— Разве?

Се Лянь глянул на него и с улыбкой сказал:

— Видимо, я просто зацепился за твою удачу, Сань Лан.

С этими словами он вспомнил, что собирался заменить занавеску на двери, поэтому достал из рукава новую и повесил в проёме. Отступив на несколько шагов назад, чтобы её разглядеть, Се Лянь заметил, что Сань Лан остановился рядом. Принц повернулся к нему и спросил:

— Что-то не так?

Сань Лан, не отрываясь, смотрел на занавеску с задумчивым видом. Проследив за его взглядом, Се Лянь обнаружил, что юноша смотрит на заклятия, изображённые на занавеске.

Талисман этот принц нарисовал на скорую руку, заклятия на нём теснились в несколько слоёв друг на друге, распространяя довольно серьёзную защитную ауру. Талисман предназначался для отпугивания нечистых сил, мог предотвратить вторжение демонических тварей извне. Вполне возможно, что надписи также притягивали неудачи, поскольку были выполнены лично рукой Се Ляня, но пока это выяснить не представлялось возможным. И раз уж двери в монастыре не имелось, принц всё же решил нарисовать на занавеске талисман, для пущей сохранности.

Теперь же, увидев, как юноша неподвижно застыл прямо перед талисманом, Се Лянь ощутил, как дрогнуло сердце, и позвал:

— Сань Лан?

Неужели это талисман преграждал ему путь, не позволяя переступить порог монастыря?

Необычная беседа о Крепости Полумесяца в монастыре Водных каштанов

Сань Лан взглянул на принца, улыбнулся и ответил:

— Я ненадолго отлучусь.

Легко обронив эту фразу, юноша немедля развернулся и ушёл. Здравый смысл подсказывал Се Ляню, что стоило бы догнать его и расспросить, но в то же время принца посетило странное чувство — ведь юноша сказал, что отлучится ненадолго, а значит, слишком много времени ждать его не придётся, и он наверняка вернётся снова. Се Лянь в одиночестве вошёл в монастырь.

Порывшись в куче барахла, которое он вчера вечером насобирал, шатаясь по улицам посёлка, Се Лянь одной рукой вытащил котелок, а другой нашарил широкий кухонный тесак. Оглядев фрукты и овощи, лежащие на столе, принц принялся за дело.

Прошло около получаса, когда снаружи монастыря Водных каштанов всё-таки послышался звук шагов — неспешных, но и не прогулочных; едва услышав этот звук, можно было легко представить юношу, вольготно выхаживающего по дороге к монастырю.

К тому времени овощи в руках Се Ляня уже превратились в два блюда, на которые он смотрел уж и так, и сяк, но в конце концов тяжко вздохнул, не желая больше смотреть, вышел на улицу и, как ожидал, снова увидел Сань Лана.

Вероятно, от того, что солнце пекло слишком сильно, юноша снял верхнюю красную рубаху и небрежно повязал её на поясе. Сверху осталась лишь лёгкая белая сорочка, рукава которой юноша закатал, всем своим видом выражая любовь к чистоте. Одной ногой наступив на прямоугольную доску, в левой руке он крутил меч для рубки хвороста. Наверное, позаимствовал у местных. С виду меч казался притуплённым и тяжёлым, но при этом легко порхал в руках юноши, даже, кажется, сделался остро заточенным, время от времени откалывая щепки от доски, словно снимая шкуру. Мельком заметив, что Се Лянь вышел из монастыря, Сань Лан объяснил:

— Хочу кое-что смастерить.

Се Лянь приблизился и увидел, что юноша, оказывается, мастерит новую дверь. К тому же, точно по размеру, аккуратную и красивую, с гладкой поверхностью, весьма искусной работы. Поскольку юноша был выходцем не из простолюдинов, Се Лянь посчитал, что он, вероятно, совершенный невежда во всём, что касается работы руками. Оказалось же, что юноша справляется с таким нелёгким делом вполне проворно, поэтому принц произнёс:

— Спасибо тебе за помощь, Сань Лан.

Тот лишь улыбнулся, ни слова не сказав в ответ. Отбросив меч для хвороста в сторону, он установил дверь на место, постучал в неё и обратился к Се Ляню:

— Раз ты собрался рисовать защитный талисман, рисуй сразу на двери, так ведь намного лучше, не находишь?

Договорив, юноша, как ни в чём не бывало, приподнял занавеску и вошёл внутрь.

