На то, чтобы понять какой дом принадлежит Джине, много времени не ушло, я ведь уже бывал там, так сказать. Я припарковался, вышел и направился к порогу. Дверь открылась прежде, чем я ногу успел на ступеньки поставить. Джина, наверное, ждала пока я появлюсь и выглядела довольно нервной. Я решил перестраховаться и не целовать её. Но, тем не менее, передал ей небольшой букетик цветов.
– Они не такие красивые, как ты, но в качестве подарка семье по поводу знакомства сойдут!
За это меня приятно обняли, взяли за руку и завели в гостиную.
В ней сидел мужчина, ровесник отца и любопытно смотрел на нас, если не счастливо.
– Пап, я хотела бы представить тебе Карла Бакмена, со школы!
Мистер Колосимо встал с кресла и я подошел к нему. Он был на дюйм или два ниже меня и более круглым, хоть под животом вроде бы и были мышцы. Мужчина был почти полностью лысым, с массивными руками и ладонями. Я протянул руку и посмотрел ему в глаза:
– Приятно познакомиться, Мистер Колосимо. Спасибо за приглашение в свой дом!
– Да, конечно, но скорее Джину благодари за приглашение, чем меня, – криво ответил он.
Мужчина не пытался запугать меня до смерти, но я чувствовал его властность.
– Пап! – запротестовала она.
Я не менее криво ухмыльнулся ему в ответ:
– Думаю, вы правы. У меня есть младшая сестра, ей десять. Сомневаюсь, что мой отец будет хорошо справляться с такими вопросами через пару лет.
Раздались вздохи и в комнату вошла женщина.
– Миссис Колосимо, спасибо, что пригласили. Я – Карл Бакмен.
Мать Джины выглядела как взрослая версия Джины, низкая, итальянская, грудастая, с широкими бедрами и узкой талией. Она пожала мою руку.
– Очень рада с тобой познакомиться, – она глянула на дочь, что нервно стояла с цветами в руке. – Джина?
Джинна испугано протянула букет.
– Карл принес, у нас есть ваза или что-то вроде того?
– Очень милые, пойдемте, найдем чего-нибудь на кухне.
Мы с Джиной пошли за ней, подгоняемые отцом девушки сзади.
– Что-то здесь пахнет невероятно вкусно! – сказал я, когда мы вошли на кухню.
– Пятница, рыбы не хотелось, вот я и решила сделать Маникотти! – сказала миссис Колосимо. – Тебе нравятся Маникотти?
– Обожаю их! – ответил я. – Могу помочь?
Эту фразу встретили смехом, так как перевес на кухне был не в сторону обладателей Y хромосом. Я отправился обратно в гостиную, где сидел отец Джины, пока миссис Колосимо готовила ужин, а её дочь металась туда-обратно между кухней и гостиной.
Мистер Колосимо был нормальным мужиком. Просто хотел понять, что за парень хочет увезти его дочь на свидание. Хоть он и выглядел как сантехник из плохого ситкома, мужчина был страховым агентом, которого компания перевела в Балтимор. Миссис Колосимо была его секретаршей. За ужином он по-доброму расспрашивал меня о том, чем я хочу заниматься в дальнейшем. В какой-то момент ему настолько надоела нервозность дочери, что он сказал ей прекратить дрожать от каждого слова. Она огрызнулась и мы с матерью Джины посмеялись над ними обоими.
После ужина Джина вышла подготовиться к свиданию и её мать спросила у меня:
– Так что, Джина уже показывала тебе свои трофеи?
– Трофеи?
– Она отлично играет в боулинг.
Миссис Колосимо провела меня в коморку, где за стеклом висел небольшой стенд заполненный наградами. Там нас Джина и нашла!
Я улыбнулся:
– Кажется, меня попытались обмануть. Трофеи?
Она максимально фальшиво улыбнулась.
– Разве я тебе не говорила? Наверное, вылетело из головы. Ладно, пошли!
– Жду тебя дома к десяти, – сказал отец.
– Папа! Нет!
– Папа да! К десяти!
– Думаю сойдемся на десяти тридцати, – сказала мать. Отец фыркнул и проводил нас. Я пообещал вернуть девушку в срок.
– Они обращаются со мной как с ребенком, – пожаловалась Джина когда мы сели в мою машину.
