— Хорошо, — согласился Безруков. — Вы поступаете честно, хотя знаю, что между вами пробежала черная кошка. Я постараюсь разобраться и позвоню вам.

— Нет. Лучше зайдете. По телефону не надо.

— Хорошо. Спокойной ночи, Сергей Никитич, — Безруков впервые за все время разговора улыбнулся. — Мы работаем по ночам, это понятно. Вам-то какой резон?

— Днем работа в партколлективах, ночью — вопросы, требующие тишины, уединения.

Безруков ушел. Осипов еще раз просмотрел анонимные письма.

«Прав, вероятно, Безруков. Чепуха какая-то. Нет конкретности — значит, брехня. Если Малкин и враг, то не сам по себе. Исполняет чужую волю. Хотя исполнять можно тоже по-разному: объективно или злоупотребляя. Малкин злоупотребляет. Сильно злоупотребляет. Злоупотребляет так, что его деятельность без всякой натяжки может и должна быть квалифицирована как вредительская».

Седьмая горпартконференция открылась 23 мая. Появление Осипова за столом президиума делегаты встретили рукоплесканиями. Сначала он растерялся и застыл в недоумении: раньше на подобных форумах делегаты вели себя посдержанней. Он взглянул на первый ряд, где засела партийная элита, приготовившаяся переместиться за стол президиума: Газов, Ершов, Малкин, Литвинов, секретари райкомов и председатели райисполкомов, директора… Тоже недоумевают. И вдруг его осенило: так это ж демонстрация солидарности! Солидарности с той борьбой, которую он начал против мракобесия УНКВД! Это ж предупреждение Малкину, что Осипова без боя они не сдадут!.. Осипов улыбнулся. Постоял молча, глядя в зал повлажневшими глазами, и решительным жестом руки установил тишину. Далее все пошло по сценарию: Осипов предоставил слово активисту, который прочитал подготовленный заранее и согласованный с крайкомом список делегатов, рекомендуемых в президиум конференции. Проголосовали «за» без обсуждения. Место председательствующего занял Литвинов. Следуя нелепой, но одобренной ЦК традиции, он предложил избрать почетный президиум в составе Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Калинина, Андреева. Каждая кандидатура встречается громом аплодисментов. Называется фамилия Ежова — залп аплодисментов. Откуда-то с задних рядов громовой голос: «Сталинскому питомцу товарищу Ежову ура-а-а!» Делегаты дружно подхватывают.

Зал содрогается от ревущих глоток. Осипов в недоумении, но тоже зевает ртом, имитируя клич: фамилии Жданова, Чубаря, Димитрова, Тельмана, Хосе Диаса, Мао Цзе Дуна не вызывают бурных эмоций, но тоже воспринимаются положительно. Список исчерпан. Звучит дежурная фраза: «Разрешите ваши аплодисменты считать единодушным избранием…» Устанавливается регламент, процедура открытия конференции завершается. Слово для доклада предоставляется Осипову.

Говорит он спокойно, как бы размышляет вслух, не повышая голоса. Слушают его, не прерывая репликами, что прежде случалось нередко. Его слушают и он говорит:

— В отчетный период горком ВКП(б) все свои усилия направлял на претворение в жизнь исторических решений февральско-мартовского и октябрьского тысяча девятьсот тридцать седьмого и январского тысяча девятьсот тридцать восьмого годов Пленумов ЦК ВКП(б), пропаганду идей новой Конституции и основанного на ней нового избирательного закона. Львиная доля нашего дорогого партийного времени была посвящена ликвидации последствий вредительства, подготовке и проведению выборов в Верховный Совет СССР, подготовке к выборам Верховного Совета РСФСР.

Этот абзац Осипов полностью взял из правок Ершова, считая, что сказанное соответствует истинному положению дел.

— Как видите, горком не плелся в хвосте событий, старался опережать их, но сказать, что наши усилия увенчались полным успехом, нельзя. Многое из намеченного не выполнено, немало допущено ошибок, потому что идем не проторенным путем.

