НЕ ОСТАВЛЯЙ СТИХА БЕЗДОМНЫМ Не только годы, каждый миг бессонный Поет, переломившись у порога: «Не оставляй стиха бездомным: Ему нужны пространство и эпоха!» Иные грязи отдались, гниенью. Шаги их жалки. Ты же, друг, не падай, Но обозначь свое стихотворенье Днем, часом, годом — этой твердой датой. Не только годы, но И эти строки Стихотворения, рожденные тобою, Должны стоять под знаменем эпохи, Должны питаться классовой борьбою. Эпоха наша — блеск серпа и горна. Уже забыто прошлого обличье. Она возводит твердо и упорно Свое индустриальное величье. Ведя учет победам величайшим, Когда вся жизнь по-новому куется, Не только строчка, каждый знак мельчайший Вне времени ничто не остается. Шестая часть пространства мирового Тебя к делам невиданным призвала. Эпоха рушит грозно и сурово Устои мирового капитала. Не только годы, каждый миг бессонный Поет, переломившись у порога: «Не оставляй стиха бездомным — Ему нужны пространство и эпоха!» * * * Так воин из ножен Вдруг выхватит шашку, — Блеснет она молнией В белом огне, Так мост через Сену, Лежащий врастяжку, С размаху встает И указует мне, Что в Лувре я вновь Рафаэля увижу, Опять с Веронезе знакомство сведу. И мир мне покажется лучше и ближе, Когда я туда Потихоньку войду. МОРЕ БЫЛО СПОКОЙНО Успокоилось и спит, Солнцем высвечено резко, Море, кроткое на вид, — Ни валов, ни волн, ни всплеска. Одолело маету, Дремлет, вытянувшись плоско, Тело смуглого подростка Бронзовеет на свету. И от прибережных плит До полоски окоема По морю покой разлит, Дрема, оторопь, истома. Рыба от избытка сил Взбила рой соленых блесток, И от этого подросток Трепет в теле ощутил. И когда, плывя рывками, Загорелыми руками Он в охапку море сгреб, Пенистыми гребешками По воде прошел озноб. Белый парус, провисая, Ждет недвижно ветерка. Только тень его косая На воде дрожит слегка. Два растрепанных и тощих Облака с горы ползут. Может быть, начнется дождик Через несколько минут. Небо цвета сливы спелой Беспокоит рыбака. Головой качая белой, Он глядит на облака И вздыхает то и дело… Море крепко спит пока. ПАВЛО ТЫЧИНА (1891–1967) С украинского НА МАЙДАНЕ На майдане возле церкви революция идет. — Где чабан? — толпа взметнулась Он повстанцев поведет! Ну, прощайте, ждите воли! Эй, по коням! Шашки вон! — Закипело, зашумело, только марево знамен… На майдане возле церкви шепчут матери, грустны: — Озари ты им дорогу, светел месяц, с вышины! На майдане пыль спадает. Сна — не превозмочь… Вечер. Ночь. ‹1918› ОЙ, УПАЛ БОЕЦ С КОНЯ… Ой, упал боец с коня и припал к снегам. — Слава! Слава! — докатилось и легло к ногам. И поднес тогда он руку к сердцу своему. Был бы рад еще такую пережить зиму. Ой, рубили мы врагов да на всех фронтах! Сел на грудь, закаркал ворон, черный ворон-птах. Грянул революцьонер — зашатался свет! Умирая в чистом поле, всем послал привет. ‹1918› НЕ ЗЕВС, НЕ ПАН… Не Зевс, не Пан, не Дух святой, — Но в Солнечных Кларнетах Вселенской жизни ритм и строй, Звучащий на планетах. Я был — не Я. Туманный сон, Мечтанья, призыванья, И тьмы властительной хитон, И чьих-то рук касанья. Проснулся Я, и стал я — Ты: Вокруг меня волною Встают миры из темноты Симфонией сплошною. И, в ней ответно прозвенев, Летел я в блесках, светах… Отныне знаю: Ты — не Гнев, Ты — в Солнечных Кларнетах! ‹1918› ПЛУГ Евгену Тычине Ветер. Не ветер — буря! Дробит, ломает, с землей вырывает… За черными тучами (громом! над кручами!), за черными тучами мильон мильонов мускулистых рук… Катит. В землю врезает (будь то город, дорога, луг), в землю плуг. А на земле люди, звери, сады, а на земле алтари и боги: о, пройди над нами, строгий, рассуди! И были такие, что прочь убегали в пещеры, озера, леса. «Что нам несут небеса?» — взывали. И никто не ударил в кимвал. (Огневого коня ветер гнал — огневого коня — в ночи.) И только их мертвые, стылые очи повстречали красу нового дня! Очи. |
