‹1967› * * * Заходит солнце в золотых лесах. Пылают смолы на стволах, как маки, И, как ручей весенний в буераке, Сверкает кромка тучи в небесах. День подает мне огненные знаки, Но ночь, как взрыв, клубится на горах, И кажется, что взор твой только прах, Бесследно исчезающий во мраке. Нет, сохранят и звезды и цветы След твоего пылающего взгляда, Коль он омыт слезами доброты. Но, если жжет не пламень звездопада, А ненависть и злобная досада Твой дух, — страшись грядущей темноты! ‹1967› АГНЕССА РОШКА{157} (Род. в 1929 г.) С молдавского ГОРНЫЙ КАМЕНЬ Я камень, Я сдвинут лавиной, Я в реку обрушился вниз, Приняв на гранитную спину Мильоны светящихся брызг. Рожденный утробою горной, Водой ледников отбелен, Для берега стал я опорой И сторожем С давних времен. Я корни столетнего кедра Тугими узлами скрутил И ствол его бронзовый щедро Тяжелою силой Налил. Ко мне, Оторочена солнцем, Тропинка, Умывшись росой, По мшистым пригоркам, По склонцам Вбежала девчонкой босой. Недаром, шершавый и крепкий, Я взял над грозой перевес, — Разбил в искрометные щепки Бушующий молнией лес. Я камень, Тружусь я упорно, Отесанный верной рукой, И стали пшеничные зерна Летящей по ветру мукой. И воду прошел, и огонь я, Чтоб стать и сильней И добрей. Есть в хлебе На женской ладони Частица работы моей. Военные дни отшумели, И утром, Седым от росы, Я внемлю пастушьей свирели И посвисту мирной косы. Я камень, Надежный и вечный, В горах пролежал я века. Я первой стрелы наконечник, Нацеленной В сердце врага. ‹1973› * * * Я пред тобой замру без слов, Таюсь тропинкою окольной, Которой так бывает больно От грубой тяжести шагов. ‹1973› ОЛЕГ ШЕСТИНСКИЙ{158}
(Род. в 1929 г.) * * * Пахнет темная чаща теплой смолой еловой, пахнет июльский ветер дальней волной соленой, солнцем полуденным пахнут ветви сосны суровой, девичьим тихим дыханьем — мой березняк зеленый. Если бы стал я незрячим, если бы ночью туманной в темные дали чужие меня бы враги увели, я бы нашел тебя, Родина, по запахам нежным и пряным, что до меня долетели б от ивовой русской земли. ‹1958› ДРУЗЬЯМ, ПАВШИМ НА ЛАДОГЕ Я плыву на рыбацком челне, холодна вода, зелена… Вы давно лежите на дне. Отзовитесь, хлопцы, со дна. Борька Цыган и Васька Пятак, огольцы, забияки, братцы, я — Шестина из дома семнадцать, вы меня прозывали так. В том жестоком дальнем году, чтоб не лечь на блокадном погосте, уезжали вы — кожа да кости — и попали под бомбу на льду. Непроглядна в путину вода, не проснуться погодкам милым, их заносит озерным илом на года, на века, навсегда. ‹1958› * * * Матери бессонны, когда дети маленькие. Матери бессонны, когда дети большие. Матери бессонны, когда дети стареют. О, святая бессонность! Чем отблагодарить матерей? Целовать ли им руки, гладить ли белые волосы, — поливать ли цветы на их ранних могилах? Не отблагодарим!.. Как солнце не отблагодарим за свет. Как землю не отблагодарим за зелень. Не отблагодарим!.. Надо просто что-то хорошее делать, что-то доброе, что-то великое делать, — тогда улыбнутся и заплачут от счастья матери, наши матери, живые и мертвые. ‹1962› * * * Без березы не мыслю России, — так светла по-славянски она, что, быть может, в столетья иные от березы — вся Русь рождена. Под березами пели, женили, выбирали коней на торгах; дорогих матерей хоронили так, чтоб были березы в ногах. Потому, знать, березы весною человеческой жизнью живут: то смеются зеленой листвою, то сережками слезы прольют. |
