Се Лянь подумал: «Лучше будет, если чарка пройдёт мимо меня. Впрочем, возможно, я слишком обольщаюсь на свой счёт, и вовсе никто не подумает передать её мне». Однако не успел принц сказать и слова, первый тур завершился. Чарка оказалась, как все на то и рассчитывали, в руках Пэй Мина, и похоже, небожитель уже привык к подобному — под громогласные поощрительные крики он осушил её до дна, а остальные принялись хлопать в ладоши и подначивать:

— Поднимайте! Поднимайте!

Под радостный шум занавес вокруг разукрашенного павильона медленно поднялся, и перед небожителями на сцене предстал высокий генерал, вышагивающий с гордо поднятой головой, всем своим видом излучая величие. Кажется, он совершенно не замечал собравшихся внизу зрителей, не видел и необыкновенно прекрасного пейзажа в небесах за пределами павильона. Пройдя немного вперёд, он звучно и воодушевлённо запел.

Получается, если чарка останавливалась в руках у какого-то небожителя, павильон сам собой показывал всем на потеху пьесу с его участием, сочинённую в мире смертных. Но поскольку люди страсть как любили выдумывать всяческие небылицы, никому не ведомо, что за поразительную историю они сочинили на этот раз. К тому же, каждый мог оказаться участником представления, поэтому игра зачастую выставляла небожителей в постыдном свете, заставляя их понервничать. Но в этом и заключалось веселье. Стоит сказать, что пьесы, в которых Пэй Мину отводилась главная роль, выдавались на редкость яркими и эффектными, поскольку главные героини менялись от раза к разу. Иногда женская роль доставалась небесной богине, иногда — демонице, иногда — девушке из семьи богатого вельможи. Каждая соперничала с другими по красоте, а сюжеты выходили один вульгарнее другого. Небожители с неподдельным интересом уставились на сцену, ожидая появления героини. Чаяния их сбылись — вскоре на сцене показалась девушка в тёмных одеждах, с голосом, подобным пению иволги. Персонажи обменялись парой куплетов, текст в которых походил на довольно смелые заигрывания, но чем дольше зрители на них смотрели, тем сильнее чувствовали подвох. Послышались разговоры:

— Как называется эта пьеса?

— Что за даму на сей раз соблазняет генерал Пэй?

Как вдруг «генерал Пэй» на сцене произнёс:

— Дражайшая^[174] Цзе…

Пэй Мин и Линвэнь на своих местах одновременно поперхнулись, забрызгав стол вином.

Кто же ещё мог подразумеваться под «дражайшей Цзе», если настоящее имя Линвэнь — Наньгун Цзе? Небожители пребывали в искреннем потрясении: неужели и между этими двоими что-то было?!

Линвэнь, промокнув салфеткой губы, бесстрастно заявила:

— Нечего тут гадать. Всё выдумки.

Оба непосредственных первообраза героев пьесы явно помрачнели, однако, на их счастье, оказались достаточно толстокожими, чтобы пока со сцены слышатся охи и ахи, делать вид, что они ничего не замечают. Впрочем, Ши Уду не собирался давать им спуска. Помахивая веером, он усмехнулся:

— Пьеса весьма занятная. Не поделитесь впечатлениями?

Линвэнь ответила:

— Какие могут быть впечатления. Сюжет давно устарел. Тогда мои божественные статуи выглядели иначе, чем сейчас. Всего лишь народные легенды, не более. Посуди сам, разве в народном фольклоре хоть одна женщина избежала того, чтобы за ней приударил старина Пэй?

Остальные полностью согласились с этим. Пэй Мин заметил:

— Эй, не стоит делать подобных заявлений, пусть я и впрямь ухлёстывал почти за всеми, о ком гласят народные предания, но это — чистейшая выдумка. Не возводи напраслину на порядочного человека.

Линвэнь заметила:

— Если судить по твоим же словам, я вообще должна сидеть как на иголках, поскольку ещё больше легенд повествуют о соблазнённых мной мужчинах, тогда как я не соблазнила ни одного.

С тех самых пор как Линвэнь только избрали в качестве помощника Бога Литературы, в мире смертных начали сочинять легенды, что она поднялась наверх лишь благодаря связи с неким небожителем. Подобные слухи также являлись одной из причин тому, что в начале основания дворца Линвэнь храмы её пустовали, а благовония горели тускло. Поговаривали даже, что во времена особенно активных протестов её становления на должность Бога Литературы люди обругивали Линвэнь на чём свет стоит и часто подсовывали в ящик для подношений набрюшники^[175] или женские пояса^[176].

