Стихотворные строки гласят: «Стоит на Небесах из белой яшмы стольный град, пятью стенами дюжина дворцов окружена. Святой коснулся там моей макушки дланью и волосы собрал, бессмертие даровав»^[171].

Тот самый стольный град из белой яшмы, о котором в них сказано, и есть столица бессмертных. В праздничный день Середины осени в столице бессмертных витала атмосфера новизны. Кроме того, на главной улице, возле крытых галерей и беседок Се Лянь увидел множество стражников. Должно быть, после недавнего вторжения Хуа Чэна усилили меры предосторожности. Столы для пиршества, окружённые ароматом лучших вин, облаками-вестниками счастья^[172] и лепестками цветов, парящими подобно снежинкам, установили прямо под открытым небом, с видом на луну, чтобы небожители могли одновременно веселиться на пиру и любоваться картиной прекрасной лунной ночи.

Любуясь луной из мира смертных, каждый мог сложить кольцо из указательного и большого пальцев, и луна, даже самая крупная, помещалась бы ровно-ровно в этот круг. Но во время любования луной в столице бессмертных сверкающий белизной диск походил на огромный нефритовый занавес, висящий совсем близко: казалось, пройдёшь несколько шагов — и сможешь коснуться его. Поистине прекрасная картина, которой не увидишь в мире смертных.

Во главе пиршества, разумеется, восседал Цзюнь У, об этом и говорить не стоит. Но в том, как расположились остальные небожители, скрывался огромный подтекст — имело значение и само место, и порядок рассадки — занять место выше предназначенного, разумеется, строго запрещалось, но также никто из небожителей не желал сидеть на месте, принижающем его статус. Се Лянь, впрочем, мало придавал этому значения. Единственное, что его беспокоило — на пиршество полагалось явиться в официальных одеяниях. Иными словами, лучшим нарядом для пира считался тот, в котором небожителя изображали смертные. Но сейчас у Се Ляня не имелось ни единого божественного изваяния, поэтому он надел уже привычные взору белые монашеские одежды да шляпу за спиной. Подобный наряд неизбежно наводил на мысли о нищете и тоже немало привлекал внимание, но у принца в самом деле не имелось более подходящих одеяний. Поэтому Се Лянь решил, что лучше сесть там, где его никто не заметит.

Кто бы мог подумать, что, едва найдя себе укромный уголок, принц тут же поднимет взгляд и увидит, что к месту пиршества приближается Фэн Синь. Оба мгновение поколебались, прежде чем слегка кивнуть, таким образом выразив приветствие.

Фэн Синь прошёл чуть дальше, но потом всё же вернулся и спросил:

— Почему ты сидишь здесь?

Се Лянь решил, что ошибся местом, поэтому сразу же поднялся и ответил:

— Я подумал, что можно сесть где угодно.

Фэн Синь только открыл рот, но тут Се Лянь заприметил вдалеке машущего ему рукой Ши Цинсюаня. На пиршество небожитель явился в женском обличии, и Фэн Синь, увидев того, будто повстречал мрачную тень прошлого — в ужасе побледнел и поспешно покинул Се Ляня.

Ши Цинсюань же позвал:

— Ваше Высочество наследный принц, сюда!

Повелитель Ветров, как большая знаменитость чертогов Верхних Небес, разумеется, занимал одно из лучших мест, ближе к Владыке. Его оклик и активное жестикулирование привлекли немало внимания других небожителей, и даже Цзюнь У, который сидел, молча подперев щёку рукой, посмотрел на Се Ляня, затем мягко кивнул, поэтому принцу ничего не оставалось, как подойти. По дороге, как и ожидал, Се Лянь не увидел Лан Цяньцю. Говорили, что он заранее отказался от участия в пиршестве, чтобы заняться поисками Ци Жуна.

Ши Цинсюань выбрал для Се Ляня место подле себя, с наилучшими условиями фэншуй, и хотя принцу оно казалось не слишком подходящим, перед уговорами Повелителя Ветров устоять было невозможно, тот уже усадил принца.

— Когда пиршество завершится, я отведу вас к тому дитя. Он хоть и уродец немного, но всё же довольно послушный.

Здесь принцу оставалось лишь ответить «премного благодарен».

Развернувшись, Се Лянь увидел сидящего неподалёку от них Мин И, который сосредоточенно поигрывал нефритовой чаркой. При этом рука, держащая чарку, казалась даже белее нефрита. Выглядел Повелитель Земли довольно сносно, судя по всему, раны, полученные им в Призрачном городе, уже затянулись.

