Валера обладает общительным, располагающим характером. Он конечно же осуществляет и оживляет контакт с внешним, так сказать, миром. И во время концерта со своей балалайкой и кобзой производит настоящий оживляж. Да еще так ловко щелкает языком, подражая цокоту копыт.

Руководитель — Юрий Васильевич — ясное дело — царь и бог в ансамбле. Как только он появляется, сразу все становится на свои места. Он точно знает, кто, что и как должен делать. Тон распоряжений у него мягкий, но непререкаемый. Так и должно быть. Иначе…

Глядя на него, я вспоминаю Яшу Добрачева. Якова Петровича. Руководителя художественной самодеятельности клуба железнодорожников имени Маркова в Новороссийске. Я пел в хоре басовую партию.

Яков Петрович был у нас своеобразным диктатором, хотя по натуре — душа человек. Он требовал от нас абсолютного повиновения и добивался абсолютного созвучия голосов. Иначе, мол… Десятки раз повторял на баяне одну и ту же музыкальную фразу, и мы за ним, пока не добивался точного и красивого исполнения. Благодаря его «школе», я считаю себя немного подкованным в музыке. Потому и решился написать о «Кубанцах». Я принимаю их и воспринимаю не только как исполнителей, а как старателей музыкально — певческого искусства. Как «золотоискателей» в песенном жанре. Это адский труд и сверхтонкая материя. Я вижу приемы, гхри помощи которых они общаются во время исполнения: взгляд, незаметное движение головы, руки; взмах музыкальным инструментом, движение корпусом, якобы в такт музыки, а на самом деле — это дирижерский жест. Я даже слышу их голоса в отдельности и слышу, как Галя чуть раньше закончила музыкальную фразу, и Юрий Васильевич на миг построжал глазами в ее сторону, но потом тут же подбодрил, мол, ничего страшного, прорвемся. Все это незаметно для публики, но чрезвычайно важно для исполнительской слаженности.

Кстати, женская половина ансамбля осталась для меня загадкой. Тут я даже фантазировать не берусь. Могу сказать только совершенно очевидное — конечно же, кроме пения, они обязаны очаровывать публику. И это удается им в высшей степени. Как и вдохновлять мужскую половину.

Оля — жена Юрия Васильевича. Галя — тоже замужем. Я думал, за Валерой, или Ромой. Нет. Ее муж занимается другим делом. У них, как я понял, малышка. И Галя счастлива.

Сестры одинакового роста, обе прекрасно сложены, без излишеств на бедрах. Обе красивые, на них великолепные казачьи костюмы из бархата, отделанные золотой тесьмой. Они в совершенстве владеют голосом, точны и экономны в сценических движениях. Словом, сплошное очарование. Правда, мнится мне один недостаток у них: они настолько прекрасны на сцене в своих сценических костюмах, что в обыденной жизни, в обычной своей одежде, вид их слишком будничный. Особенно прическа. Так и хочется сказать — будьте и в жизни такими, как на сцене. И еще я думаю — наши предки знали вкус в одежде и внешнем виде женщины. Остается только позавидовать и вздохнуть.

Наконец — великолепный директор ансамбля «Кубанцы». Это настоящий супердиректор. Он и замдиректора по всем вопросам и, насколько я понял, — финансист, экономист и бухгалтер, он и механик, и водитель… Человек — оркестр в переводе на музыкальный язык.

Он скомандовал: поехали, и мы расселись удобно в новеньком микроавтобусе марки «ГАЗель». С нами спецкорр газеты «Кубань сегодня» Марина Викторовна Максименко. Телеоператоры Алексей Буклов и Егор Зотов — слушатели Юридического института МВД.

Кстати, «Кубанцы» являются творческим коллективом этого института, своеобразной кафедрой по культурномузыкальному воспитанию слушателей. Песней закладывают духовность в молодые сердца. В этом смысле особую воспитательную ценность представляют выступления «Кубанцов» перед малолетними правонарушителями в оборонно — спортивном оздоровительно — воспитательном лагере «Надежда», подведомственном институту.

Сегодня праздник Урожая и День труженика сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности. Значит «Кубанцы» едут не просто с концертом, а порадовать станичников песней.

