— Вы торопитесь? — спохватилась «Виржиния» и сделала вид, что готова немедленно встать и уйти.

— Не то слово, Галя! Время горячее, масса дел…

— Да-а, служба у вас, — посочувствовала «Виржиния», вставая. — Как жена терпит?

— Терпит, — улыбнулся Малкин. — Пока терпит.

— А я бы не выдержала. Не-а! Не в моем характере. Столько мужиков вокруг, а ты сиди, жди своего единственного.

— Вот выдадим тебя замуж…

— Не-а! Ни за что!

— Обожглась?

— Не то слово, Иван Павлович, — сказала «Виржиния» и оба рассмеялись. — Так я могу идти?

— Да-да, конечно, если нет вопросов. — Малкин поспешно вышел из-за стола, одернул взмокревшую под мышками гимнастерку, ловким движением рук разогнал складки за спину и, подойдя к «Виржинии», снова ласково взял ее под локоть: — Будешь в затруднении — звони, как условились. Проявляй осторожность, зря не светись. Донесения впрок не пиши, мало ли что… Тренируй память. Все, что будет иметь значение — запоминай. Письменно изложишь при личной встрече со мной, под мою диктовку. Чтобы самую суть и ничего лишнего. Кстати, вот телефон моего заместителя Абакумова Николая Александровича. Пароль тот же. В мое отсутствие звони ему. Он знает, что делать. Договорились?

— Договорились.

— Это донесение ты писала начисто? Без черновика?

— Начисто. А что?

— Никогда не оставляй следов. Враги не брезгают ничем, даже ящиками с мусором. Идут на все, лишь бы проникнуть в наши тайны.

«Виржиния» понимающе кивнула.

— Мне идти, Иван Павлович?

— Да! Успехов тебе!

— До встречи! — «Виржиния» кокетливо улыбнулась и, соблазнительно покачивая бедрами, удалилась.

«Хороша девка, черт бы тебя побрал, — потянулся за нею взглядом Малкин. — Э-эх, только бы не сорвалась, не провалилась!»

После ухода «Виржинии» он еще раз прочитал ее донесение и, по укоренившейся привычке, сразу принялся расставлять точки над «i».

«Какую полезную информацию содержит в себе донесение «Виржинии»? — задал он себе вопрос и тут же ответил на него: — Прежде всего, информацию о том, что в городе орудует кучка злобствующих антисоветчиков, распускающих измышления о том, что план генеральной реконструкции курорта Сочи-Мацеста есть фикция, позволяющая правительству использовать отпущенные средства для удовлетворения интересов руководящих товарищей. Цель таких измышлений — погасить энтузиазм масс, породить среди местного населения и сезонных рабочих недоверие к генеральному плану вообще, к коммунистической партии и советскому правительству в частности.

Далее. Измышления врагов, по всей вероятности, находят благодатную почву и это вдохновляет их на разработку зловещих планов отторжения города от Советского Союза путем, скорее всего, вооруженного восстания при возможной поддержке иностранных государств. С этой целью затаившиеся враги вербуют в свои ряды не только матерых антисоветчиков, но и колеблющихся, тех, кто еще не вступил на путь борьбы с советской властью, но в определенных условиях способен поддержать контрреволюционные силы. Таким образом создается ядро будущей контрреволюционной организации, состав которой наверняка сформирован из недобитых последышей осокиных, гутманов, лапидусов, присных Колеуха и ему подобных, которых еще предстоит разоблачить. Как относиться к этим замыслам оголтелых врагов? Их следует рассматривать не иначе, как авантюрную попытку привести в действие самые отчаянные средства борьбы. Как воспринимать эти жалкие потуги? Серьезно, потому что, потеряв всякую надежду реализовать свои намерения и понимая, что с каждым прожитым днем перспективы открытой борьбы будут сужаться, враги перейдут к иным, более пакостным методам, которые как минимум будут включать в себя стремление любой ценой удержаться на поверхности, вползти в социализм с черного хода, пробиться на руководящие должности в партийном и государственном аппарате и обеспечить:

— террористические акты против поправляющих здоровье стахановцев, красных командиров и крупных военачальников, членов правительства и их семей, вождей партии и народа — раз;

— саботаж — два;

— вредительство и диверсии — три, четыре;

— шпионаж в пользу недружественных СССР государств — пять.

Что предпринять?

Выявить осиное гнездо и уничтожить. Все!»

