Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

‹1933›

КОСТЬ ГЕРАСИМЕНКО

(1907–1942)

С украинского

ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Ідіть, думи, на Вкраїну.

Т. Шевченко
Батареи всю ночь грохотали,
А когда занялась заря,
Мы раскрыли и перечитали
Милый сердцу том «Кобзаря».
Фронтовые будни суровы.
Нежность… Некогда думать о ней,
Но Тарасово светлое слово
Ощущаешь сквозь бурю дней.
Прочитаешь — и вот приснится:
Жито, поле, над полем зной…
Иль весеннее марево, птицы
Возвращаются в край родной…
О земля моя, не пристало
Нам о тихих тропах мечтать,
Но меня ты заколдовала,
И теперь — не могу я спать.
Только б встретить тебя, как друга,
Вновь к тебе, дорогая, прийти,
Там, где свищут буран и вьюга,
Вечный след кобзаря найти.
Только знать бы, что здесь, у тына,
Молодая вишня цвела,
Что Шевченкова Катерина
Здесь когда-то молча брела.
Тополь стройный обнять бы в поле
И сказать, что каждый из нас
Не изменит священной воле,
Для которой страдал Тарас.
Край родимый, хоть ветром синим
Из далекой земли повей:
Ты под немцем не сгорбил спину,
Ты встаешь всей силой своей.
И Холодный Яр оживает,
На врага ополчась, как встарь,
Из концлагеря убегает
Непокорный слепой кобзарь.
Он заходит в каждую хату,
Он приносит привет от нас:
«Подымайтесь, близка расплата!
Бейте недруга, в добрый час!»
И о землю гремят оковы,
И сквозь пламя, за рядом ряд,
Партизаны выходят снова —
Это факелы их горят.
Батареи гремят, негодуя…
Край родимый, с прижатым к груди
«Кобзарем» вновь к тебе иду я,
С гордым словом родимым. Жди!..

‹1941›

КАРЛО КАЛАДЗЕ

(Род. в 1907 г.)

С грузинского

ЖАВОРОНОК

Гимном встречает жаворонок восход солнца.

Я расскажу о сущности искусства…
Я поднял птицу мертвую с земли,
Увидев кровь,
Бегущую из клюва,
И сломанные крылышки в пыли.
Земля пестрела реками, лесами,
Но жаворонок,
Павший на жнивье,
Игрушечными черными глазами
Смотрел на небо,
А не на нее.
Я понимал, что смерть его подсудна.
Я с ним пошел.
Я тих и странен был.
Прохожих останавливал повсюду
И спрашивал я: «Кто его убил?»
Мне отвечали старики и юноши
У горных пастбищ,
У долинных рек:
«Да разве можно, друг, стрелять в поющего?
Да как ты мог подумать? Это — грех…»
И лишь в Мухрани объяснил мне старец,
Что смерть такая —
Плата за полет,
Что если петь о солнце птица станет,
Она летит к тому,
О чем поет.
Внизу снега, внизу желтеет жатва,
Внизу — птенцов горластая семья,
А в синем небе жаворонку жарко
От молодости, солнца и себя.
Уже, в пространстве синем затонувший,
Не виден он…
Летит он в высоту,
Но вот, от счастья небом захлебнувшись,
Он падает и гибнет на лету!
…Вокруг темнело,
Облака разбухли,
И слышались раскаты вдалеке.
Стоял я тихо в трепетном раздумье
С бестрепетною птицею в руке.
И знал я, что пора настанет, —
Пускай за это жизнью заплачу, —
Но лишь над миром снова солнце встанет,
Я руки распахну и полечу!
Ни разу ни на что не оглянувшись,
Я полечу!
Пусть плачут обо мне, —
Как жаворонок, солнцем захлебнувшись,
Умру я в небе с песней о земле!
СТАРЫЕ ДЕРЕВЬЯ
1
Я возвратился в дом отеческий
Сладчайшим дымом подышать,
И от не радостей утешиться,
И радостями утешать.
Все намекает мне о таинствах:
Полоска мутная тропы,
Забор заснеженный в оттаинках
От искр, летящих из трубы,
Равнина строгая Рионская
И Джигтубанская — в снегу…
И этой свежестью и роскошью
Я надышаться не могу.
А там, под синевой небесною,
Вершины, вставшие стеной.
Над белизной земли не вечною
Мерцают вечной белизной.
Но что-то есть во всем весеннее,
Все ожиданием томит,
И лед внушает опасения —
В себе он таянье таит.
Я белой-белою деревнею,
Весну предчувствуя, иду,
И вот со старыми деревьями
Беседу важную веду.
И, плечи зябко-зябко кутая,
Держа снежинки на весу,
Как старики, собравшись кучкою
Они пророчат мне весну.
В них все такое ожидающее,
В их каждом слове — правота,
И над ветвями подтверждающе
Гудят, синея, провода.
Весна деревьям всех заметнее,
Они весну внушают нам.
Они дают, тысячелетние,
Присягу новым временам.
И, полный радости и гордости,
В большой, ветвистой их семье,
Уже ни грусти и ни горечи
Не ощущаю я в себе…
2
Такая ночь сегодня будняя,
Но, с вдохновением в крови,
Ее сумели сделать буйною
Желанья буйные мои!
Любви исполненный и ревности,
Пишу я, комкая листы,
И в дом вношу дворцы и крепости
И ставлю около тахты!
Камин ворчит угрюмо, сдержанно, —
Дрова глотает жадно он,
И вот обрубок новый дерева
К камину мною прислонен.
Всю ночь дождит, дождит за окнами.
Обрубка круглые сучки
В дрожащих, зыбких бликах огненных
Блестят, как будто бы зрачки.
Лишь миг, и станет он обугленным,
Но столько в нем тепла и сил!
Ведь не родятся же обрубками —
Он сердцем дуба прежде был.
Он рос с могучими поддубками,
Он рос и крепнул день за днем,
Чтоб, как поддубки, пасть под рубкою
И тоже сделаться огнем!
Гори же, сердце дуба доброе,
Огнем последней доброты.
Пусть пламя яркое и долгое
Мне озарит мои листы.
Пусть пьяно отсветы колышутся!
Пусть искры белые сверкнут,
Несметны, будто бы количество
Тем дубом прожитых минут!
И до каких бы лет ни дожили, —
Покуда правду говорим,
Мы — и деревья и художники —
Одним горением горим!
146
{"b":"255208","o":1}