Первая про́клятая канга крепко опоясывала его шею, вторая плотно обнимала ногу. Как ни посмотри, обе располагались на не совсем привычных местах, да к тому же их нельзя было скрыть. Раньше, если кто-то спрашивал Се Ляня об этом, он наобум отвечал, что того требуют его тренировки в самосовершенствовании, но если сейчас об обручах спросит Сань Лан, наверняка будет не так просто придумать ответ.

Однако, вопреки ожиданиям, Сань Лан лишь некоторое время посмотрел на его ногу, но говорить ничего не стал. Се Лянь также решил не заострять на этом внимания и лёг на циновку. Юноша смирно улёгся рядом, прямо в одежде: судя по всему, не привык спать на полу раздетым. Се Лянь подумал, что всё-таки стоит где-то раздобыть кровать, а вслух сказал:

— Отдыхай.

Лёгким выдохом он погасил пламя красной свечи.

На рассвете следующего дня, когда Се Лянь открыл глаза, Сань Лана рядом не оказалось. А когда он поднял взгляд, сердце его дрогнуло. Над столом для подношений уже висел портрет.

А на портрете красовался юноша в парадном одеянии, с золотой маской на лице, в одной руке он держал меч, в другой — цветок. Стиль рисунка был непревзойдённо хорош, краски утончёнными и притягивающими взгляд. То был истинный портрет «Наследного принца Сяньлэ под маской бога».

Се Лянь уже много лет не видел подобных картин, а взглянув на эту, долго не мог пошевелиться. Лишь спустя какое-то время он поднялся, надел монашеские одежды и поднял занавеску в монастырь. Сань Лан стоял снаружи, спрятавшись в тени и откинувшись назад, поигрывая метлой в руках и глядя на небо, словно мучаясь от безделья.

Кажется, юноша действительно не слишком любил солнечный свет. Он глядел вверх с таким выражением лица, словно обдумывал способ сбить солнце с неба и растоптать ненавистный шар, чтобы от него остался лишь сноп сияющих искр. Снаружи высилась куча опавших листьев, которые уже были сметены в сторону. Се Лянь, выйдя за порог, спросил:

— Как тебе спалось прошлой ночью?

Сань Лан, всё так же опираясь на стену, повернулся к нему и ответил:

— Неплохо.

Се Лянь подошёл, взял метлу из его рук и задал ещё вопрос:

— Сань Лан, портрет на стене монастыря, его ты нарисовал?

— Гм.

— Отличная работа.

Уголки рта юноши на миг приподнялись, однако он ничего не сказал в ответ.

Возможно, потому, что вчера ночью он беспокойно спал, сегодня его волосы выглядели ещё более растрёпанными. Пряди торчали во все стороны, крайне небрежно, но по правде говоря, также и крайне симпатично: свободно, но не беспорядочно, с ноткой лукавости. Се Лянь спросил, указав на свои волосы:

— Может быть, я помогу тебе?

Сань Лан кивнул и направился за Се Лянем в дом. А когда уселся, принц распустил его волосы и, взяв чёрные пряди в руки, начал с преспокойным видом внимательно рассматривать их.

Пускай даже линии на ладонях и пальцах юноши были идеальными — не придерёшься, а всё-таки перекинувшаяся в человека нечисть всегда в чём-то, да допустит ошибку. Волосы живого человека невозможно сосчитать, но при этом каждый волосок отдельный, разглядеть его можно очень чётко. А что касается демонов, многие надевали на себя фальшивую телесную оболочку, волосы которой выглядели либо цельным чёрным облаком, либо склеенными вместе, словно тканые лоскуты, либо… волосы и вовсе не росли на их головах.

Вчера вечером Се Лянь убедился, что линии на руках и пальцах юноши на месте, и на этом принцу бы успокоиться, однако, увидев портрет, нарисованный утром, он вновь не смог удержаться от смутных подозрений.

Разве обычный человек мог бы нарисовать подобную картину?

Пальцы его мягко скользили по волосам юноши, медленно перебирая пряди и пытаясь разглядеть недочёты, однако волосы Сань Лана оказались натуральными, очевидно, без каких-либо странностей. Спустя некоторое время, возможно оттого, что Сань Лану стало щекотно от поглаживаний принца, он хохотнул, склонил голову, искоса глядя на Се Ляня, и спросил:

— Гэгэ, ты помогаешь мне причесаться или хочешь сделать что-то другое?

