На шаг от смерти я была с сестрою.
Мы косы расчесали на заре,
Умылись теплой, мутною водою —
Из лужи в освенцимовском дворе.
Зачем умылись — и сама не знаю…
Уже сказали нам, что здесь, средь тьмы,
В печах, что до рассвета полыхают,
Все в черный пепел превратимся мы.
Сняла я с плеч косынку с васильками
По голубому полю, отдала
Красивой белоруске, что меж нами
Подружкой самой юною была.
Сняла сестренка туфельки — подарок
Любимой матери в недавний, добрый час,
Обула пару чьих-то рваных, старых
И молвила: «Для смерти в самый раз!»
И наши думы, как подстреленные птицы,
Поникли: мы почувствовали тут,
Что никогда нам даже не приснится
Овеянный мечтами институт.
И повели нас… Нас жара томила.
Паленым пахло. Смрад стоял кругом…
И вдруг издалека, весенним, милым,
На нас пахнуло свежим ветерком,
Цветущею черешней молодою
И клеем, что свисает, как янтарь,
На веточках… И все пережитое
Нам показалось сном…
И вспомнился «Кобзарь»,
Раскрытый на столе, весь освещенный
Простой крестьянской лампой со стеклом,
Родной отец, усталостью согбенный,
И мать, сидящая с вязаньем за столом…
А я то плачу, то светлею,
Читая в поздний час
Про атамана Гамалею,
Про гайдамаков и Кавказ.
Воспоминания мои
Вдруг залпы пушек оборвали:
Уже за лагерем бои…
Все ближе, ближе…
Разбивали
Замки, засовы и кричали
Со всех концов:
— Свои!.. Свои!..
И хлопцы-москвичи вошли к нам спозаранок!
И отступила смерть, черна, как мгла.
Объятья… радость… слезы полонянок…
За нами жизнь с полей родных пришла…
Нам показалось, что с кремлевских башен
Незримо звезды алые сошли
На шапки воинов, защитой стали нашей,
Чтоб в край родной вернуться мы смогли.
А утром вновь мы в бой их провожали,
Туда, где даль в зарницах огневых.
Они «хохлушками» нас нежно называли,
Мы в шутку «москалями» звали их.
И, где бы ни была, пускай всегда мне светит
Любовь большая к братьям из Москвы…
Давно бы пепел наш развеял ветер,
Когда б не вы!
