— Есть другие мнения? Нет? Голосуем постановление по предложенной формулировке. Кто за? Принимается единогласно. Ну вот, Воронов, и все.

— Я могу идти? — спросил Воронов осипшим от волнения голосом.

— Куда ж ты пойдешь в таком состоянии? — торопливо отозвался Малкин. — Вызову наряд — тебя отвезут.

— Я арестован?

— Арестован, арестован, — Малкин встал, подошел к двери и распахнул ее настежь. Воронов оглянулся. В проеме стояли двое из конвойного взвода. — Сопроводите арестованного к капитану Шашкину!

— Четко сработано, — Воронов презрительно посмотрел на Газова, Ершова, Малкина. — Жаль, Газов, что вы пошли на поводу у этих проходимцев, — сказал он спокойно и уже за порогом остановился и бросил в открытую дверь: — За меня, Малкин, ты заплатишь жизнью.

— Много захотел, — огрызнулся Малкин, — по мне, так ты гроша ломаного не стоишь.

Харченко с Поповым неуверенно хихикнули и осеклись, сбитые с толку колючим взглядом Газова.

— В каком состоянии дело Осипова? — спросил он после затянувшегося молчания, не поднимая глаз. — Что-нибудь прояснилось?

— Работаем, — ответил Малкин неопределенно. — А что?

— Согласие на его арест ты просил другим тоном, — хмурясь заметил Газов, — и, кажется, утверждал, что там все на мази.

— Так оно и есть, — раздражаясь ответил Малкин. — К чему этот разговор?

— Пора объяснить первичкам, что произошло. Нельзя ж бесконечно держать их в неведении.

— По моим данным аресты не вызвали особых тревог.

— Это по твоим данным, полученным от сексотов. А по моим данным — коммунисты в недоумении.

— Так разъясни. Разверни кампанию. Пошли своих, хочешь — я своих, в первички. Проведи пленумы, собрания партактивов, развей сомнения. Ты ж теперь не только первый секретарь крайкома, но и первый в ГК.

— Что делать — ты меня не учи. И запомни: Воронов — последний, кого я отдал тебе на заклание без детального доклада и представления материалов, подтверждающих вражескую работу. Будешь обходить крайком — не обижайся.

— Ой-е-е-ей, как страшно, — побагровел Малкин. Угроза Газова вывела его из равновесия. — Так страшно, что я сейчас наложу в штаны.

— Свободны! — Газов тяжело опустил ладони на крышку стола и резко встал. — Малкин, останься!

Члены бюро поспешно удалились. Малкин остался сидеть в кресле, искоса неприязненно поглядывая на Газова.

Газов вышел из-за стола, подошел к Малкину и свирепо процедил сквозь зубы:

— Ты чего кривляешься, фигляр вонючий? Кого корчишь из себя? Это что за издевательство? В присутствии членов бюро… Даешь повод для пересудов? Компрометируешь партию: смотрите, мол, какой бездарный ЦК, кого назначает первым? Я тебя, суку, сейчас же арестую! Имею право!

— Леонид Петрович! Леонид Петрович! Я ж пошутил!

Ну, честное слово! — опасаясь, что разъяренный Газов начнет избивать его, сидящего, Малкин вскочил.

— Я не давал тебе повода для таких шуток, грязный ублюдок! Запомни: прощаю тебе в первый и последний раз. Повторишь… я тоже обучен стрелять, в затылок. Понял? Пошел вон!

— Что?

— Пошел вон, говорю!

Малкин, опасливо озираясь, торопливо вышел из кабинета.

— Ну что? — бросился к нему Ершов, поджидавший в коридоре. — Накрутил хвост?

— Чуть не застрелил, гад. Схватил наган — еле успокоил, — соврал Малкин.

— Силен. Что на него нашло?

— Откуда я знаю? Взбеленился ни с того, ни с сего.

— Не надо было хамить.

— Я ж по-свойски!

— Надо знать меру.

— По-моему, он этого хотел. Хотел, чтобы я дал повод. Теперь доложит своим в НКВД и в ЦК. Он почуял, чем от нас пахнет.

— Да, оказался с хорошим нюхом. Но ты, Ваня, не бзди. Мы тоже не лыком шиты.

— Надеюсь, что так оно и есть. Поэтому предлагаю начать атаку.

