ГРОЗА ИДЕТ Движется нахмуренная туча, Обложив полнеба вдалеке, Движется, огромна и тягуча, С фонарем в приподнятой руке. Сколько раз она меня ловила, Сколько раз, сверкая серебром, Сломанными молниями била, Каменный выкатывала гром! Сколько раз, ее увидев в поле, Замедлял я робкие шаги И стоял, сливаясь поневоле С белым блеском вольтовой дуги! Вот он — кедр у нашего балкона. Надвое громами расщеплен, Он стоит, и мертвая корона Подпирает темный небосклон. Сквозь живое сердце древесины Пролегает рана от огня, Иглы почерневшие с вершины Осыпают звездами меня. Пой мне песню, дерево печали! Я, как ты, ворвался в высоту, Но меня лишь молнии встречали И огнем сжигали на лету. Почему же, надвое расколот, Я, как ты, не умер у крыльца, И в душе все тот же лютый голод, И любовь, и песни до конца! ‹1957›
НЕ ПОЗВОЛЯЙ ДУШЕ ЛЕНИТЬСЯ Не позволяй душе лениться! Чтоб в ступе воду не толочь, Душа обязана трудиться И день и ночь, и день и ночь! Гони ее от дома к дому, Тащи с этапа на этап, По пустырю, по бурелому, Через сугроб, через ухаб! Не разрешай ей спать в постели При свете утренней звезды, Держи лентяйку в черном теле И не снимай с нее узды! Коль дать ей вздумаешь поблажку, Освобождая от работ, Она последнюю рубашку С тебя без жалости сорвет, А ты хватай ее за плеч, Учи и мучай дотемна, Чтоб жить с тобой по-человечьи Училась заново она. Она рабыня и царица, Она работница и дочь, Она обязана трудиться И день и ночь, и день и ночь! ‹1958› ГУРГЕН МААРИ (1903–1969) С армянского 21 ЯНВАРЯ 1924 г. Он умер… И город мой в снежной дымке как будто накрыла враждебная тьма. Казалось мне, словно на фотоснимке — застывшие улицы, лица, дома… В тот вечер я сентиментальные строки писал про плакучую иву, и вдруг та весть беспощадная горем жестоким пронзила мне сердце. Все стихло вокруг. Пусть ива листвой своей плачущей плещется, пусть скорби печать не сойдет с моих губ. Сегодня в огромном лесу человечества пал мудрый, могучий, негнущийся дуб. Он умер. Но мыслями, страстью, делами он с нами. И не за горами весна. Он умер. Но лес подхватил его знамя. Он умер. Но армия леса вечна! НА ВОЛОСАХ МОИХ ЗИМА На волосах моих зима, но в сердце зной. Как лето, как палящий зной, приду я и уйду. Я песню унесу с собой и унесу любовь, Как пламя песни золотой. Приду я и уйду. Прощайте, тополя мои! Прощай, прощай, И Арарат священный мой! Приду я и уйду. Как осень, принеся плоды, уходит прочь, Отдав поклон земле родной, — приду я и уйду. ЛУННАЯ ЛЮБОВЬ Когда колышутся леса, Леса тенистые, густые, Опять тебя, моя краса, Припоминаю. Прожитые Припоминаю дни. Закат. И клен высокий над забором. И зрелой нивы аромат. И дуновенья. Тем же взором, Что был когда-то у тебя, Луна сегодня поглядела… И вновь, томительно скорбя, Я вспомнил, горько, онемело, Твой лик, твой шаг, моя краса, И те часы не дожитые. …Смотри, качаются леса, Леса качаются густые. ВОСПОМИНАНИЕ Дождь весенний бушует за ставней Все вольней и сильней. Вспоминаю напев стародавний, Вспоминаю о ней. Да, в саду моих песен, как ливень, Прошумел ее шаг. И от роз распустившихся дивен Стал мой вспыхнувший сад. Полон мокрой полыни сомнений И деревьев тоски, Сквозь акации увеселений Он смотрел колдовски. В нем забился фонтан. Раззадорясь От избытка — тогда В нем запела вода — песнетворец, Зазвенела вода. И теперь под напев стародавний Я припомнил о ней, Той далекой… За старою ставней Дождь шумит все сильней. ЗАКАТ В желтые апельсины нивы оделись снова; в поле зеленовато-синем фата из шелка цветного и желтые апельсины… Стадо домой вернулось с апельсинового поля рано, сквозь облака все гуще просеивается вязь шафрана. И стадо домой вернулось… В пруду справляются свадьбы рыб, звезд и капели. Луна там сидит тамадою, лягушки — опьянели… В пруду справляются свадьбы. |