Кроме того — Новоминская — малая родина Юрия Васильевича. Здесь он учился и рос. Здесь он окончил музыкальную школу, здесь его стартовая площадка в большой мир музыки. И еще я тихонько прознал, что родился он на хуторе Тополи.

От земли человек.

Они с Олей и Галей едут отдельно на Ниве.

За окном автобуса кружат поля, убранные и вспаханные под зябь. На душе у меня хорошо и спокойно от созерцания завершенного большого сельского дела. Я рад за станичников, чувствуется, что у них сладилась страда. И чувствуется во всем этом порядке большая забота нашего Батьки Кондрата.

Над полями грустно стынет неплотный туман. Сквозь него тут и там проступают силуэты голых уже деревьев. Они как бы кугаются в тонкую кисею тумана; грачи тучами взлетают и садятся на более кормовое место. В сумерки, я наблюдаю это с балкона дома, они нескончаемой «рекой» потекут над городом, возвращаясь с полей, со своей «работы».

От чего‑то у меня на душе сладко и чуть тревожно. Ах, да! Мне знакомы эти сырые поля: когда‑то, более полувека назад, мы, эвакуированные из прифронтового Новороссийска, жили в станице Придорожной в Каневском районе. Мальчишкой я познал сельский труд. Работал погонычем на косилке (лобогрейке) и водовозом, и пастухом колхозного стада. Мне ставили палочки — трудодни в бригадирскую тетрадь.

Нас приютила в Придорожной семья Маслиевых. Пусть легонько икнется Ксении и Устеньке, если они живы. Петра и Василия — их братьев уже давно нет в живых, я знаю. Царствие им небесное! Когда я вспоминаю о них, я верю — мир действительно не без добрых людей. В душе моей теплится тихое сладкое зарево воспоминаний и благодарность судьбе.

Станица Новоминская, говорят, небольшая — всего 17 тысяч жителей. И говорят, что до 1933 года было 36. Вымерли в голодную зиму с 1932–го на 1933–й. И вот уже 65 лет численность никак не восстановится. И тут еще видны следы злобных наших экспериментаторов! Это ж надо было

ухитриться — на тучных злачных черноземах учинить нам голод; на земле, где воткни оглоблю — вырастет телега. Впрочем, ничего удивительного — мастера рушить Россию и нынче горбузуют нам голод. Эти, которые перестройщики — перекройщики. С двойным гражданством.

В станице два хозяйства: бывшие колхозы «Кирова» и «Коммунаров». Теперь АО «Урожай» и «Нива». Какой идиот это придумал? Ведь все осталось по — прежнему, так хотят люди. Но их вынудили прятаться за вывески. От кого? Для чего? Не пора ли этих перестройщиков — перекройщиков, организаторов — прихватизаторов назвать по именам и призвать к ответу за содеянное? Они сейчас следствие выдают за причину. Не пора ли сказать во весь голос о настоящих причинах развала? О конкретных виновниках, которые разорили великую державу, пустили русский народ по миру, обрекли на безработицу и голод. А то ведь они как тот кот, который слушает да ест. И не просто ест, а жирует.

Я как‑то сподобился проникнуться заботами сельчан: трудятся люди, не смотря ни на что. Перемогают очередной эксперимент над Россией.

Как я понял, в «Ниве» пытаются перейти на фермерскую систему хозяйствования. В «Урожае» продолжает работать по — колхозному. Фермерство не приживается. Я подумал — когда‑то трудно, с кровью приобщали земледельца — собственника к коллективному хозяйствованию, теперь почти насильно тащат назад. Снова ломка через колено. Доколе?!

Мы побывали на праздничных собраниях и там и там. Все было по — настоящему празднично и красиво. Особенно в «Урожае». Правда, председатель Иван Николаевич Горбанько подзатянул процедуру поздравления награжденных. Но зал набит битком. И концерт художественной самодеятельности был великолепный. Просто на диво! А «Кубанцам» кричали «Браво!»

Я всматривался в лица людей, испытывая некую причастность к ним и ко всему, что здесь происходит. Некое проникновение в их жизнь, заботы и радости. Бабушки и дедушки, пожилые и молодые, мамы и папы с детьми. Детишки бегают между рядами, но как‑то не балуются и не кричат. Малыши — те быстро устали от большого шумного зрелища, позасыпали; начался «вынос тел», как выразилась молодая мама возле меня.