Проголосовали. 154 голоса — за оставление, 51 — против. Из группы НКВД кто-то крикнул:

— По данным мандатной комиссии, на конференции двести тринадцать делегатов, приняли участие в голосовании больше. Счетчики химичат!

Уточнили. Присутствуют 235 делегатов. Проголосовали: за Осипова — 156, за отвод — 52. Обстановка разрядилась, напряжение спало. Лица делегатов повеселели. Правду говорят: гуртом легко и батьку бить.

И побили. При выборах делегатов на краевую партконференцию дружно провалили кандидатуру Сербинова. Провалили с треском, обвинив его в скрытых связях с Польшей, чем фактически выразили политическое недоверие.

Объявив конференцию закрытой, Осипов и Литвинов вышли в опустевший зал.

— Как самочувствие? — спросил Литвинов.

— Нормальное. Каким ему еще быть?

— По тебе не видно. Серым стал. Почему скомкал сценарий?

— Не хотел подводить товарищей.

— Твой голос звучал одиноко. Если бы критика исходила от рядовых коммунистов — пользы было бы куда больше.

— Не смог удержаться. Наболело.

— Жаль. Ты все испортил.

— Нет. Читай резолюцию. Ершов и Малкин ушли битыми.

— Не было остроты.

— Вначале. А потом… Мы победили, Федя! Мы победили!

На следующий день состоялось заседание пленума ГК ВКП(б) нового состава. Первым секретарем ГК был избран первый секретарь крайкома Газов, по совместительству. 2-го секретаря предстояло выбрать из четырех заявленных кандидатур. Названный в их числе Осипов сделал самоотвод.

— Имея малый опыт партруководящей работы, — сказал он, мотивируя свое решение, — я не в состоянии охватить такую массу дел. Чтобы справиться с ними, надо учиться, а сейчас надо не учиться, а руководить, устранять недостатки, которых, как правильно указала партконференция, накопилось очень много.

— Руководить будет Газов, — резонно заметил один из членов пленума. — Ты будешь вкалывать.

— Я уже вкалывал. Что из этого получилось — вы знаете.

— Осипов правильно понимает текущий момент, — обрадовался Ершов такому повороту, — поэтому предлагаю просьбу товарища Осипова удовлетворить.

Удовлетворили. Вторым секретарем подавляющим большинством голосов был избран Давыдов — друг Малкина, работавший до конца 1937 года секретарем РК ВКП(б) в гор. Туапсе. В Краснодар Малкин перетащил его сразу после выборов в Верховный Совет СССР, после того, как Давыдов вручил ему мандат депутата. Рука руку моет.

Приступили к избранию третьего секретаря, и снова в списках кандидатов появилась фамилия Осипова. Опасаясь, что в этот раз так легко отделаться от него не удастся, Ершов выступил с пламенной речью, в которой, лицемерно отдавая должное положительным качествам Осипова, рекомендовал все же избрать третьим секретарем депутата Верховного Совета СССР машиниста-железнодорожника 1-го класса Проценко. Пленум дружно проголосовал за это предложение. Таким образом, и Осипов, и Литвинов, который вместе с ним котировался на должность второго и третьего секретаря, остались не у дел.

После пленума Малкин разыскал Осипова в одном из кабинетов горкома.

— Сергей Никитич! Привет! — он протянул ему руку и крепко пожал, будто были они закадычными дружками. — Устал?

— Как все, — дернул плечом Осипов, но неприязни не выказал.

— Я тоже. Невероятно! Вся эта суета, конференции, заседания, я в своей Управе уже неделю не появлялся. Слушай, Сергей Никитич! По-моему, мы с тобой слишком далеко зашли в противостоянии. Спорим, грыземся, а кому от этого польза? Что в итоге? Пшик? Все идет своим чередом, а мы изматываем себя. Предлагаю мировую. Честное слово! Забудем распри. Ведь и цель у нас одна, и враг один, и силы надо беречь для полезной борьбы. Кстати, ты когда был в отпуске в последний раз?

— Года три-четыре назад, — ответил Осипов, расслабляясь. Малкин говорил так искренне, с таким участием, что Осипов смягчился. — А что?

— О-о-о! Пора отдохнуть, иначе загнешься. Если не возражаешь — устрою тебе прекрасный отдых в Сочи. У самого синего, моря. На правительственных дачах. Выбирай любую, кроме девятой, конечно.

