РАШИД РАШИДОВ{150} (Род. в 1928 г.) С даргинского * * * Высекавшего огонь Иноходца обошел Неказистый с виду конь, Пену на скаку роняя. Скрыт до времени порой Камень дорогой в земле. Парень — с виду не герой — Был отчаянным в бою. Знал в горах один жених Сладкие, как мед, слова, Только с горечью о них Вспоминают пять невест. Не снаружи, а в душе Человеческая суть. Девушкам настороже Быть до свадьбы надлежит. ‹1951› СУРОВАЯ ПЕСНЯ Если в землю у воды Ветку тополя воткнуть, Не боящимся беды Станет деревом она. Если сын в семье рожден, Пусть не балуют его, Чтобы стал мужчиной он, Не боящимся беды. ‹1957› ВЛАДИМИР СОКОЛОВ{151} (Род. в 1928 г.) ВЕНОК Вот мы с тобой и развенчаны. Время писать о любви… Русая девочка, женщина, Плакали те соловьи. Пахнет водою па острове Возле одной из церквей. Там не признал этой росстани Юный один соловей. Слушаю в зарослях, порослях, Не позабыв ничего, Как удивительно в паузах Воздух поет за него. Как он ликует божественно Там, где у розовых верб Тень твоя, милая женщина, Нежно идет на ущерб. Истина ненаказуема. Ты указала межу. Я ни о чем не скажу ему, Я ни о чем не скажу. Видишь, за облак барашковый, Тая, заплыл наконец Твой васильковый, ромашковый Неповторимый венец. ‹1966› * * * Нет сил никаких улыбаться, Как раньше, с тобой говорить, На доброе слово сдаваться, Недоброе слово хулить. Я все тебе отдал. И тело И душу — до крайнего дня. Послушай, куда же ты дела, Куда же ты дела меня? На узкие листья рябины, Шумя, налетает закат, И тучи на нас, как руины Воздушного замка, летят. ‹1966›
ЧУЖАЯ КНИГА После дней обаянья, После белых ночей С этой книгой свиданья Все нежней и горчей. Это очень похоже На ближайший отлет. Гул винта, как по коже, По обложке идет. Средь вокзального быта, Вся — поющая, вся На скамейке забыта, Остающаяся. Не средь шумного бала, А под вопли грачей Ты меня испугала Страхом юных ночей. Невозможностью слиться, Невозможностью взять, И отдать, и открыться, То есть все рассказать. Невозможность явиться И в любом пустяке Невзначай воплотиться, Как дано пустельге. На скамейке, подмокшей От весеннего льда, Голос, не превозмогший Красоты и стыда. Это даже не слово, Что в сердцах говорим. Дивный слепок с чужого, Населенный своим. ‹1967› ВАГОН Когда я уронил себя Лицом в ладони При свете лампочки ночной В ночном вагоне, Когда я гордость потерял, А ты не знала, Наш паровик то в ночь нырял, То в день вокзала. Ребенок плакал в тишине, Вдруг наступавшей… Всей жизнью ты казалась мне Моей пропавшей. Когда я оторвал от рук Лицо под утро, В окне синело. Все вокруг Шептало смутно. Кондуктор шел. За ним вослед Цыганок очи… Мне было девятнадцать лет. В такие ночи! Одна сказала: «Слушай, князь, Дай погадаю…» Я улыбнулся, поклонясь: «Уже все знаю». И долго ей глядел вослед Тепло и мудро… Мне было девятнадцать лет. В такое утро! Не плакал мальчик на руках, А, рот разиня, Смотрел, как мчалась, Вся в снегах, В гудках, Россия. Шел день, наращивая пыл От полдня к полдню… Тебя, соседей позабыл. Цыганку помню. ‹1967› * * * И самый юный в мире дождь Исчез за первым поворотом. И показалось: ты идешь По тротуарам, как по нотам. И я впервые ждал: тобой, Тебе навеки посвященный, Как переулок голубой, Не камнем — лунами мощенный. Был в лужах весь окрестный свет. А их оставил дождик краткий, Как перевернутый ответ Под легкой детскою загадкой. Ведь воробьиной тишины Мерцала первая отрада. Ведь больше не было войны И было в мире столько лада. И снова голубь ускользал От голубей в иные сети. И я тогда еще не знал, Что нет единственной на свете. |