Последний аргумент партия всегда использовала для оправдания своей некомпетентности, и Осипов тоже прибег к нему, потому что иного объяснения хаосу, который сотрясал страну, он не находил. По замыслу Ершова далее следовал анализ деятельности горкома в сфере хозяйственной деятельности предприятий города, но Осипов счел за благо обойти этот вопрос, поскольку считал его не входящим в компетенцию партийной организации. Кесарю — кесарево. Каждый должен заниматься своим делом. Партия — идеологической обработкой масс, хозяйственники — организацией наивысшей производительности труда. Прямое вмешательство партии в производственный процесс он считал недопустимым, а при наличии отрицательных показателей преступным. Пример коммунистов, личный пример в выполнений и перевыполнении производственных заданий, в повышении качества продукции — лучшая агитация за социалистические устои жизни. Именно с этих позиций он рассматривал достижения трудовых коллективов, говоря о «росте» самосознания, об «успехах» стахановского движения, о «благотворном» влиянии социалистического соревнования.

Походя затронув вопросы партийно-политической работы с активом, выдвижения и закрепления молодых кадров на руководящих должностях и упрекнув парторганизации города в недостаточном внимании к вопросам овладения большевизмом, Осипов перешел к злободневной теме, занимавшей две трети в докладах партдеятелей любого уровня, вплоть до Политбюро ЦК ВКП(б), к геме борьбы с контрреволюцией.

— Мы никак не можем выйти из состояния развала работы, вызванного разоблачением контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группы Рывкина — Бурова, которые немало навредили в нашем крае. Так, по крайней мере, утверждает руководство УНКВД, возглавляемое товарищем Малкиным.

— Вы в этом сомневаетесь? — не сдержал себя Малкин.

— Я это констатирую, — парировал Осипов. — Мне ничего другого не остается, как опираться на скудную информацию УНКВД. С тех пор не проходит дня без разоблачений, что на языке товарища Малкина называется ликвидацией последствий вредительства.

Малкин вздрогнул и, вероятно, пытался возразить или как-то прокомментировать сказанное, однако Ершов, сидевший рядом, удержал его, сжав кисть его огромной пухлой руки, распластавшейся на столе.

— Спокойно, — прошептал он, — пусть выговорится до конца.

— Сказанное подтверждает статистика. За отчетный период из партии исключено двести сорок семь человек, из которых как врагов народа — семьдесят два человека, за связь с врагами народа — сорок пять человек, как пособников врагов народа — девятнадцать, за протаскивание контрреволюционной контрабанды — пять, за контрреволюционные разговоры — девять, за притупление классовой бдительности — четырнадцать, за связь с заграницей — шесть, бывших активных эсеров и меньшевиков — один. Не берусь судить об их виновности, потому что все эти люди арестованы с партбилетами в кармане без нашего ведома и решение об их исключении приходилось принимать на основании информации УНКВД о том, что такой-то арестован как враг партии и народа.

Конечно, не доверять органам госбезопасности мы не имеем права, поскольку эти органы за годы переустройства нашего общества зарекомендовали себя как доблестные защитники интересов нашего социалистического отечества. Но кто на кого работает? НКВД на партию или партия на НКВД? По меткому выражению товарища Сталина, НКВД является вооруженным отрядом партии. Так имеет ли право товарищ Малкин не доверять коммунистам, игнорировать бюро городского комитета партии, когда решается вопрос о судьбе коммуниста? Основной удар, как правило, приходится на руководящие звенья партии. В тридцать седьмом году в состав бюро ГК было избрано шестьдесят пять человек. За год выведено из его состава и исключено из партии по представлению УНКВД двенадцать человек. В райкомы партии было избрано сто тридцать пять человек, исключено как врагов народа двадцать шесть. Арестовано семнадцать пропагандистов, в крупных парторганизациях города за отчетный период заменено по четыре-пять секретарей парткомов. Здесь немалая вина горкома, так как не все секретари сняты по представлению НКВД, а среди снятых нами как несправившихся с работой немало таких, что при своевременной помощи в работе вполне смогли бы обеспечить руководство парторганизациями. Вполне понятно, что частая смена секретарей парткомов и парторгов не могла не отразиться отрицательно на работе парторганизаций, на состоянии политико-массовой работы, на результатах борьбы за ликвидацию последствий вредительства. Более того: подобное состояние дел разлагало низы. Так, в парторганизации Ледзавода, состоявшей из пяти человек, на одном из партсобраний исключили сразу троих. Один из них Клименко. Его обвинили в том, что, имея недозволенную связь с клиентурой завода, он доставал незаконно вагоны. Райком отменил это решение как необоснованное. Тогда его обвинили в краже арбузов и снова исключили из партии. При проверке выяснилось, что арбузы в это время еще не созрели. Пришлось уже горкому вмешиваться в это вульгарное дело, восстанавливать Клименко в партии, а секретаря парткома освобождать от должности.