Расставив акценты, Малкин, довольный собой и радостно возбужденный, откинулся на спинку кресла и, вытянув ноги, расслабился. Хорошо! Распрекрасно! Утреннего недомогания как не бывало. Удача сама поперла в руки и он теперь ни за что не упустит ее. Он знает как с нею совладать. Неважно, что его размышления несколько сумбурны и не вполне отвечают классическим образцам анализа. Пусть им не все продумано до конца — самое важное схвачено крепко и это главное. Впереди борьба, победа и триумф.

Вошла секретарь, положила перед ним обильную Почту. Малкин сделал вялую попытку разобраться в скопище бумаг, но навязчивые мысли вертелись вокруг Заратида и его банды. Сам собой, пункт за пунктом, складывался план будущей разгромной операции. Он решительно отодвинул почту на край стола и пригласил Абакумова.

— Вот, Николай, — сказал он, плохо скрывая радость, — прочти и оцени. Кажется, нам подвернулось неплохое дельце.

Абакумов заинтересованно взглянул на Малкина и взял донесение «Виржинии».

— Да тут глаза сломаешь, — скользнул он наметанным глазом по исписанному листу. — Намеренно искажает почерк?

— Не придирайся! — одернул его Малкин. — Пусть хоть ногой пишет, было бы что читать.

Пока Абакумов знакомился с донесением, Малкин нетерпеливо ерзал в кресле, исподволь наблюдая за выражением лица заместителя. Оно было спокойным и непроницаемым, и это стало раздражать.

— Ну, как? — спросил с вызовом, когда Абакумов вернул ему листок.

— Похоже на — фантазию.

— ! Я так не думаю, — возразил Малкин мягко, хотя в душе уже клокотало. — Возможно, момент наносного здесь есть, но в целом — ты меня извини. Здесь есть над чем работать.

— Слишком все просто.

— А тебе хотелось бы позапутанней? Я вижу, ты донесение не воспринял. Тогда слушай меня внимательно и понимай все, что я скажу, как приказ. Да, «Виржиния» поступила по-бабьи, когда сразу и наотрез отказалась сотрудничать с контрой. Я ее поправил. Она встретится с Заратиди, скажет, что будет оказывать заговорщикам посильную помощь, но не под страхом, а добровольно, по убеждению и как равноправный член организации. Выявим соучастников, возьмем двоих-троих на раскол. Остальных, в том числе и Заратиди, — потом. А пока «поводим», понаблюдаем. Сразу всех, как ты понимаешь, брать нельзя: завалим «Виржинию» и потеряем в ее лице ценного агента.

— Иван Павлович! Я вспомнил… — Абакумов попытался что-то сказать, но Малкин его не слушал. Не мог простить равнодушия, с каким заместитель отнесся к сообщению агента.

— В общем так, Николай! Подключи к разработке самые квалифицированные наши силы, лучших разведчиков. Если размотаем этот клубок — получим дело, превосходящее по своему политическому звучанию все, что до сих пор у нас было. Причем независимо от твоего отношения к этому делу.

— Не о моем отношении речь! — Абакумов звонко хрустнул пальцами и положил кисти рук на стол, как примерный ученик. — Вы задали вопрос, а ответить на него не даете. Дело, о котором вы говорите, осложнилось, не успев развернуться.

— Не понял, — насторожился Малкин.

— Во время последней операции Заратиди арестован.

— За что?

— За то, что родился греком, — усмехнулся Абакумов. — Другой компры на него не было.

— Что за дурная манера говорить загадками! — глаза Малкина стали недобрыми.

— Какие загадки, Иван Павлович! Изъятие производили по национальным признакам. Брали греков.

Заратиди грек, работавший на даче особого назначения. Вот его и взяли. Ни мы, когда составляли списки на изъятие, ни вы, когда утверждали их, не знали, что Заратиди потребуется нам в ином качестве.

— Какое качество! Какое к черту качество! Рухнуло такое дело! Они не знали! Обязаны были знать! Враг работает на особо важном объекте, а они о нем ничего не знают! — Малкин больше не сдерживал себя. Лицо его побледнело, губы плотно сжались и приобрели синеватый оттенок. Казалось, ему стоило больших усилий размыкать их для извержения очередного потока брани. — Что вам после этого можно доверить? Что вам вообще можно доверять? Помощнички, вашу мать! — вытаращив глаза, Малкин поднял руки над головой, судорожно сжал их и грохнул тяжелыми кулаками по столу. — Вон! — бросил глухо с жутким шипением. — Вон! — повторил на выдохе и ткнул указательным пальцем в сторону двери.