В тайге живут деревья ста пород,
И ста характеров здесь люди проживают.
А бурелом охотника встречает
Такой, что даже лошадь не пройдет.
Народам, племенам здесь счету нет,
Их различают лишь язык да кожи цвет.
Но чистота и цвет один у крови,
Завидно всем сибирское здоровье.
Вот перевала стройные стволы.
Здесь кедр лежит упавшим обелиском.
Упал он, даже каплею смолы
Своих соседей-кедров не забрызгав.
И молодая поросль так стремится
Увидеть солнце на спине бревна,
И, с черноглазою черемухой равна,
Стоит березка рядом, белолица.
Здесь папоротник без границ,
Как некая зеленая блокада,
И скопища разнообразных птиц
В нем выводить птенцов счастливо рады.
На месте том, где кедр могучий пал,
Встал молодняк разноплеменный —
Кедр молодости место уступал,
Хоть был силен он необыкновенно.
Потомок мой придет за мною вслед,
Народа ввек не оскорбит другого…
О ты, мое взволнованное слово,
Могучим будь, как тот таежный кедр!
Гора нависла каменным ребром,
И над прозрачным горным ручейком
Тропинка узкая, что здесь жила-была,
Погибла жертвой старого ствола.
Копытным не пройти, не пересечь
Здесь царствующей грязной, топкой глины —
Упало дерево, как ржавый старый меч,
И весь ручей отравлен ржавой тиной.
Влача существование свое,
Без пользы жило дерево, и ныне
Сто тысяч гадов обрели жилье
В его прогнившей сердцевине.
На нем зеленой плесени наряд,
Поганка за поганкой нарастали,
Рога сохатого из-под земли торчат,
Их время и дожди отшлифовали.
И кажется, что солнце не взойдет,
Не осветит места глухие эти…
Давным-давно, уже который год,
Клок шерсти на суку колышет ветер.
И, обойдя тот ствол издалека,
Тропинка малая уходит в гору,
И даже помутневшая река
Изменит русло скоро.
Все зло в бревне на жизненном пути,
Знакомо каждому оно, пожалуй.
Я так хочу всю жизнь свою пройти,
Чтоб на него не походить нимало.
Любовь моя, мое стремленье к людям,
Давай с тобой тропинкой к счастью будем!
У подножья белого Тасхыла
Многоцветный мир тайга укрыла.
Все в объятьях знойной тишины,
Только птицы изредка слышны.
Босоногий кедр повздорил с елью.
— Кто выше? — он затеял спор,
А смородины кусты успели
Первыми взбежать на косогор.
Одному лишь дереву в долине
Никогда не в радость солнца свет:
На корню иссохшая лесина
Трет его и точит много лет.
Оттого горбатая, кривая
У него спина давным-давно,
Потому, смолою истекая,
Сверстникам завидует оно.
А с Тасхыла ветры налетят,
Весело деревья зашумят,
И умоет майская гроза
Черные смородины глаза.
Дерево, поникшее от груза,
Стонет, не находит утешенья:
«Ты не будь мне вечною обузой,
Жизнь моя, беда моя с рожденья!»
Как замороженная туша,
Что топором расколота была,
Над бурною рекою, камни руша,
Скала высоко гребни подняла.
То красные, то сизо-голубые,
Как радуга, горят ее бока,
Кипя айраном, мчась в края глухие,
Бурлит неугомонная река.
Она летит, она несется в пене…
Таких отважных не было и нет,
Чтоб реку переплыли! Но спасеньем,
Мостом сосна служила много лет.
Когда она погибла? Вам и мне
Никто не сможет толком рассказать.
Как на рогах быка, на том бревне
Не держится ни снег и ни роса.
Какая б сила вас ни догоняла,
Вас дерево упавшее спасет —
Оно, как мост уставшему маралу,
На помощь обязательно придет.
И пусть мой стих спасенья путь укажет,
Пусть он стволом над бурной речкой ляжет,
Пусть по глухим местам непроходимым
Уляжется мостом неколебимым!
