Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

‹1924›

КОМСОМОЛЕЦ

(Баллада)

…Кончился бой… Желто-синие клочья
снова над станцией треплют свой шелк…
К пленным, столпившимся молча,
сам куренной подошел…
Смотрит — огнем прожигает до кости…
Хлопцы стоят — побледнели как мел…
Пьяная смерть набивается в гости, в
 сумрачном блеске наган занемел…
— Есть комсомольцы меж вами! Я знаю!..
Каждому пуля поставит печать… —
…Стиснуты губы: тоска гробовая.
Но продолжают молчать…
— Вот так ребята, стройны да красивы!
Жалко расстреливать всех!
Эй, оглянитесь… и солнце, и нивы… — Смех.
— Ну, так пощады не знать и родному!
Вас не оплачет пылающий край!.. —
Вышел один… и сказал куренному:
— Я — комсомолец… Стреляй!..

‹1927›

ВОРОНЕНОК
Был день неясный, как спросонок.
Под крик и карканье в листве
 упал на землю вороненок,
и я поймал его в траве.
Забилась пойманная птица
с безмолвным ужасом в глазах.
Но не могло угомониться,
кричало, каркало в ветвях.
И детство вспомнилось былое
под этот весь переполох,
когда заботливой рукою
я птицу положил на мох.
Глядел безмолвно вороненок,
но ужас исчезал в глазах…
И я ушел. И стало сонно
опять в замолкнувших ветвях.

‹1938›

ДЕКАБРЬ
Все затихло в доме к ночи.
На столе стоит вино.
Декабря седые очи
смотрят в синее окно.
Мне глядеть не наглядеться
на морозную зарю.
Может, хочется погреться,
чарку выпить декабрю?
Он стучится, в щели дует,
бородой к стеклу прильнул.
За окно, во мглу седую,
я бутылку протянул.
И заснеженным, крылатым
рукавом взмахнула ночь.
Захмелел декабрь косматый
и пошел, шатаясь, прочь.

‹1938›

О, ЕСЛИ Б!..
Осенний вечер. Стынут клены.
Струится легкий полумрак.
Гудок сирены отдаленный
и чей-то быстрый, легкий шаг.
Минулось… На висках — снежинки
Зачем я не сказал: «Постой!» —
и счастье в аленькой косынке
рассталось навсегда со мной…
А небеса — мутней опала,
и снова осень, снова мгла…
О, если б, если б юность знала
и старость мудрая — могла!..

‹1939›

ТЕРРИКОНЫ
И поля, и мосты, и вагоны,
и протяжная песня — слышней…
Терриконы мои, терриконы,
пирамиды донецких степей!
Где земля заждалась возрожденья,
где лишь дикие травы цвели,
неустанным трудом поколенья
вас под самое небо взнесли.
В ваших недрах, темнея угрюмо,
закипала глухая гроза:
здесь шахтерские горькие думы,
подневольная, злая слеза.
Это — в прошлом… А выше, над кручей,
словно знамя летя в небеса,
наш порыв, боевой и кипучий,
наших вольных людей голоса!
Мы ступаем вперед непреклонно,
и опять они в песне моей, —
терриконы мои, терриконы,
пирамиды донецких степей.
И стоите вы друг подле друга,
молчаливая, строгая рать…
Малышом собирал я здесь уголь,
чтобы — взрослым — напевы сбирать.

‹1947›

ДОНЕТЧИНА МОЯ!
Донетчина моя, твоих ветров дыханье
я ощущаю вновь, как прежде, как в былом,
когда в лучах зари цветов благоуханье
я так любил встречать над голубым Донцом.
Я ощущаю мощь порыва трудового
и в голосах степей, и в гомоне лесов,
и музыку гудков твоих я слышу снова,
Донетчина моя, бессменная любовь!
Вон шахты вдалеке… Гляжу на них, гляжу я,
и песнь рождается, слетает с губ моих.
Пускай снега кругом, но в сердце май бушует,
чуть вспомню о тебе, и в сердце — новый стих.
И снова молод я, и в радужном свеченье
весь мир передо мной, и счастьем полон я;
я, как струна, звучу, охваченный волненьем,
объятый пламенем, Донетчина моя!
Полями я иду и знаю: там, под ними,
огромный дивный мир таится в глубине,
и дышит, и гремит, и звонами своими
еще с ребячьих лет так близок, дорог мне!
И, как на крыльях, в глубь подземных коридоров
мои мечты опять, вплетаясь в лад строки,
летят… Летят туда, где в такт шагам шахтеров
качаются, плывут, мерцают огоньки.
Донетчина моя, отчизна, мать героев,
твоих заводов дым как стяг в моих глазах.
Ты сделала меня поэтом в гуле боя,
чтоб навсегда тебя прославил я в стихах.
Донетчина моя, любимая, родная,
тебе все чувства я, всю жизнь отдать готов!
И снова, как дитя, к тебе я приникаю,
чтобы набраться сил для жизни и трудов.

‹1952›

* * *
84
{"b":"255208","o":1}