Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
ИРОНИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Мне нравится иронический человек.
И взгляд его, иронический, из-под век.
И черточка эта тоненькая у рта —
иронии отличительная черта.
Мне нравится иронический человек.
Он, в сущности, — героический человек.
Мне нравится иронический его взгляд на вещи,
которые вас, извините, злят.
И можно себе представить его в пенсне,
листающим послезавтрашний календарь.
И можно себе представить в его письме
какое-нибудь старинное — милсударь.
Но зря, если он представится вам шутом.
Ирония — она служит ему щитом.
И можно себе представить, как этот щит
шатается под ударами и трещит.
И все-таки сквозь трагический этот век
проходит он, иронический человек.
И можно себе представить его с мечом,
качающимся над слабым его плечом.
Но дело не в том — как меч у него остер,
а в том — как идет с улыбкою на костер
и как перед этим он произносит: —
Да, горячий денек — не правда ли, господа!
Когда же свеча последняя догорит,
а пламень небес едва еще лиловат,
смущенно — я умираю — он говорит,
как будто бы извиняется, — виноват.
И можно себе представить смиренный лик,
и можно себе представить огромный рост,
 но он уходит, так же прост и велик,
как был за миг перед этим велик и прост.
И он уходит — некого, мол, корить, —
как будто ушел из комнаты покурить,
на улицу вышел воздухом подышать
и просит не затрудняться, не провожать.

СЫРБАЙ МАУЛЕНОВ{114}

(Род. в 1922 г.)

С казахского

ОТКРЫТИЕ КНИГИ
Открытие книги,
Открытие мира.
Здесь все, что мне близко,
Что чуждо иль мило!
Из рода акынов,
Я весь на виду.
Я с неба схвачу, обжигаясь,
Звезду.
Робеть нам не надо:
Мосты меж веками
Ведь мы воздвигали
Своими руками.
С домброю отцов
Я из рода певцов.
Что песня? Крупица,
Лишь малая капля…
Но спит и в крупице
Начало миров.
* * *
Я, помню, был тогда беспечным малым,
Степей не понимал я до поры.
Томило солнце жаром небывалым
Родного края травы и бугры.
На облака глядел из юрты старой,
Той ночью звезды в очаге цвели,
А я лежал, смотрел на лунный шар я,
Крикун, счастливец, баловень семьи.
За волосы потеребив, к рассвету
Меня поднял тургайский ветерок.
И я пошел, пошел — привала нету.
Путь неизвестен, и неведом срок.
Видать, в ходьбе тогда и возмужал я,
В кирзовые обулся сапоги.
И услыхал вдали размах пожара
И материнский голос: «Помоги!»
Надвинулась зима, крутила люто,
Разрывы бомб аукались в виске.
В запасе у солдата есть минута
И неприкосновенный клад в мешке.
Мы из оружья делали постели,
Друзьям безмолвным в верности клялись,
В сыром лесу о Щорсе песни пели, —
Нам песни эти по душе пришлись.
В душе солдатской силы жаркой много
Я умирал и поднимался вдруг.
От пули прервалась моя дорога,
Добрался до Берлина верный друг.
Как буерак степной — неровен, долог,
Так на руке, на левой, — шрам немой,
А в правой, словно огненный осколок,
Все рыщет карандаш бессонный мой.
ВОЗЛЕ ЗИМОВКИ
В ковыль с головою я канул,
брожу по тургайским степям.
На каждую кочку и камень
я в детстве уже наступал.
По тропкам, проложенным мною,
опять я хожу по утрам,
и прожил я вроде немного,
а многих уже потерял.
Там, в домике маленьком белом,
бывала зимовка отца,
там пес его весело бегал,
лежала седая овца.
Отец мой был мудрый и добрый,
меня не ругал, не корил.
Здесь в позе старинной, удобной
сидел он и трубку курил.
Кузнечики сухо порхали,
и шел я, весельем гоним,
и шли по весенней прохладе
со мной Мирзали и Галим.
Мы, помню, смеялись, дурили,
мы знали здесь все тайники…
Здесь люди проходят другие,
другие растут тальники.
Но кажется — в дымке песчаной,
тяжелые плечи склоня,
отец мой, печальный-печальный,
сидит и глядит на меня…
* * *
В свои мысли уходит дорога —
Как до жизни веселой дойти.
И задумались рощи с тревогой
Все о том же — как петь и цвести.
Вот и птицы задумались к ночи —
Как бы им дотянуть до тепла.
Дни природы в тех думах короче,
Молчаливее дни и дела.
СЛУЖБА МИРА
У меня друзей на земле
Много: душами широки,
Все поэты — в моей семье,
Побратимы-фронтовики.
Всюду встречу кого-нибудь,
Где бы ни был, опять найду
Друга, с кем начинали путь,
С кем сражались в одном ряду.
Но бывает — печальный час…
Что ж поделать! Удел таков,
С каждым годом — все меньше нас,
Побратимов-фронтовиков.
Но строка — словно грань штыка,
И в строю навсегда, крепки,
Служба мира
И служба стиха,
Побратимы-фронтовики.
110
{"b":"261663","o":1}