Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Коллектив авторов > Советская поэзия. Том первый > Стр.49
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
48
49
50
...
193

‹1920›

* * *
«Разведка боем» — два коротких слова.
Роптали орудийные басы,
И командир поглядывал сурово
На крохотные дамские часы.
Сквозь заградительный огонь прорвались,
Кричали и кололи на лету.
А в полдень подчеркнул штабного палец
Захваченную утром высоту.
Штыком вскрывали пресные консервы,
Убитых хоронили, как во сне.
Молчали.
Командир очнулся первый:
В холодной предрассветной тишине,
Когда дышали мертвые покоем,
Очистить высоту пришел приказ.
И, повторив слова: «Разведка боем», —
Угрюмый командир не поднял глаз.
А час спустя заря позолотила
Чужой горы чернильные края.
Дай оглянуться — там мои могилы,
Разведка боем, молодость моя!

‹1938›

ДЫХАНИЕ
Мальчика игрушечный кораблик
Уплывает в розовую ночь,
Если паруса его ослабли,
Может им дыхание помочь.
То, что домогается и клянчит,
На морозе обретает цвет,
Одолеть не может одуванчик
И в минуту облетает свет.
То, что крепче мрамора победы,
Хрупкое, не хочет уступать,
О котором бредит напоследок
Зеркала нетронутая гладь.

‹1939›

* * *
Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб стал непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб не довериться и зеркалу,
Чтоб от подушки утаить,
Чтоб свет своей любви и верности
Зарыть, запрятать, затемнить,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули.
Чтоб вздох и тот зажать в руке,
Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал
Горячий ветер на щеке.

‹1942›

* * *
Когда я был молод, была уж война,
Я жизнь свою прожил — и снова война.
Я все же запомнил из жизни той громкой
Не музыку марша, не грозы, не бомбы,
А где-то в рыбацком селенье глухом
К скале прилепившийся маленький дом.
В том доме матрос расставался с хозяйкой
И грустные руки метались, как чайки.
И годы, и годы мерещатся мне
Все те же две тени на белой стене.

‹1945›

* * *
Я смутно жил и неуверенно,
И говорил я о другом,
Но помню я большое дерево,
Чернильное на голубом,
И помню милую мне женщину,
Не знаю, мало ль было сил,
Но суеверно и застенчиво
Я руку взял и отпустил.
И все давным-давно потеряно,
И даже нет следа обид,
И только где-то то же дерево
Еще по-прежнему стоит.

‹1945›

* * *
Ты говоришь, что я замолк,
И с ревностью и с укоризной.
Париж не лес, и я не волк,
Но жизнь не вычеркнешь из жизни.
А жил я там, где, сер и сед,
Подобен каменному бору,
И голубой и в пепле лет,
Стоит, шумит великий город.
Там даже счастье нипочем,
От слова там легко и больно,
И там с шарманкой под окном
И плачет и смеется вольность.
Прости, что жил я в том лесу,
Что все я пережил и выжил,
Что до могилы донесу
Большие сумерки Парижа.

‹1945›

* * *
Чужое горе — оно как овод,
Ты отмахнешься, и сядет снова,
Захочешь выйти, а выйти поздно,
Оно — горячий и мокрый воздух,
И как ни дышишь, все так же душно.
Оно не слышит, оно — кликуша,
Оно приходит и ночью ноет,
А что с ним делать — оно чужое.

‹1945›

ЙОХАННЕС СЕМПЕР

(1892–1970)

С эстонского

У МОРЯ
Там — торная дорога без преград.
Здесь — вольно плещется волна,
морская глубина.
Там — жалкий маскарад,
актеры в мертвых позах,
столы в бумажных розах.
Стряхни с себя, освободись же ты
от смертного удушья суеты.
Здесь по ночам гудят седые волны,
соленый ветер ноздри мне щекочет.
Недаром юность хочет
плыть не по торному пути —
постранствовать, за счастием брести,
все испытать, все сжать в своей горсти,
во все проникнуть, всем плениться
и ритмами вселенной опьяниться.
Я жду ответа от пучины —
дай в руки мне ключи первопричины!
Со всех сторон вопросов череда:
зачем родился я, куда я сгину,
что раньше срока нам сгибает спину,
что разрушает навсегда?
Что у машины и на пашне
гнетет и гонит бедный люд?
Откуда голод, враг всегдашний,
зачем закон неправ и лют?
Откуда гнет? Откуда голод?
Зачем весь мир войной расколот?
Зачем взывает к нам о братстве
не нами выдуманный бог?
Где истина? Как до нее добраться?
Чей лозунг чист, и не убог,
и стоит крови, пролитой так щедро?
И вдруг шальным порывом ветра
все выходы и входы отперты,
все с петель сорваны ворота.
Растет поток рабочего народа.
Их лица в саже, стиснуты их рты,
охрипшие взывают голоса.
Подъяты красных флагов паруса.
А впереди — морская ширь, краса!
Все прошлое смывают эти волны!
И, новой жизнью безраздельно полный
я, слепо ищущий ответов, —
я точка, я ничто.
Но сердце, бурной музыки отведав,
морским прибоем залито!
А те вопросы, та тоска
рассыпались крупинками песка.
Отлив сменяется приливом,
и плещет жизненный поток
в могуществе нетерпеливом,
капризен, нежен и жесток.
И блещет вольная пучина.
Сверкает шторм. Встает рассвет.
Всему отжившему — кончина,
всему живущему — привет!
49
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"255208","o":1}