Я вне закона, ястреб гордый, Вверху кружу. На ваши поднятые морды Я вниз гляжу. Я вне закона, ястреб сизый, Вверху парю. Вам, на меня глядящим снизу, Я говорю: — Меня поставив вне закона, Вы не учли: Сильнее вашего закона Закон Земли. Закон Земли, закон Природы, Закон Весов. Орлу и щуке пойте оды, Прославьте сов! Хвалите рысь и росомаху, Хорей, волков… А вы нас всех, единым махом, — В состав врагов, Несущих смерть, забывших жалость. Творящих зло… Но разве легкое досталось Нам ремесло? Зачем бы льву скакать в погоне, И грызть, и бить? Траву и листья есть спокойней, Чем лань ловить. Стальные когти хищной птицы И нос крючком, Чтоб манной кашкой мне кормиться И молочком? Чтобы клевать зерно с панели, Как голубям? Иль для иной какой-то цели, Не ясной вам? Так что же, бейте, где придется, Вы нас, ловцов, Все против вас же обернется, В конце концов! Для рыб, для птиц любой породы, Для всех зверей, Не наш закон — Закон Природы, Увы, мудрей! Так говорю вам, ястреб-птица, Вверху кружа. И кровь растерзанной синицы Во мне свежа. НИКОЛАЙ СТАРШИНОВ{134} (Род. в 1924 г.) * * * Ракет зеленые огни По бледным лицам полоснули. Пониже голову пригни И, как шальной, не лезь под пули. Приказ: «Вперед!» Команда: «Встать!» Опять товарища бужу я. А кто-то звал родную мать, А кто-то вспоминал — чужую. Когда, нарушив забытье, Орудия заголосили, Никто не крикнул: «За Россию!..» А шли и гибли За нее. ‹1944› * * * Солдаты мы. И это наша слава, Погибших и вернувшихся назад. Мы сами рассказать должны по праву О нашем поколении солдат. О том, что было, — откровенно, честно… А вот один литературный туз Твердит, что совершенно неуместно В стихах моих проскальзывает грусть. Он это говорит и пальцем тычет, И, хлопая, как друга, по плечу, Меня он обвиняет в безразличье К делам моей страны… А я молчу. Нотации и чтение морали Я сам люблю. Мели себе, мели… А нам судьбу России доверяли, И кажется, что мы не подвели. ‹1945› * * * Зловещим заревом объятый, Грохочет дымный небосвод. Мои товарищи — солдаты Идут вперед За взводом взвод. Идут, подтянуты и строги, Идут, скупые на слова. А по обочинам дороги Шумит листва, Шуршит трава. И от ромашек-тонконожек Мы оторвать не в силах глаз. Для нас, Для нас они, быть может, Цветут сейчас В последний раз. И вдруг (неведомо откуда Попав сюда, зачем и как) В грязи дорожной — просто чудо! — Пятак. Из желтоватого металла, Он, как сказанья чешуя, Горит, И только обметало Зеленой окисью края. А вот — рубли в траве примятой! А вот еще… И вот, и вот… Мои товарищи — солдаты Идут вперед За взводом взвод. Все жарче вспышки полыхают. Все тяжелее пушки бьют… Здесь ничего не покупают И ничего не продают. ‹1945› * * * И вот в свои семнадцать лет Я стал в солдатский строй… У всех шинелей серый цвет, У всех — один покрой. У всех товарищей-солдат И в роте и в полку — Противогаз, да автомат, Да фляга на боку. Я думал, что не устою, Что не перенесу, Что затеряюсь я в строю, Как дерево в лесу. Льют бесконечные дожди, И вся земля — в грязи, А ты, солдат, вставай, иди, На животе ползи. Иди в жару, иди в пургу. Ну что — не по плечу?… Здесь нету слова «не могу», А пуще — «не хочу». Мети, метель, мороз, морозь, Дуй, ветер, как назло, — Солдатам холодно поврозь, А сообща — тепло. И я иду, и я пою, И пулемет несу, И чувствую себя в строю, Как дерево в лесу. ‹1946› Я БЫЛ КОГДА-ТО РОТНЫМ ЗАПЕВАЛО Й… Я был когда-то ротным запевалой, В давным-давно прошедшие года… Вот мы с учений топаем, бывало, А с неба хлещет ведрами вода. И нет конца раздрызганной дороге. Густую глину месят сапоги. И кажется — свинцом налиты ноги, Отяжелели руки и мозги. А что поделать? — Обратишься к другу, Но он твердит одно: — Не отставай!.. — И вдруг наш старшина на всю округу Как гаркнет: — Эй, Старшинов, запевай! А у меня ни голоса, ни слуха И нет и не бывало никогда. Но я упрямо собираюсь с духом, Пою… А голос слаб мой, вот беда! Но тишина за мною раскололась От хриплых баритонов и басов. О, как могуч и как красив мой голос, Помноженный на сотню голосов! И пусть еще не скоро до привала, Но легче нам шагается в строю… Я был когда-то ротным запевалой, Да и теперь я изредка пою. |
