Что влекло его к Малкину — человеку жесткому в делах, честолюбивому в жизни, в общении с людьми грубому, склонному к двурушничеству и мести? Два-три года назад совершенно неожиданно открылась Кабаеву глубинная сущность этого человека, одинокого и беззащитного перед самим собой. Система выжала из него многое, сделав бесчеловечным, как она сама, но не убила способность сомневаться, а в закоулках души, на самом ее донышке, оставила тлеющий очажок, излучающий слабое, но тепло. Бесполезно было искать приют у этого тлеющего очажка, но душу Малкина он бередил, напоминал ему, что и сам он нуждается в человеческом тепле, которого так ему недоставало. Может, потому и прилепился всем сердцем к Кабаеву, что излучалась им энергия, способная отогреть и очеловечить. Ему он доверял самое сокровенное, ему поверял свои страхи, тревоги, лишь наедине с ним мог быть самим собой, совершенно не похожим на того Малкина, от которого шарахались прохожие, боясь попасться на глаза: слухом полнилась кубанская земля о его безрассудной жестокости. Встретившись, он сгреб Кабаева в охапку, прижал к себе и сразу же отстранил, пряча повлажневшие глаза.

— Ну, ты н-не того, — только и смог сказать Кабаев, и, не стесняясь, смахнул слезу.

— Ну, ладно, ладно, — ответил Малкин. — Нюни потом. Сейчас за дело. Вижу, что прогулка на Дальний Восток и обратно тебя не убавила, не изменила, ты не выглядишь уставшим с дороги, поэтому не обессудь: представлю тебя личному составу и лишь потом займемся своими делами.

— Конечно, конечно, — радостно согласился Кабаев, — делай, как считаешь нужным.

Личный состав был в сборе. Малкин, Абакумов и Кабаев заняли места в президиуме. В зале стояла тишина, но без того напряжения, которым обычно сопровождаются общие мероприятия. Многие уже хорошо знали Кабаева, вплотную сталкивались с ним по работе и характеризовали коротко: «Мужик что надо». На трибуну поднялся Малкин.

— Представляю Кабаева Ивана Леонтьевича по случаю назначения его начальником Первого отдела. 1898 года рождения, русский, член ВКП(б) с тысяча девятьсот восемнадцатого года. Хорошо знаю его с тридцать третьего, по Краснодару. Тогда он работал у меня начальником экономотделения. С тридцать пятого ежегодно приезжал в Сочи в длительные командировки, работал много и хорошо, обстановку знает и вас тоже. Надеюсь, и вы его не забыли. На днях вернулся из Дальневосточного края, где почти год работал начальником второго отдела. Руководитель опытный, поэтому бороться за него пришлось крепко: кому охота раздавать опытные кадры? Спасибо, помог Фриновский, чью кандидатуру вы поддерживали при выдвижении кандидатом в Верховный Совет СССР. Так что за оказанное ему доверие он ответил нам тем же. Прошу вас оказывать Ивану Леонтьевичу всяческое содействие. Чем быстрее он войдет в роль, тем легче будет работать вам. Разрешаю задавать вопросы.

— Разрешите, товарищ майор? — поднялся оперуполномоченный Мацестинского оперпоста.

— Пожалуйста, пожалуйста, — подбодрил его Малкин и многие удивленно переглянулись: в лексиконе бывшего шефа появились новые слова.

— Как там держится наша дальневосточная граница? Говорят, япошки пошаливают?

— Правильно говорят: япошки пошаливают. Но дальневосточная граница держится нормально.

— Еще вопросы, — улыбнулся Малкин, довольный ответом, и как бы ненароком взглянул на часы. Его поняли и от дальнейших вопросов воздержались.

— Раз вопросов нет — все свободны.

— А может, мне пару слов, Иван Павлович? — встрепенулся Кабаев.

— Успеешь наговориться. А сейчас на дачу. Шашлык созрел, — шепнул он на ухо и, довольный, засиял глазами.