16 июля Газов собрал Пленум горкома и коротко проинформировал о состоявшихся арестах. С подробным докладом по этому поводу поручил выступить Малкину. Изрядно напуганный произошедшим конфликтом, Малкин проявил несвойственную ему покладистость и хоть от лютой ненависти кружилась голова и мучила неистребимая жажда мести, вел себя с Газовым предупредительно и доброжелательно. Что он мог рассказать по «делу Осипова»?

— Вы, конечно, понимаете, товарищи, — прятался он за завесу секретности, — что пока дело до конца не размотано и не выявлены все соучастники бандитской группы, я обязан воздерживаться от излишних подробностей. Такова специфика нашей работы. Но вы должны мне верить, потому что за каждого невинно арестованного я и мои подчиненные несем ответственность перед партией и народом, перед своей совестью. Скажу, что после того, как новый состав бюро и Пленума горкома партии, проявив мудрость и большевистскую бдительность, преодолели стремление отдельных товарищей вновь поставить во главе горкома Осипова и Литвинова, мне стала поступать обильная информация об их троцкистской контрреволюционной деятельности с террористическим уклоном. Развязали языки и ранее арестованные враги народа Алексеев, Гужный и Маслов, дали пока неполную информацию арестованные Матюта и Фетисенко — члены осиповской группы. Сегодня мы уже располагаем данными о некоторых других соучастниках, занимающих высокие должности в партии и государстве. Одного из них — завотделом печати крайкома партии Воронова мы на днях арестовали, других из оперативных соображений пока не трогаем.

Что конкретно вменяется в вину Осипову, Литвинову, Ильину, Галанову и другим? Установлена тесная связь Осипова с уже расстрелянными врагами народа Рыбкиным, Жлобой и так далее. Установлен факт подготовки Осиповым теракта против руководителей крайкома партии и УНКВД. Уже изъято оружие, переданное Осиповым исполнителю для проведения серии убийств. Есть предпосылки к тому, что мы выйдем на террор союзного масштаба: достаточно сказать, что Осипова мы арестовали в Сочи, куда он выезжал накануне возможного приезда на отдых товарища Сталина. Установлены многочисленные факты вредительства на заводах города, на водном транспорте, где он раньше работал, факты необоснованного исключения из партии честных, преданных делу Ленина-Сталина коммунистов и так далее. То есть в лице Осипова, товарищи, мы имеем матерого преступника, врага партии и народа, которому нет и не может быть, и не будет прощения ни сегодня, ни завтра, ни через десятилетия.

Малкин врал и потому говорил медленно, пристально вглядываясь в лица присутствующих. Не нравились ему эти лица: сурово сжатые губы, отчужденные, устремленные куда-то мимо него глаза. В зале кладбищенская тишина и лишь его голос.

— У меня все, — неожиданно объявил Малкин и окинул взглядом зал. — Если есть вопросы, я готов ответить. В пределах конспирации, конечно.

— Есть вопросы к докладчику? — спросил Газов.

Молчание.

— Стало быть, вопросов нет? Перейдем к обсуждению. Кто хочет высказаться?

Молчание.

— Есть предложение, — засуетился Ершов. — Обсуждать тут действительно пока нечего. Все ошарашены и все, как и мы, в недоумении, как у нас под носом могло это случиться. Но факт есть факт: Осипов и компания разоблачены как враги и арестованы как враги. Вероятно по окончании следствия мы получим полную информацию об их вражеской деятельности и тогда сможем не только обменяться мнениями, но и наметить меры по ликвидации последствий вредительства. А сейчас, я думаю, надо решить вопрос о партийности этих, с позволения сказать, людей. Лично я предлагаю на ваше рассмотрение следующую формулировку: Осипова, Литвинова, Галанова, Матюту и Фетисенко из состава бюро и Пленума ГК вывести и из партии исключить, как врагов народа, арестованных органами НКВД.

— Другие мнения есть? — спросил Газов. — Нет? Тогда ставлю на голосование предложение товарища Ершова. Кто «за»? Прошу поднять руки.

Проголосовали единогласно. Так, словно решение созрело давно, прошло через сердце каждого.

— На этом можно было бы поставить точку, — с неопределенной усмешкой произнес Газов, — но пока мы тут говорили, мне поступили записки, по сути дела — заявления, которые я предлагаю рассмотреть. Кто первый? Грушин? Ну, давай, выходи сюда, на трибуну, чтоб тебя все видели. Так. Ну и что?