— А что там?

— Дача товарища Сталина. Там особый режим и там даже я бессилен. Поезжай с женой, с дочкой. Заслужил.

— Я подумаю, — сдержанно улыбнулся Осипов. — Я действительно очень устал.

— Тогда и думать нечего! Я сегодня же скажу Абакумову, он все устроит. В начале июля я на недельку загляну в Сочи, покажу тебе все достопримечательности. Лучшего гида тебе не сыскать.

— Уговорил! — засмеялся Осипов.

— Ну и молодец. Путевку я тебе пришлю.

— Только после краевой партконференции.

— Да что там той конференции — дня два, не более. Напишешь заявление об освобождении от участия в конференции в связи с выездом на лечение — и все. И волки сыты, и овцы целы.

Расстались дружески. «А он вроде бы и ничего, — размышлял Осипов после ухода Малкина. — Когда не при исполнении — нормальный мужик. Видно, тоже нелегко. Давят сверху, снизу, жмут со всех сторон».

Сразу после конференции Малкин укатил в Сочи. Но ненадолго. На пару дней. Он часто навещал этот город у моря, но не потому, что организация работы горотдела требовала его особого внимания. Здесь остались его друзья, среди которых он легко забывал о всех неурядицах, отдыхал душой и телом. Здесь было где и с кем отвести душу.

Кабаев и Абакумов встретили его на трассе у въезда в город и по тому, как они общались между собой, обменивались замечаниями, репликами, он сделал вывод, что отношения между ними сложились добрые. Впрочем, зная добродушный, терпеливый, в меру уступчивый характер Кабаева, иных взаимоотношений он и не предполагал.

В столовой дачи № 4 был накрыт обильный стол с вяленой олениной и копченой медвежатиной, с горами зелени и дымящейся шурпой. Стол украшали вспотевшие бутылки боржоми и любимого Малкиным армянского коньяка. Пили, закусывали. Говорили о разном, не касаясь служебных вопросов. Однако вскоре хмель развязал языки.

— Ты мне так и не рассказал о своей работе на ДВК, — обратился Малкин к Кабаеву. — Секрет?

— Ну что вы, Иван Павлович! — при Абакумове Кабаев обращался к Малкину только на «вы». — Какой секрет от вас? Видно, не доходила очередь.

— Как там Люшков?

— Лютует. «Укрепляет» границу. Наводит ужас на командный состав. Проводит многочисленные аресты среди командиров и политработников. В неофициальной обстановке проклинает Блюхера, Ежова, очень непочтительно отзывается о Сталине.

— Это на него непохоже.

— Часто удручен и много пьет. Замучил Кагана… Вы его помните?

— Этого ублюдка, которого Люшков притащил из Москвы в Ростов? Еще бы! Так он там?

— Да, прибыл несколько позже нас. Так вот, о Люшкове: в его назначении на ДВК кроется какая-то тайна. По отрывочным фразам, полунамекам, а в последнее время по беспокойству, удрученности и паническим срывам, у меня сложилось впечатление, что на ДВК он прибыл со специальным заданием, с выполнением которого не все ладится.

— Уверен, что… — Малкин осекся. — Ну-ну?

— В интимной обстановке неоднократно заявлял, что лично знаком со Сталиным еще со времен Ягоды, были случаи — выполнял его персональные задания.

— Хотят сожрать Блюхера!

— Возможно. — Потому что к штабу Особой Дальневосточной Армии, которой командует Блюхер, он питает особое пристрастие.

— Тогда почему удручен? Мучает совесть? Или не хватает компры?

— Скорее последнее. Блюхер опытный командарм и не Люшкову тягаться с ним.

— Не скажи. Если лишить его старых, опытных командиров и заменить их молодыми — неизбежны сложности. Молодежь начнет ломать дрова, и тут только успевай.

— Не знаю. В последнее время он сильно сдал.

Постарел, осунулся, а в глазах столько лютости, что мороз по коже.

— Значит, чувствует скорый конец. А-а! Все мы под одним сапогом. Сегодня пьешь коньяк, а завтра будешь захлебываться собственной кровью.

— Нельзя так мрачно, Иван Павлович! — не выдержал Абакумов. — У нас-то все пока в норме!