‹1955› ЧЕРНОМОРСКИЕ ЧАЙКИ А все ж дышать горазда легче мне На черноморской неспокойной шири, Чем где-то, в чужедальней стороне, Под звездным небом, в незнакомом мире. Хоть облака тут ниже и темней, Чем в тропиках, в краю вечнозеленом, И ветры — вестники осенних дней — В лицо дохнули севером студеным, Мне и суровость эта дорога. Приветствую волну, что, нам на зависть, Совсем недавно, милых скал касаясь, Родные обнимала берега. Еще сегодня их увижу я. Скорей бы наступил желанный вечер! Тебе спасибо, родина моя, За то, что чаек выслала навстречу! ‹1957› * * * Я из породы тех, которым любо Сближать людей, и горы, и дубравы, Сливать в оркестре флейты, бубны, трубы. Звучанье слов и песен величавых. Чем больше у меня гостей, тем лучше, Беседою сменяется беседа. Я с добрыми друзьями неразлучен И каждого зову меня проведать. Поем, стихи читаем вечерами, Бескрылому соседу спать мешая. Но что поделать, ежели вчера мы Справляли славный праздник урожая! А нынче птиц я провожаю стаю, Что взмыла ввысь, к студеному зениту, А завтра я, конечно, повстречаю Ракету, вышедшую на орбиту. Пока во мне, стоцветен и чудесен, Весь мир звенит, сиянье излучая, Я обещаю много новых песен И только тишины не обещаю. ‹1959› * * * О вас я забочусь, родные края, Об урожае, о мирном сне, О том, чтоб хватало людям жилья, О том, чтоб деревья цвели по весне. И эта земная забота моя — Мой хлеб насущный. Порою он горьким от пыли был, Порою от слез он соленым был, Порою горячим от пороха был… Зато он пахучим и сладким был, Когда я с друзьями его делил, — Мой хлеб насущный. И не кладите мне хлеб иной В походную сумку, в мешок вещевой, На стол, за которым с гостями сижу, На грудь, когда руки на ней я сложу… ‹1961› * * * Реки печали и радости Я много раз перешел. Волны их бурные взяли Немало крови моей. Но почему-то оставили Нежность, как будто она Самой была неподатливой, Самой тяжелой была. ‹1962›
ПАМЯТНИК Над могилою братской мать рыдает седая. «Где вы, дети мои?» — днем и ночью скликает. Хоть из мрамора вся, даже сердце из камня, Ни земля, и ни солнце, и ни ветер дубравный, Ни плакучие вербы над неманской кручей Ей сказать не осмелятся правды горючей. ‹1962› ПЕРЕПИСКА С ЗЕМЛЕЙ Я много писем написал земле Пером, которым создаются гимны, Лирические песни, манифесты. Писал я скрипок чуткими смычками, Умеющими плакать и смеяться. Есть письма, что начертаны в бою Штыком или саперною лопатой. Бывали и посланья, что писались Не ручкой вечной, а звенящим кубком, Который поднимал я на пиру, Провозглашая здравицу живым Или героев павших поминая. Все, что пишу, земле я адресую. А получил пока что Один-единственный ответ на то письмо, Которое весною начертал Надежным плугом на страницах пашни. Вот он — ответ. Ломтями нарезайте И угощайтесь. Ешьте на здоровье. ‹1964› * * * Звезды — раскиданная пахарем пшеница, Чтоб в перелете дальнем и тревожном Было чем поживиться перелетным птицам, Не опускаясь наземь, где, возможно, Не всюду и воды дадут напиться Подорожным. ‹1965› * * * Прежде чем вымолвить твое имя, Родина, Я, как джангарчи, собравшийся петь, Прополаскиваю рот родниковой водой, Как сеятель, вышедший с лукошком, Кланяюсь полю, тучам и солнцу, Как воин перед решающим боем, Надеваю чистую рубаху. ‹1970› ПЛАТОН ВОРОНЬКО{14} (Род. в 1913 г.) С украинского Я ТОТ, КТО РВАЛ ПЛОТИНЫ Той, що греблі рве. Леся Українка Да, я плотины рвал, Я не скрывался в скалах, Когда дубы валились под грозой. Лесная чаща надо мной склоняла Густые ветви; желтою листвой Укрытый, я лежал под партизанским кровом, И кровь текла по капле сквозь бинты, А лесовик склонялся седобровый И спрашивал: «Ты все взорвал мосты?» «Да, все». Я помню, надо мною Сидела Мавка в сумраке ночном, Укрытая туманной пеленою, С походным карабином за плечом. Она, вздыхая, пела до рассвета: «А почему не спрашивать об этом»? Вон роза наклонилась, вопрошая: «Что, хороша я?» А ясень шепчет ей, качая ветви: «Нет краше в свете». «Да, нет краше в свете! Спаси меня, Ведь там, над синим Прутом, Я не успел еще мосты взорвать. По ним ползут, прожорливы и люты, Враги, как змеи». «Я могу достать Жив-гай-траву, и смерть она отгонит!» И принесла, обегав все луга. И полетели фермы, лонжероны, Обрушась на крутые берега. И только эхо грозно хохотало. Да, я плотины рвал, Я не скрывался в скалах. |
