— Не вижу ничего страшного в том, чтобы рассказать вам об этом случае, — спокойно проговорил Притчард. — Я и сам не раз думал, что надо бы связаться с Бомонтом. Хотя бы только затем, чтобы рассказать ему, что случилось в больнице сразу после его операции. Мне казалось, ему это будет небезынтересно.

— И что это было?

— До этого мы еще доберемся, уж будьте уверены. Я не проинформировал его родителей о том, что обнаружилось во время операции, потому что это было неважно — по крайней мере в практическом смысле, — и мне не хотелось иметь с ними никаких дел. Особенно с его отцом. Этому человеку надо было родиться в пещере и посвятить жизнь охоте на мамонтов. Я решил сказать им то, что они хотели услышать, и как можно скорее с ними распрощаться. А потом само время, конечно, сыграло роль. Столько всего происходит, пациенты теряются из виду. Я думал ему написать, когда Хельга показала мне его первую книгу. И с тех пор думал об этом не раз, но боялся, что он не поверит… или ему это будет неинтересно… или он решит, что я ненормальный. Я не знаком ни с кем из знаменитостей, но мне их жалко. Мне кажется, жизнь у них беспорядочная, напряженная, полная страха. И спящего пса лишний раз лучше не трогать. А тут такой удар. Как сказали бы мои внуки, полный абзац.

— А что было с Тэдом? Что привело его к вам?

— Сумеречные помрачения сознания. Головные боли. Фантомные звуки. И наконец…

— Фантомные звуки?

— Да. Но давайте я буду рассказывать по порядку, шериф. Как сам сочту нужным. — В голосе Притчарда вновь послышались нотки бессознательного апломба.

— Хорошо.

— И наконец — судорожный припадок. Причиной тому было новообразование в префронтальной коре головного мозга. Мы провели операцию, полагая, что это опухоль. Но оказалось, что это близнец Тэда Бомонта.

— Что?!

— Да, именно. — Притчард произнес это так, словно искреннее потрясение в голосе Алана доставило ему несказанное удовольствие. — Случай не такой уж и редкий — близнецы часто поглощают один другого в утробе матери, и иногда это внутриутробное поглощение бывает неполным. Но расположение было весьма необычным, равно как и резкий скачок роста чужеродной ткани. Подобная ткань почти всегда остается инертной. Возможно, в случае с Тэдом причиной стало раннее начало полового созревания.

— Подождите, — сказал Алан. — Подождите минутку. — В книгах ему попадалась фраза «Мысли вихрем неслись в голове», но сейчас он впервые в жизни испытал что-то подобное на себе. — Вы хотите сказать, что у Тэда был близнец, но он… он как-то его… он как-то сожрал своего брата?

— Или сестру, — отозвался Притчард. — Но я полагаю, это был брат. Поглощения у двуяйцевых близнецов случаются крайне редко. Это мнение основано только на статистических данных, это еще не доказанный факт, но я твердо в том убежден. Поглощения происходят, как правило, у однояйцевых близнецов, а поскольку однояйцевые близнецы всегда одного пола, то ответ на ваш вопрос будет «да». Я полагаю, что зародыш Тэд Бомонт сожрал своего брата-близнеца в материнской утробе.

— Господи, — тихо выдохнул Алан. Он в жизни не слышал ничего более жуткого и чужеродного.

— Вы это сказали с таким отвращением, — весело проговорил Притчард, — но тут нет ничего отвратительного, если рассматривать данный случай в надлежащем контексте. Мы говорим не о Каине, поднявшем руку на брата Авеля. Это было не убийство; просто какой-то биологический императив, природы которого мы еще не понимаем. Возможно, некий искаженный сигнал, вызванный сбоем в эндокринной системе матери. Мы говорим даже не о зародышах, если быть точным; на момент поглощения в утробе миссис Бомонт находились лишь два сгустка тканей, вероятно, еще не имевшие никаких человеческих черт. Две живые амфибии, если угодно. И одна из них — та, что крупнее и сильнее — просто вскарабкалась на другую, бывшую послабее, обхватила ее целиком и… вобрала в себя.

— Прямо мир насекомых, — пробормотал Алан.