Однако если подобные слухи распространялись о мужском божестве, то приносили ему славу героя-любовника и воспринимались даже с удовольствием. Вполне очевидно, что в похожих случаях существовала разница полов, притом итоговый результат для мужчин и для женщин существенно разнился.

Размышления на эту тему прервал следующий тур игры. Только что Ши Уду смеялся, но теперь очередь дошла до него. Две «опухоли» рядом с ним в едином порыве выставили руки в поздравительном жесте^[177]:

— Воздаяние не заставило себя ждать, прими его с достоинством.

Ши Уду нахмурился, выпил вино в чаше, и занавес снова начал медленно подниматься. Однако ещё не успел открыться до конца, как со сцены послышались протяжные вздохи на два голоса:

— Жёнушка…

— Муженёк…

Исполненные страсти, наигранные, переливчатые, будто во время крайне интимной сцены. Тогда-то Се Лянь своими глазами увидел, как и Ши Уду, и Ши Цинсюань живьём покрылись гусиной кожей на пол-тела.

— Брат!.. Скорее обрежь верёвки! — вскочил Ши Цинсюань.

— Опустить занавес! Сейчас же опустить! — немедля выкрикнул Ши Уду.

Не требовалось смотреть, чтобы понять, какой сюжет попался на этот раз. Наверняка из тех легенд, что повествуют о Повелителе Вод и Богине Ветров как о «супругах». Любовная страсть и ненависть вечно остаются излюбленными сюжетами, которые люди кладут в основу сказочных историй. Прекрасно, если такие истории случались на самом деле. Но ещё прекраснее, если их никогда не было, ведь тогда можно выдумать всё, что душе угодно. Строго говоря, деяния небесных чиновников следовало бы считать истинными мифами. Однако иногда, глядя на сюжеты, что приписывают им смертные, оставалось лишь преклониться перед способностью людей сочинять настоящие мифы. Стоило Ши Уду повелеть, занавес и впрямь немедля опустился, а зрителям пришлось старательно сдерживать смех, ведь если кто и хотел посмеяться, то уж точно не посмел бы этого сделать.

Се Лянь, впрочем, улыбнулся Повелителю Ветров:

— Ваше Превосходительство, так что же, получается, можно заставить занавес опуститься?

Ши Цинсюань, всё ещё не оправившись от испуга, ответил:

— Можно. Ерунда — обойдётся всего-то в сто тысяч добродетелей!

Пока Се Лянь пребывал в безмолвии, не находя слов для ответа, начался третий тур. На этот раз раскаты грома продолжались совсем недолго, и чарка с вином достигла того юноши, что сидел недалеко от Се Ляня.

Реакция небожителей теперь оказалась несколько странной. Не очень-то воодушевлённой, но и не слишком равнодушной. Будто бы всем хотелось посмотреть на представление, но никто не желал выказывать этого слишком явно. Юноша, кажется, не испытывал интереса к игре, но вино всё же выпил. Стоило ему опустить чарку, как занавес поднялся вновь.

На сцене показались двое. Один — молодой солдат с копной кучерявых, будто у скульптуры каменного льва^[178], волос. И хотя образ вышел явно гротескным, всё же довольно величавым и гордым. Должно быть, изображал он именно этого молодого небожителя. Другой же — уродливый клоун неестественно вульгарной наружности, скачущий по сцене. Стоило юноше повернуться к клоуну, и тот изображал пристойность, но такую чрезмерно наигранную, что становилось ещё омерзительнее; когда же юноша отворачивался, клоун вновь начинал скалить зубы за его спиной и наносить подлые удары невидимым мечом. Вне всякого сомнения, таким образом обыгрывался подлец, который в лицо юноше говорил одно, а за спиной — совершенно другое.

Пока клоун старательно кривлялся на сцене, реакция зрителей на этот фарс явно различалась. Се Лянь обнаружил, что небожители низших рангов хохотали от души, тогда как более высокие чины, к примеру, Ши Цинсюань, Ши Уду и остальные в большинстве своём молча хмурились, явно не видя в представлении ничего смешного.