С распущенными волосами юноша выглядел ослепительно прекрасно, без изъяна, даже прибавилось очарования. Его вопрос звучал насмешливо, на что Се Лянь с улыбкой ответил:

— Уже всё, — и быстро собрал волосы юноши в хвост.

Вот только, когда утренний туалет в исполнении принца был завершён, Сань Лан посмотрел в отражение в тазу с водой, затем обернулся к Се Ляню и приподнял бровь. Принц же, поглядев на него, лишь тихонько кашлянул.

Только что причёска Сань Лана выглядела кривой, а теперь, когда Се Лянь причесал его, она по-прежнему осталась кривой.

И хотя Сань Лан ничего не говорил, а лишь смотрел на него, Се Ляню показалось, что он не смущался вот так уже по меньшей мере несколько сотен лет. Только принц собирался опустить руки и сказать «подойди, давай попробуем ещё раз», как снаружи раздался многоголосый галдёж, следом за топотом стали слышны отчётливые крики:

— Святой!!!

Се Лянь, услышав подобное, удивлённо выбежал на улицу и увидел толпу, окружившую монастырь: каждый выглядел взволнованным, лица их покраснели, а староста деревни, который всех и привёл, одним прыжком оказался подле Се Ляня, схватил того за руку и принялся восклицать:

— Святой! В нашей деревушке наконец-то появился настоящий святой с небес! Поистине, прекрасное событие!!!

Се Лянь так и остолбенел.

Остальные жители деревни окружили их и заголосили:

— Святой, добро пожаловать в нашу деревню Водных каштанов! Живи на здоровье!

— Святой! Ты можешь ниспослать мне благословение на поиски жены?!

— Святой! А можешь благословить, чтобы в моём доме поскорее родился ребенок?!

— Святой! Я принёс тебе свежих водяных каштанов! Хочешь поесть?! А заодно благослови меня на сбор богатого урожая в этом году, идёт?!

Деревенские жители оказались слишком гостеприимными. Се Лянь, осаждённый ими со всех сторон, непрерывно отступал назад, про себя горестно причитая. Вчерашний старик всё-таки оказался болтуном, ведь Се Лянь просил его держать рот на замке, но сегодня, едва встав с постели, принц стал известен на всю деревню!

Местные, в сущности, даже не знали, которому божеству посвящён этот монастырь, но каждый непременно желал возжечь внутри благовония: ведь не важно, что за божество, на Небесах кругом одни лишь божества, какому ни поклонись, хуже точно не сделается. Се Лянь вначале предполагал, что никто так и не придёт в его монастырь, и за целый год ему не дождаться и десяти прихожан, поэтому приготовил лишь маленькую связку благовоний. Кто же знал, что толпа разберет всё подчистую — курильница для благовоний оказалась сплошь утыкана зажжёнными палочками, а комната заполнилась ароматным дымком. Давно отвыкший от запаха благовоний, Се Лянь закашлялся, при этом отвечая на вопросы молящихся:

— Кхэ-кхэ, уважаемые односельчане, божество не сможет пообещать вам несметные богатства, правда, кхэ, прошу вас, ни в коем случае не просите о деньгах! Последствия могут оказаться непредсказуемыми! Простите, но брак тоже не в его компетенции… Нет, нет и нет, рождением детей он также не ведает…

Сань Лан, не обращая внимания на кривую причёску, сидел у ящика для пожертвований и одной рукой подпирал подбородок, а другой неспешно закидывал в рот водяные каштаны. Многие деревенские девушки, завидев юношу, заливались краской поярче румяной зари и спрашивали у Се Ляня:

— А нельзя ли…

И хотя они даже не успевали сказать, что им нужно, Се Лянь немедля прерывал их речи:

— Нельзя!

Наконец, толпа еле-еле схлынула, только теперь стол для подношений оказался завален фруктами, дынями и овощами, даже рисом, лапшой и другими продуктами. Что ни говори, а всё-таки неплохое подношение. Се Лянь принялся выметать наружу мусор, оставшийся после прихожан.

Сань Лан вместе с ним вышел из монастыря и произнёс:

— Неплохой улов.

Се Лянь, не отвлекаясь от подметания, заметил:

— В обычных обстоятельствах ещё полмесяца никто даже не заглянул бы сюда.