Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

‹1962›

ОНА
Присядет есть, кусочек половиня,
Прикрикнет: «Ешь!» Я сдался. Произвол!
Она гремит кастрюлями, богиня.
Читает книжку. Подметает пол.
Бредет босая, в мой пиджак одета.
Она поет на кухне поутру.
Любовь? Да нет! Откуда?! Вряд ли это!
А просто так: уйдет — и я умру.

‹1965›

НЕ ПЛАЧЬ
Ты не плачь, не плачь, не плачь.
Не надо. Это только музыка! Не плачь.
Это всего-навсего соната.
Плачут же от бед, от неудач.
Сядем на скамейку.
Синевато
Небо у ботинок под ледком.
Это всего-навсего соната —
Черный рупор в парке городском.
Каплет с крыши дровяного склада.
Развезло. Гуляет черный грач…
Это всего-навсего соната!
Я прошу: не плачь, не плачь, не плачь.

‹1965›

ПРОРОК
И вот я возникаю у порога…
Меня здесь не считают за пророка!
Я здесь как все. Хоть на меня втроем
Во все глаза глядят они, однако
Высокого провидческого знака
Не могут разглядеть на лбу моем.
Они так беспощадны к преступленью!
Здесь кто-то, помню, мучился мигренью?
— Достал таблетки?! Выкупил заказ?
— Да разве просьба та осталась в силе?…
— Да мы тебя батон купить просили!
— Отправил письма? Заплатил за газ?…
И я молчу. Что отвечать — не знаю.
То, что посеял, то и пожинаю.
А борщ стоит. Дымит еще, манящ!..
Но я прощен. Я отдаюсь веселью!
Ведь где-то там оставил я за дверью
Котомку, посох и багряный плащ.

‹1966›

ОТЧИЙ ДОМ
И сколько в жизни ни ворочай
Дорожной глины, вопреки
Всему ты в дом вернешься отчий
И в угол встанут сапоги…
И пусть — хоть лет под девяносто —
Старик прошамкает: «Сынок!»
Но ты принес свое сыновство
И положил его у ног.
И радость новая, как завязь…
Хоть ты от хижины отвык, —
Ты, вырвавшийся от красавиц
И от стаканов круговых.
…Пусть в поле где-то ночь пустая.
Пусть крик и песня вдалеке.
Ты все забудешь, припадая
К покрытой венами руке.

‹1968›

СООРОНБАЙ ДЖУСУЕВ{141}

(Род. в 1925 г.)

С киргизского

Я — КОМУ3
Я — комуз, перешагнувший перевалы и века.
Горный ветер и в порогах громыхавшая река
Дали мне свои напевы, дали наигрыши мне.
Я поведаю их людям в зимней юрте, при огне.
Много в прошлом слез и горя я хлебнул в родных горах.
Чаще пел я в дни кочевий, чем на праздничных пирах.
Под своей шершавой декой звон мечей и стук подков,
Имена батыров славных я донес из тьмы веков,
Храп коней и топот битвы, оперенный шелест стрел.
Только, жизнью умудренный, молодел, а не старел!
Из урючины душистой я оструган и долблен.
Я прошел, не унывая, сквозь рогатины времен.
Я узнал иные песни, к новым пастбищам спеша,
Зазвучала по-иному деревянная душа.
Только вслушайся! Немало струны в памяти хранят
Снежных фуг, симфоний горных, золотых степных сонат»
Голос мой звучит со сцены, а не только у костра.
Подпевает мне порою скрипка — чуткая сестра.
Переняв мои мотивы, вторят песням тут и там
Сотоварищи в искусстве — арфа, домра и дутар.
Я — комуз, не все открыты клады те, что я таю.
Ветер будущей эпохи тронул струны — я пою.
Нет, не руки комузиста прикасаются к струне —
Ветер странствий, ветер звездный в эти дни гудит во мае.
Подождите! Мало, мало инструментом быть земным!
В звездный век и я в ракете улечу к мирам иным.
И мелодия комуза, не забытая в веках,
Зазвучит на дальних трассах, даже в звездных облаках.

‹1965›

СТРИГУНОК
Он родился как раз весной,
Той благодатною порою,
Когда холмы — в траве густой,
И небо брызжет синевою.
И рядом — мать, добра, нежна.
Спал на джайлоо он блаженно.
Во сне зеленая луна
Над ним всходила неизменно.
Мать отойдет недалеко,
И он уже скорее к маме,
Взахлеб густое молоко
Сосет капризными губами.
Опять весне приходит срок.
Серпок луны подвешен, тонок.
Стоит уныло стригунок —
Тот прошлогодний жеребенок.
Ну, как же все ему понять?
Он запах матери вдыхает.
Припасть бы к вымени, но мать
Его без жалости лягает.
«Лишь я твой баловень один,
Дай молока мне всласть напиться!» —
Капризничает новый сын,
Толкаясь в брюхо кобылицы.
Травы не видя возле ног.
Понурив шею виновато,
Припоминает стригунок,
Как жеребенком был когда-то.

‹1967›

ДАМБА ЖАЛСАРАЕВ{142}

(Род. в 1925 г.)

135
{"b":"261663","o":1}