ведь с тобой обо всём договорились! А если я дал слово, непременно сдержал бы…

Цзянь Лань перебила:

— Таких как ты, клянущихся на словах в вечной любви, не перечесть! Но подумай, что ты мне дал? Что ты мог мне дать? Из приличного — только тот золотой пояс… ах да, о том поясе, ты ещё и велел ни в коем случае не продавать его!

Фэн Синь с каждым её тычком всё отступал, на его лице застыло измученное выражение. А Цзянь Лань распалялась всё сильнее:

— Или те дурацкие талисманы? Да мне свиным жиром глаза залило, раз я поверила в бредни, что твои вонючие талисманы способны кого-то защитить. Ни капли удачи они мне не принесли, наоборот — несчастья сыпались одно за другим! Ты… денег приносил всё меньше, а сердился всё больше. Что мне ещё оставалось делать, кроме как выгнать тебя, а? Ждать, пока ты помрёшь от усталости?! Ждать, пока ты начнёшь раздражаться и жаловаться, что ненавидишь меня, что не хочешь больше меня видеть?!

Не только Фэн Синь, но и Се Лянь на крыше дворца Наньяна не представлял, что на это сказать.

Так вот в чём дело.

Слова Цзянь Лань заставили принца многое вспомнить. Те времена, когда Фэн Синь рано уходил и поздно возвращался в полном изнеможении, когда он то грустил, то радовался без причины. И даже однажды решился попросить у Се Ляня денег.

Все эти мелкие странности вдруг получили объяснение. Фэн Синь состоял в свите Се Ляня, был его хорошим другом, но вовсе не вассалом. Он вполне мог завести собственную семью, жену и ребёнка, и даже встретил такую девушку… Но, как назло, именно в самые тяжёлые времена, когда Се Ляня низвергли в первый раз.

Тогда принц не мог быть уверенным в собственной безопасности, что уж говорить о том, чтобы обращать внимание на что-то другое?

Ему приходилось трудно, и Фэн Синю приходилось нелегко. Всем приходилось нелегко. И в конце концов они больше не смогли выносить эти тяготы. Наверное, Цзянь Лань предвидела подобный итог.

Но даже в те времена Фэн Синь прикладывал все возможные старания, чтобы поддержать принца. Даже отдавал Цзянь Лань талисманы, которые больше никто не желал брать, говорил ей, что они защитят и привлекут удачу. Поэтому женщина с осторожностью хранила их, положив в одежду для ещё не родившегося ребёнка.

Конечно, в итоге талисманы не принесли им никакой удачи.

Цзянь Лань, похоже, поняла, что сказала то, чего говорить не следовало, схватила своё дитя и направилась прочь.

— Цзянь Лань!!! — остановил Фэн Синь. Он почесал голову с расстроенным выражением, которое крайне редко появлялось на его лице. — Цзянь Лань… вернись. Я всё же… Ох, мне кажется, я… хочу заботиться о вас. Я должен заботиться о вас. Это мой долг, ведь я обещал тебе.

Цзянь Лань развернулась, внимательно посмотрела на него, прижала своё дитя к груди покрепче и хмыкнула:

— Не стоит. Я знаю, ты гнушаешься своего сына, в твоих глазах он — просто демоническая тварь. Ну ничего, зато я не гнушаюсь.

Фэн Синь наконец пришёл в себя и возразил:

— Я вовсе не гнушаюсь его!

— Ну а почему ты каждый раз так жесток к нему? Ты действительно сможешь посмотреть на него как на своего ребёнка?

— Если он способен измениться к лучшему, почему же я не смогу?

Цзянь Лань презрительно усмехнулась:

— Тогда я спрошу ещё вот что. Ты, как небесный чиновник, решишься признать его?

Фэн Синь застыл.

Ответ был очевиден. Дух нерождённого, свернувшись на руках у матери, скалил острые зубы и походил на ещё не выросшую до конца ядовитую тварь или недоразвитого детёныша дикого зверя. Но никак не на человека.

Какой небесный чиновник решится взять на себя такой груз, сказав лишь слово? Признав подобное демоническое создание своим родным сыном? Ведь это означает огромное грязное пятно, которое нанесёт удар по всему — авторитету, последователям и огням благовоний!

Когда «нельзя» означает «можно»

Впрочем, Фэн Синь помедлил совсем немного, прежде чем дать ответ. Он уже почти открыл рот, когда Цзянь Лань язвительно усмехнулась:

— Да брось, тебе даже отвечать не нужно. Ты сейчас лишь узник, и любые обещания прозвучат впустую, я ни единому слову не поверю. Не говори ничего. А захочешь признать — я тебе этого не позволю!