‹1924› Я ОБРЕЛ СЧАСТЬЕ Раньше пел я, как соловей, Задыхаясь в клетке своей, А теперь пою неустанно На зеленой ветке своей. Над землею взошла заря Справедливого Октября, И вздохнула широкой грудью Дорогая моя земля. Ты свободен, родной народ, Ты с надеждой глядишь вперед, В честь тебя эту звонкую песню Токтогул сегодня поет. ‹1927› АКОП АКОПЯН (1866–1937) С армянского В. И. Л Е Н И Н Перед его портретом я стою. Я всматриваюсь, глаз не отводя, В черты лица его — и узнаю Приметы гения, борца, вождя. Лоб выпуклый — высокая скала, Недосягаемое поле битв, Взор пламенный — разящая стрела — Врагам свободы гибелью грозит. На старый мир с усмешкой смотрит он И говорит его спокойный взор: «Не встать тебе с земли, ты обречен, Уже прочтен твой смертный приговор». ‹1919› ЗАВЕЩАНИЕ Пусть будет мои надгробный камень С рабочей наковальней схожим. Пусть надпись краткими словами Гласит: «Здесь Акопян положен». Пусть рядом с молотом на камне Лежит перо — в немой с ним паре, Ведь я впервые в буре давней Пером, как молотом, ударил. Жизнь — наковальня. Для поэта Перо — в борьбе могучий молот. Так пусть же украшенье это Согреет мой могильный холод. ‹1920› СВЕРЧОК Поет — сверчок в дупле глухом. Спадает зной в саду ночном. Цветок с цветком, трава с травой Беседуют между собой Под голосок сверчка ночной. ‹1920› МОЯ ЛЮБОВЬ (Завод) Его очей люблю я жар, И грудь, закутанную в пар, И песнь, которой нет звончей, И мудрый смысл его речей. Люблю его бесценный пот, Когда он плавит и кует. Я славный труд его пою, Я песню в честь него кую. Моя любовь — не жар юнца, Когда неопытны сердца. Моя любовь — ей нет конца, В ней мысль и опыт мудреца. Люблю завода звон и шум И глубину заветных дум. Найдется ли среди людей, Кто б полюбил его сильней? ‹1922› ГЯНДЖА Ты ослепла, страна родная, В темноте многовековой; Тьму от света не отличая, Ты жила, объята дремой. Ты проснулась с новой судьбою, Ты прозрела, свет моих глаз! И глядит на тебя с любовью Прародитель древний — Кавказ. Хлеб твой свеж, виноград твой сладок Темный бархат — твои сады. Ты горишь в моих песнях крылатых Ярче самой яркой звезды. Ты пленила бурные воды, Гидростанций огни зажгла, Ты навек союзу народов Руку крепкую подала. Вековые твои платаны Посадил у холма Аббас. Словно песня меж их листами, Свежий ветер шумит для нас: «Чуда нет, что древней порою Шах платаны эти сажал, — Чудо в том, чтоб новое строить На земле этой древней Гянджа». ‹1925› МОЕ ПЕРО Вперед, перо, не знающее страха, — Оружие, готовое к боям! А ну, давай покажем молодежи, Что мы с тобой не постарели тоже, Будь молодым, перо, как Гете сам! Пусть говорят, что твой поэт дряхлеет, Что болен он, что он давно устал, Что нет у старика ни сил, пи страсти, Что не имеет он над рифмой власти, — Вперед, перо, разящий мой металл! Вперед, вперед! Гляди, идет к нам муза, И кровь ее быстра — тигрицы кровь. И вдохновение мое пылает горном. В цель не попасть вовек наветам вздорным: На поле битвы мы с тобою вновь! ‹1927› * * * Весенний полевой цветок, Как встарь, ласкает душу мне. Я осень от себя гоню, Я шлю приветствия весне. Гром, ветер, молния, гроза, Как прежде, входят в душу мне. Я счастлив. Молодость со мной, Я сердцем обращен к весне. В колхозах много крепких рук И мыслей о грядущем дне, Я жду великих перемен, Я ожидаю их к весне. ‹1931› ЛИРИКА СТАРОСТИ Я помню далекие дни, весенний мой возраст счастливый, Когда молодая листва шумела и пела кругом, Когда бушевали в садах соцветья душистые сливы И под ноги стлалась земля пушистым зеленым ковром. Я помню, как по вечерам окраины сонной молчанье Крикливой своей болтовней тревожил влюбленный удод, Как, вспенясь от полой воды, с каким-то свирепым урчаньем Гянджинка гнала, ошалев, разбухшие бревна вперед. Я помню, на розы взглянуть прохожих сады приглашали, Над городом медленно плыл дурманящий их аромат. Уже осыпался миндаль, в цвету абрикосы стояли, И нежные их лепестки пронзал золотистый закат. Промчались года. И опять зеленый апрель надо мною Шуршит молодою листвой, прохладой в лицо мне дыша. Состарило время меня. И все-таки каждой весною Со всею землей заодно опять расцветает душа. |