По всей видимости, суровые заклинания на занавеске совершенно не возымели на него устрашающего действия, Сань Лан абсолютно не обратил на них внимания.

Се Лянь закрыл новую дверь, потом не сдержался и открыл снова, потом закрыл, опять открыл, закрыл, и подумал, что дверь и впрямь отличная. Вот так он открывал и закрывал её, пока не осознал, что, должно быть, выглядит весьма глупо. Сань Лан тем временем уже уселся внутри. Се Лянь бросил развлекаться с дверью, вынул тарелку маньтоу, поднесённых утром жителями деревни, и поставил на стол.

Сань Лан, посмотрев на маньтоу, не обронил ни слова, лишь тихонько усмехнулся, словно что-то разглядел. Се Лянь же, сохраняя невозмутимость, налил два стакана воды и уже собирался сам сесть к столу, как вдруг заметил на предплечье Сань Лана под закатанным рукавом рубашки вытатуированную иероглифическую надпись, весьма странную на вид. Сань Лан, заметив его взгляд, опустил рукав и с улыбкой пояснил:

— В детстве наколол.

Раз уж юноша скрыл надпись, значит, говорить о ней не собирался. Се Лянь это понял, поэтому сел, поднял взгляд на картину, написанную юношей, и поинтересовался:

— Сань Лан, портрет просто замечательный, неужели кто-то из твоей семьи научил тебя рисовать?

Сань Лан, несколько раз проткнув палочками маньтоу, ответил:

— Никто меня не учил. Я рисовал для собственного удовольствия.

— Но как же ты научился писать даже «Наследного принца Сяньлэ под маской бога»?

Сань Лан с улыбкой ответил:

— Ты разве не сказал, что мне известно всё на свете? Конечно, я знаю и как нарисовать его портрет.

Ответ прозвучал весьма нахально, но в то же время простодушно и открыто, словно юношу совершенно не беспокоили подозрения Се Ляня, и он не боялся неудобных вопросов. Се Лянь же расплылся в улыбке и больше ничего не спросил. Внезапно снаружи вновь послышался шум и гам. Оба, не сговариваясь, подняли взгляд друг на друга.

Кто-то затарабанил в дверь с криком:

— Святой! Ох, беда, святой, на помощь!

Се Лянь, открыв дверь, увидел толпу народа, которая стояла, образовав круг. Староста деревни, заметив принца, обрадовано заголосил:

— Святой! Этот человек, кажется, при смерти! Скорее, спаси его!

Услышав, что кто-то при смерти, Се Лянь торопливо подошёл разузнать, в чём дело. Оказалось, что толпа окружила монаха, нечёсаного, неумытого, да ещё с ног до головы покрытого жёлтым песком. Одежды его были изодраны, а подошвы башмаков стёрты до дыр, словно он много дней провёл в бегах, а сейчас, не выдержав усталости, свалился без сознания, тут жители деревни его и подобрали.

Се Лянь заверил:

— Не о чем беспокоиться, он ещё жив.

Наклонившись к бедняге, принц нажал на несколько точек на его теле, попутно замечая при нём немало предметов, таких как восьмиугольный гадательный диск и стальной меч, которые являлись действующими артефактами. Видимо, незнакомец — не просто странствующий путник, и от этой мысли сердце Се Ляня наполнилось тяжестью. Совсем скоро монах наконец постепенно пришёл в себя и хрипло проговорил:

— Что это за место?..

Местные ответили ему:

— Деревня Водных каштанов!

Монах забормотал:

— Выбрался… Я выбрался… Наконец-то удалось сбежать… — Оглядевшись по сторонам, он вдруг распахнул глаза и в страхе заголосил: — Спаси… спасите, помогите!

Подобную реакцию Се Лянь предвидел сразу. Он обратился к монаху:

— Уважаемый друг на тропе самосовершенствования, что же всё-таки с вами приключилось, кого нужно спасти, в чём дело? Не переживайте так, спокойно всё расскажите.

Жители деревни поддержали:

— Ага, бояться не надо, наш местный святой уж точно поможет тебе уладить любое дело!

Се Лянь застыл в неловком замешательстве.

Односельчанам ни разу не приходилось видеть, применял ли он какие-либо чудесные способности, но, тем не менее, они действительно считали его живым божеством, так что Се Лянь даже не знал, что на это ответить, про себя подумав: «Я бы ни в коем случае не стал обещать уладить любое дело».