Большевизм впивался в сознание масс колючей проволокой лагерей, густой сетью покрывших одну шестую суши земного шара, гордо именуемой — Советский Союз. Парализуя волю, разрушая духовность, разъединяя и озлобляя людей, культивируя в них подлость, предательство, лицемерие, карьеризм, зависть, стукачество, большевизм не уставал твердить о революционной законности, равенстве и братстве, человеколюбии. Люди дурели от крови, страха и неопределенности, лелея в душе единственную мечту — выжить и сделать своих потомков счастливыми.

Усиливая свою роль в управлении государственными структурами и хозяйственными организациями, ВКП(б) целеустремленно узурпировала власть, грубо и откровенно оттесняя Советы на задворки управления. Ни один закон, никакое, лаже самое малозначительной, решение не принимались без согласования с партийными органами. Заведомо авантюрные решения ВКП(б) проводила в жизнь через высшие органы государственной власти, которые придавали им форму законов и принимали на себя историческую ответственность за последствия. И когда те или иные решения не давали положительных результатов, вызывали недовольство масс, или просто проваливались, партия подвергала их жестокой критике, широко рекламируя при этом свою мудрость и человеколюбие. Со временем, когда органы государственной безопасности — государственное структурное образование —: превратились в злобного цепного пса ВКП(б), партия уже не ограничивалась только критикой. В ход пошло физическое истребление. «Массовый террор», «массовые репрессии», «поголовное истребление, «операции по массовому изъятию», «чистки» стали главным оружием партии на длительный период. Стремясь к полному закабалению массового сознания не только в центре, но и на местах, ВКП(б) время от времени, а в последние годы — все чаще, осуществляла десантирование туда преданных ей людей, так называемых «стойких большевиков», открывая для них все новые вакансии путем разукрупнения административно-территориальных образований и введения в связи с этим дополнительной численности партийной номенклатуры.

Официально это называлось «приближением руководящих органов к низовой, оперативной, конкретной работе».

Как достижение огромной политической важности оценивал Сталин подобную деятельность партии. Подводя итоги за определенный период времени, он с гордостью говорил: «Мы имеем теперь вместо семи союзных республик 11 союзных республик, вместо 14 наркоматов СССР 34 наркомата, вместо 70 краев и областей 110 краев и областей, вместо 2559 городских и сельских районов 3815. Соответственно с этим, — доверительно сообщал он «единомышленникам», — в системе руководящих органов партии имеется теперь 11 Центральных комитетов во главе с ЦК ВКП(б), 6 краевых комитетов, 104 областных комитета, 30 окружных комитетов, 212 общегородских комитетов, 336 городских районных комитетов, 3479 сельских районных комитетов и 113 060 первичных партийных организаций».

По мнению Сталина, дело «разукрупнения» и «приближения» — полезное дело и оно должно продолжаться.

Соответственно увеличивалась численность органов госбезопасности на душу населения. Вооруженный отряд партии укреплял свои позиции.

Паразитизм совершенствовался.

Сломленный народ безмолвствовал.

В 1934 году административно-территориальные изменения вплотную коснулись Северного Кавказа. Из Северо-Кавказского края, образованного в 1924 году из Донской и Кубано-Черноморской областей и Ставропольской и Терской губерний, был выделен в самостоятельную административно-территориальную единицу Азово-Черноморский край с административным центром в городе Ростове-на-Дону. В него вошли Донская и Кубано-Черноморская области. В сентябре 1937 года, во исполнение решений февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б), из края выделилась Ростовская область, а Азово-Черноморский край был переименован в Краснодарский: его столицей стал город Краснодар. В новый край пришли новые хозяева.

Приступив к обязанностям, Кравцов с ходу развил такую бурную деятельность, словно намеревался в считанные дни не только поставить край на ноги, но и вывести его на уровень передовых.

— Прекрасный край, богатейший край! — делился он с Малкиным впечатлениями от ознакомительных поездок по сельскохозяйственным районам. — Навести порядок и он один прокормит страну… Но ты не представляешь, сколько безобразий обнаруживается даже при беглом знакомстве с хозяйствами! Конец сентября, а в большинстве районов не закончен обмолот зерновых. А урожай получен богатейший! Видимо, хорошее начало вскружило головы отдельным руководителям и они пустили завершение работ на самотек. На уборке подсолнечника комбайны используются из рук вон плохо. Я бы сказал — отвратительно. Из-за мелких технических неполадок многие трактора на севе и взмете зяби простаивают. К уборке свеклы еще и не приступали. Представляешь, в какие потери все это выльется? Нужно дать резкий отпор демобилизационным настроениям горе-руководителей, их оппортунистическим ссылкам на нехватку горючего и так далее. Я тебя попрошу, Иван Павлович, побывай-ка ты в Спокойненском, Удобненском, Незамаевском районах. Похоже, что там засели вредители.

— Как ты думаешь, — спросил он у Малкина в другой раз, — если послать на село часть товарищей из краснодарского городского партактива — будет польза? Я думаю — да. Пусть своим опытом, большевистским порывом всколыхнут нерадивых, дадут образцы критики и самокритики, помогут сорвать маски с притаившихся врагов…

И снова вопрос:

— Тебе, Иван Павлович, не кажется, что в Краснодаре на заводе Седина действует неразмотанный клубок врагов и диверсантов? Год на исходе, а завод свою годовую программу выполнил только на двадцать девять и четыре десятых процента. Плохо и на других крупных предприятиях. Может, провести собрание городского партактива? Посвятим его образованию Краснодарского края и заодно поговорим о недостатках. Поставим задачи. Как ты думаешь?

Малкин слушал Кравцова и никак не мог побороть в себе чувство раздвоенности, с которым его воспринимал. К своему удивлению он обнаружил в новоиспеченном секретаре крайкома и знания, и энергию, и напористость, и умение выходить из неблагоприятных ситуаций с наименьшими потерями. Видимо, за это ценил его Евдокимов, за это и приблизил к себе, а затем рекомендовал секретарем Оргбюро. Малкину льстило, что Кравцов, игнорируя председателя крайисполкома Симончика, секретаря Краснодарского горкома Шелухина и других «специалистов», которые поспешно и шумно, осваивали крайкомовские кабинеты, за советами по всем важным вопросам обращался именно к нему, или прежде к нему. Мягкость в обращении, никаких признаков администрирования, стремление сблизиться, перейти к доверительным отношениям. «Черт его знает, — боролся он с сомнениями. — Может, ошибся нарком. А может, источник попался нечистоплотный, карьерист какой-нибудь, завистник? А может, за всей этой деловой суетой, непомерным внешним беспокойством за судьбу края (пока ведь только на словах!), жаждой общения именно с ним, Малкиным, начальником УНКВД, скрывается коварное мурло изворотливого врага? Почему ответственность за отсутствие в колхозах горюче-смазочных материалов, нехватку запчастей к тракторам стремится переложить на плечи районных руководителей? Разве не он, будучи вторым секретарем Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), должен был обеспечить их всем этим? И разве секрет, что в стране нет в достатке ни того, ни другого? Почему постоянно навязывает мысль о массовом вредительстве? Отвлекает от себя? Страхуется на случай провала своей секретарской деятельности? Мол, богатый край, но люди дрянь, бездельничают, вредят. Малкина тыкал носом — не отреагировал, тоже, вероятно, враг. Не обеспечил выкорчевывание».

«Внимательно присмотрись к этим людям, — вспомнил он наказ наркома, — мне они доверия не внушают. Кое-какая информация на них уже имеется».