— Вы думаете? Да, наверное, что-то такое есть. В любом случае поглощение было неполным. Некая малая часть поглощенного близнеца все-таки сохранилась. Эта чужеродная материя — не знаю, как еще ее можно назвать — вросла в ткань, из которой сформировался мозг Тадеуса Бомонта. И по какой-то причине активизировалась незадолго до того, как мальчику исполнилось одиннадцать. Она начала расти. Но в гостинице не было свободных мест. Стало быть, ее следовало удалить, как бородавку. Что мы и сделали, причем очень успешно.

— Как бородавку, — зачарованно повторил Алан.

В голове вертелись самые разные мысли. Темные мысли — такие же темные, как летучие мыши на колокольне в заброшенной церкви. И лишь одна была связной и ясной: В нем два человека, и ВСЕГДА было два человека. Наверное, так и бывает с теми, кто зарабатывает на жизнь, создавая вымышленные истории. В каждом из них живут два человека. Один существует в нормальном мире… а другой создает свои собственные миры. Их всегда двое. Как минимум двое.

— Я бы и так не забыл столь необычного пациента, — продолжал Притчард, — но случилось еще кое-что, как раз перед тем, как мальчик очнулся после наркоза. Это было, наверное, еще более необычно. Я до сих пор поражаюсь.

— И что это было?

— Перед каждым приступом головной боли мальчик Бомонт слышал птиц, — сказал Притчард. — Само по себе это вполне обычное явление, характерное для случаев опухоли головного мозга и эпилепсии. Предшествующий синдром, так называемый сенсорный предвестник. Но сразу после операции произошел странный случай с настоящими птицами. Бергенфилдская окружная больница, по сути, была атакована воробьями.

— То есть как?

— Звучит нелепо, да? — Судя по голосу, Притчард был ужасно доволен собой. — Я никогда никому не рассказывал, но именно так все и было, о чем сохранились документальные свидетельства. Об этом даже писали в газете, на первой странице бергенфилдского «Курьера» была статья с фотографией. Двадцать восьмого октября тысяча девятьсот шестидесятого года в два часа дня огромная стая воробьев влетела в западное крыло окружной больницы. Там тогда располагалось отделение реанимации, и, понятно, туда же после операции отвезли мальчика Бомонта. Разбилось множество окон, и из здания потом вымели целую гору мертвых воробьев, больше трехсот штук. В той статье было еще интервью с орнитологом. Он говорил, что западное крыло окружной больницы состоит почти сплошь из стекла, и, возможно, птиц привлек яркий свет солнца, отраженный в стекле.

— Так не бывает, — сказал Алан. — Птицы летят на стекло, только когда они его не видят.

— Насколько я помню, то же самое сказал журналист, бравший интервью, и орнитолог ответил, что в стаях птиц проявляется стадный инстинкт. Нечто вроде групповой телепатии, объединяющей разумы отдельных особей — если можно сказать, что птицы вообще разумны, — в единый коллективный разум. Как у муравьев-фуражиров. Он говорил, что если один воробей из стаи решил лететь на стекло, все остальные, возможно, просто последовали за ним. Меня уже не было в здании, когда это случилось. Я закончил с Бомонтом, убедился, что ПЖВ стабильны…

— ПЖВ?

— Показатели жизненно важных функций, шериф. Потом я поехал играть в гольф. Но я знаю, что эти птицы изрядно перепугали всех, кто был тогда в западном крыле. Двоих человек ранило осколками стекла. Я, в общем, мог бы принять объяснения орнитолога, но этот случай никак не шел у меня из головы… потому что я знал о сенсорных предвестниках юного Бомонта. Это были не просто птицы, а совершенно определенные птицы, а именно — воробьи.

— Воробьи снова летают, — пробормотал Алан в ужасе и растерянности.

— Что вы сказали, шериф?

— Нет, ничего. Продолжайте.

— На следующий день я расспросил его об этих симптомах. Иногда после операции, устраняющей причину болезни, у пациентов случается локализованная амнезия относительно сенсорных предшественников. Но не в данном случае. Бомонт прекрасно все помнил. Он не только слышал, но и видел птиц. Птицы повсюду, как он говорил. На крышах домов, на лужайках, на улицах Риджуэя, района Бергенфилда, где он тогда жил. Я настолько заинтересовался, что даже проверил его медицинскую карту и сравнил записи с отчетом об инциденте. Стая воробьев атаковала больницу примерно в два ноль пять. Мальчик очнулся в два десять. Может, чуть раньше. — Помолчав, Притчард добавил: — Собственно, одна из сестер реанимационного отделения говорила, что, как ей кажется, мальчика разбудил звон бьющегося стекла.