– Они обращаются с тобой, как с дочерью, которую любят. Дай им время. Я привезу тебя в десять-тридцать. На следующей неделе в одиннадцать, а еще через неделю будем вместе до утра.
Она улыбнулась.
– До утра! Ты уверен?
– Ну, может и не настолько поздно, но суть ты уловила, – я улыбнулся и мы выехали на Йорк Роад, – Трофеи? Серьезно?
Джина обыграла меня в сухую. С чего бы ей этого не сделать? В первый раз всё было точно так же! Я лишь с улыбкой пожаловался про трофеи и то, что меня обманули. Мы сыграли три игры, а затем отправились в снэкбар. Я привез её домой на десять минут раньше и мы оставались сидеть в гостиной до одиннадцати. Когда я сказал ей "пока", меня очень нежно поцеловали, без языка, но очень нежно.
Я позвонил ей на следующий день, перед ланчем и сказал как сильно мне понравилось наше свидание. Разговаривать мы закончили только через час. Нужно ли говорить, что Хэмильтон начал ныть нашим родителям о том, как долго я использовал телефон. Понятия не имею, почему это его заботило, ведь оба родителя проходили мимо кухни и видели, как я разговариваю. Положив трубку, я съел ланч и сказал отцу.
– Наверное, нужно провести телефон в зал.
– Ты знаешь как? – спросил он.
– Конечно же!
Ведь я тридцать лет работал над телефонными сетями. Ему я об этом, конечно же, не сказал.
Хамильтон немедленно возразил, что нам нельзя это делать, и я подумал про себя: на этот раз он прав. В те дни практически вся телефонная система всей страны была лицензированной монополией Bell Telephone System. На самом деле в доме не было ваших телефонов, вы арендовали их у Ма Белл. До 80-х годов, когда они потеряли хватку, Bell Telephone заправляла всем. Если вам нужен новый телефон в спальне, то вы должны были позвонить им, и они отправили бы техника, чтобы провести кабель и установить телефон, это влетело бы в небольшое состояние.
Но сходить в магазин, купить телефон и провода было вполне легальным занятием. Их просто нельзя было подключать в цепь оборудования Белла. Это правило соблюдали в теории, но никак не на практике.
Я сказал папе, что нам нужно, и мы после обеда пошли в магазин, прикупили товаров. Это было до смешного легко – провести пятидесятифутовую катушку двухпарной проволоки к соединительному блоку в подсобном помещении, а затем установить соединительный блок в зале. Мы потратили гораздо больше времени на провод, чем на что-либо еще, прокладывая его по углам и через стену, а затем вверх и вниз по дверной раме, приклеивая его с помощью проволочных скобок, по мере продвижения. Когда мы закончили, Хэмильтон еще раз пожаловался:
– Вас поймают!
Папа не обратил на него никакого внимания. Я просто сказал:
– Ну, если поймают, то мы сразу узнаем кто нас сдал, верно?
Брат в спешке удалился в свою комнату. Я посмотрел на отца.
– То, что он продолжает жить подрывает мою веру и в любящего Бога, и в Чарльза Дарвина.
– Тише ты!
Как только мы закончили, мама вошла в комнату. Я поднял трубку и раздался звук чистый звук соединения.
– Работает? – спросила она.
Лучшего момента и не сыщешь. Как только эти слова вылетели из её языка, зазвонил телефон.
– Не знаю! Давай выясним! – я подобрал трубку и сказал, – Мэрилендский приют для распутных женщин! Отдаете или забираете?
Папа рассмеялся, а мама шокировано крикнула: "Карлинг!"
На другом конце провода громко рассмеялись. Тетушка Пег произнесла:
– Карлинг, паршивец ты эдакий, мама рядом? – тетушка Пег была одной из сестер папы. Я любил её всем сердцем.
– Да, это одна из наших самых распутных! Подождите! – я передал телефон маме и папа еще раз посмеялся. Мать замахнулась по моему затылку, но я увернулся.
В колледже это считалось очень крутым – умело отвечать на звонки. "Морг. Вы режете – мы пакуем" и "Бар и Кошатня Мерфи. Алкоголь спереди – покер сзади!" Всегда были моими любимыми.
Хэмильтон выражал своё недовольство телефоном по-другому. Если он отвечал на звонок и этот звонок был для меня, то просто сбрасывал его и не вставлял трубку на крючок, пока кто-нибудь это не замечал. Брат становился все более ощутимой занозой в заднице!