Се Лянь поприветствовал:

— Ваше Превосходительство Повелитель Земли, рад видеть вас в добром здравии.

Мин И лишь кивнул, видимо, не был настроен на разговоры. Ши Цинсюань же, в отличие от него, знал всех и каждого и заговаривал со всеми, сидящими вокруг него и даже за сто восемь тысяч ли. Се Лянь преклонялся перед его способностью запоминать имена стольких небожителей высших и низших рангов. Также рядом с Повелителем Ветров принц увидел юношу на вид восемнадцати-девятнадцати лет, с высокой переносицей, глубоко посаженными глазами и слегка вьющейся чёрной шевелюрой. Се Лянь не знал его, и юноша тоже не знал Се Ляня, поэтому, когда их взгляды встретились, каждый ощутил себя чуть неловко, но всё же Се Лянь первым произнёс формальное приветствие, чтобы скрасить эту неловкость. Снова оглядевшись по сторонам, принц увидел Фэн Синя и Му Цина, которые выбрали себе места так далеко друг от друга, как только возможно, а также троих небожителей, сидящих ровно напротив, которые как раз беседовали, подобно близким друзьям.

Слева расположился мужчина в чёрных одеяниях учёного. Облик его отличался строгостью, манеры — непринуждённостью, в процессе разговора он отстукивал пятью пальцами по поверхности стола определённый ритм, всем своим видом выражая собранность и спокойствие, кажущееся смутно знакомым. Посередине Се Лянь увидел Пэй Мина, с которым, разумеется, уже успел пообщаться поближе. А справа — молодого господина в белых одеждах, который легко помахивал веером с иероглифом «Вода» на лицевой стороне и тремя плавными линиями водного потока на оборотной. Внешне незнакомец на две трети был схож с Ши Цинсюанем, только в пренебрежительном взгляде так и сквозили заносчивость и самодурство. Он мог показаться вежливым и утончённым, в глазах, однако, так и читалось, что он смотрит на всех свысока. Кто же это ещё мог быть, если не «Водяной самодур»?

В душе Се Ляня прояснились слова: «Три опухоли».

Тем Богом Литературы в чёрном наверняка являлась Линвэнь в своём мужском обличии, когда её магические силы достигали наивысшей точки — вид и впрямь благородный и представительный. Все трое обменивались всевозможными любезностями, осыпая друг друга витиеватыми комплиментами и похвалами. Слушая их, Ши Цинсюань то и дело шептал:

— Лицемерие. Крайнее лицемерие.

Се Лянь однако с большим интересом слушал их разговоры. Как вдруг он приметил перед столами пирующих небольшой разукрашенный павильон, с четырёх сторон занавешенный красным пологом, и спросил:

— А что там такое?

Ши Цинсюань улыбнулся:

— Ох, вы ведь не знаете, это тоже игра, которая весьма популярна в чертогах Верхних небес. Давайте, давайте посмотрим, вот-вот начнётся!

Едва прозвучали его слова, и с небес раздались приглушённые раскаты грома. Цзюнь У посмотрел на небо, наполнил чарку вином и передал её со своего высокого места сидящим подле небожителям. Так, пока звучали раскаты, все присутствующие принялись со смехом и весельем передавать друг другу чарку вина, при этом раздавались возгласы:

— Не передавай мне, не передавай!

— Передавайте вон туда, в его сторону!

Наблюдая за игрой, Се Лянь примерно понял правила и подумал: «Так значит, это “Цветок под бой барабана”»^[173].

Небожители передавали друг другу чарку вина, что наполнил Цзюнь У, при этом не разрешалось проливать вино или же возвращать обратно, но в качестве следующего участника можно было выбрать кого угодно. Когда раскаты грома прекращались, тот, у кого в руках оказывалась чарка, становился предметом «веселья». Вот только неизвестно, что же именно за «веселье» ему предназначалось. Для Се Ляня участие в подобной игре не предвещало ничего хорошего. Ведь небожитель, передавая чарку другому, тем самым будто подшучивал над принимающим сосуд. Стало быть, по обыкновению вино путешествовало между небожителями, состоящими в дружеских отношениях. Однако среди множества присутствующих принц не знал почти никого, разве хватило бы ему наглости подшучивать над незнакомцами? Самое большее, что мог сделать Се Лянь — протянуть чарку Повелителю Ветров. Но что если тот и передаст игру самому принцу в руки?