Сбор материалов об избиении малкинской командой партийных и хозяйственных кадров города подвигался с большими потугами. О схватке Ильина и Осипова с Малкиным каким-то образом стало известно в райкомах и первичках и, может быть, поэтому информация о репрессированных коммунистах готовилась ими вяло и некачественно. Было видно, что большинство коммунистов предпочитало наблюдать за схваткой со стороны, охотников открыто выступить против Малкина было мало. Многие ссылались на нехватку времени, львиная доля которого уходила на подготовку к выборам в Верховный Совет РСФСР. Крыть было нечем: мероприятие действительно важное и ответственное. Случится сбой — Малкину будет где разгуляться. Другие мотивировали медлительность нехваткой или отсутствием достойной информации, и это была откровенная ложь, которой нередко грешили первички, боясь оказаться между двух огней.

Собравшись накоротке, Осипов, Ильин, Литвинов, Борисов и Галанов решили на пленум горкома вопрос этот пока не выносить, но поручить ряду коммунистов от парторганизаций, наиболее пострадавших от репрессий, поднять его на VII городской отчетно-выборной партконференции.

— Только пусть предъявляют претензии не УНКВД, а горкому, — плел сети Ильин. — Так для них безопасней и в случае чего — проще выпутаться. А мы, вооруженные фактами, обрушимся всей своей мощью на Малкина. В такой ситуации нас никто не обвинит ни в сговоре, ни в заговоре, поскольку для всех будет очевидно, что недовольство карательной практикой исходит снизу. Тут мы должны будем поднять бучу. Силами рядовых коммунистов, а таких надо подготовить, попытаться настроить делегатов конференции на то, чтобы факт избиения партийных кадров нашел отражение в резолюции конференции с порученческим пунктом горкому. Это будет созвучно с требованиями январского Пленума ЦК о перегибах в работе с парткадрами, и нам останется только направить итоговые документы партконференции в ЦК и терпеливо ждать.

— А если поставить вопрос о Малкине прямо на конференции? — загорелся Осипов. — Лишить мандата и предложить исключить его из партии.

— Поставить вопрос не проблема, — возразил Ильин, — только что из этого выйдет? Малкин не та фигура, которую можно свалить без тщательной подготовки. Стыдно, но наша затея со сбором компромата позорно провалилась. Ничего, кроме куцых записок УНКВД и немотивированных решений бюро по ним, — мы не имеем. Как добыть информацию по делам осужденных коммунистов? Малкин нас за версту к ним не подпустит.

— А крайком? — настаивал Осипов.

— Лучше, Сергей Никитич, ЦК. Если откликнется, создаст комиссию, докажет невиновность хотя бы нескольких осужденных наших товарищей, — мы на коне. У нас появятся основания требовать исключения Малкина из партии и его ареста как врага партии и народа. Говорю вам как вчерашний чекист, имеющий кое-какой опыт в этих делах.

— Хорошо, убедил, — согласился Осипов. — В докладе я обозначу общую линию кадровой работы, заострю внимание на сложностях, вызываемых неожиданными арестами секретарей первичек, агитаторов и пропагандистов. Словом, разожгу страсти, а дальше действуем по обстановке.

— Только не надо увлекаться, — предостерег молчавший до сих пор Галанов — первый секретарь Сталинского РК ВКП(б). Все-таки основной напор должен быть со стороны делегатов. Заодно надо будет обезоружить Ершова. Подвергнуть его как секретаря крайкома, курирующего органы, такой беспощадной критике, чтобы у него отпала охота защищать Малкина. Оба они наверняка интенсивно готовятся сейчас к конференции и постараются сразу захватить инициативу. Допустим это — сразу после конференции все окажемся в подвалах «адыгейки».

— Михаил Степанович безусловно прав, — поддержал Галанова Литвинов. — К схватке надо готовиться тщательно и, может быть, уже сейчас выработать линию поведения на случай ареста…

— Уверен, что до этого дело не дойдет. Я сегодня же проинформирую о ситуации Марчука. Он в обиду не даст. В крайнем случае посоветует, что и как. А каждый из нас должен сейчас же решить: будем дальше терпеть подонка с его вражеским окружением или покончим с ним раз и навсегда?

— Кстати, об окружении, — вклинился в разговор Борисов. — Самая зловещая фигура там — Сербинов. Много отрицательного говорят о Безрукове. Все гадости Малкин делает их руками. Наверняка, чтобы заинтересовать, постарается протолкнуть их в новый состав бюро. Этого допустить ни в коем случае нельзя.