Долгая пауза, а потом — тихо и с расстановкой:

— И я не хочу быть мертвым. Так что езжай-ка домой и наточи карандаши, а если нужно вдохновение, подумай о том, как мило будут выглядеть твои детки, если утыкать им лица стеклом. И нет никаких чертовых птиц. Забудь о них и начинай писать.

Раздался щелчок.

— Да пошел ты, — прошептал Тэд в пустоту и медленно повесил трубку.

Ситуация так или иначе разрешится — в этом Тэд был уверен. Джордж Старк не мог просто взять и исчезнуть. Однако Тэд начал подозревать, причем не без оснований, что падение Уэнди с лестницы через два дня после звонка Старка в «Дейвз-маркет» раз и навсегда определило, в каком именно направлении будут развиваться события.

И только после этого случая Тэд наконец понял, как надо действовать. Эти два дня он провел в каком-то бездыханном затишье. Он совершенно не воспринимал даже самые идиотские телепрограммы, не мог читать, а мысль о том, чтобы писать, казалась такой же нелепой, как мысль о путешествии со скоростью света. Он беспрестанно ходил из комнаты в комнату, присаживался на пару минут, снова вставал и опять ходил. Путался под ногами у Лиз и действовал ей на нервы. Она ничего ему не говорила, но он догадывался, что она изо всех сил сдерживает себя, чтобы не высказать все, что думает.

Дважды он собирался рассказать ей о втором звонке Старка, когда хитрый лис Джордж сообщил ему о своих планах на ближайшее будущее, пользуясь тем, что линия не прослушивается и о его угрозах никто не узнает. Но оба раза так и не решился заговорить, зная, что это никак не поможет, а лишь еще больше расстроит Лиз.

И дважды он ловил себя на том, что сидит в кабинете, держа в руке один из тех чертовых бероловских карандашей, к которым обещал больше не прикасаться, и смотрит на новую, еще запечатанную в целлофан стопку блокнотов, в которых писал Старк.

У тебя была задумка… Помнишь, насчет свадьбы и бронированного автомобиля?

Да, это правда. Тэд даже придумал название, неплохое название: «Стальная Машина». И вот еще одна правда: в глубине души Тэд и вправду хотел написать эту книгу. Он уже чувствовал зуд, как это бывает, когда у тебя зачесалась спина, а ты никак не можешь дотянуться до нужного места.

Джордж тебе его почешет.

О да. Джордж только и ждет, как бы его почесать. Но тогда с Тэдом что-то случится, потому что теперь все изменилось, правда? Тэд не знал, что именно с ним случится. Возможно, и не мог знать, но ему никак не давал покоя один пугающий образ. Сцена из милой, расистской сказки для детей «Негритенок Самбо». Негритенок Самбо забрался на дерево, где тиграм было его не достать, и те так разъярились, что вцепились друг другу в хвосты и принялись бегать вокруг дерева все быстрее и быстрее, пока не превратились в масло. Самбо собрал масло в глиняный горшок и отнес домой маме.

Джордж — великий алхимик, размышлял Тэд, сидя у себя в кабинете и постукивая по краешку стола незаточенным бероловским карандашом «Черный красавец». Превращает солому в золото. Тигров — в масло. Книги — в бестселлеры. Тэда — в… во что?

Он не знал. Ему было страшно узнать. Но его больше не будет, Тэда больше не будет, в этом он был уверен. Может быть, в мире останется кто-то, кто выглядит в точности как Тэд Бомонт, но за внешностью Тэда Бомонта будет скрываться другой разум. Больной, блестящий ум.

Он почему-то не сомневался, что этот новый Тэд Бомонт будет уже не таким неуклюжим… и очень опасным.

А Лиз и детишки?

Оставит ли Старк их в покое, когда возьмется за руль?

Только не он.

Тэд задумывался и о побеге. Посадить Лиз с близнецами в «субурбан» и просто уехать. Но какой в этом смысл? Что толку бежать, если хитрый лис Джордж может видеть глазами простодушного кролика Тэда? Они могут сбежать хоть на край света; приедут туда, оглянутся и увидят, как Джордж Старк подъезжает к ним на собачьей упряжке, с опасной бритвой в руке.

Он задумывался и о том, чтобы позвонить Алану Пэнгборну, но отказался от этой мысли еще быстрее и решительнее. Алан сказал им, где сейчас доктор Притчард, и решение шерифа не пытаться связаться со старым хирургом прямо сейчас, а дождаться, когда они с женой вернутся домой из похода, сразу же выдало Тэду все, что ему надо знать о том, во что верит Алан… и самое главное, во что он не верит. Если рассказать ему о звонке в «Дейвз», Алан решит, что Тэд это выдумал. Даже если Розали подтвердит, что Тэду кто-то звонил в магазин, Алан все равно не поверит. И никто не поверит. Ни Алан, ни все остальные полицейские, собиравшиеся на эту конкретную вечеринку.

Дни тянулись мучительно медленно, словно канув в какое-то странное вневременье. На второй день Тэд записал в дневнике: «Я себя чувствую штилевой полосой в Атлантическом океане». Это была единственная запись за всю неделю, и Тэд уже начал думать, что она же станет последней. Его новый роман «Золотой пес» застрял в мертвой точке. В общем, этого и следовало ожидать. Очень сложно выдумывать истории, когда ты живешь в постоянном страхе, что плохой человек — очень плохой человек — явится к тебе в дом, перебьет всю твою семью, а потом примется и за тебя.

Что-то похожее на эту растерянность он уже чувствовал раньше, но лишь однажды: в течение нескольких недель после того, как бросил пить. Когда он все-таки вынул затычку из ванны со спиртным, где барахтался после выкидыша Лиз и до появления Старка. Тогда, как и теперь, его не покидало стойкое ощущение, что есть большая проблема, но к ней никак не подступишься. Она так же недостижима, как мираж водной глади впереди на шоссе в жаркий день. Чем сильнее стараешься, чем быстрее бежишь к этой проблеме, надеясь схватить ее, смять, уничтожить, тем быстрее она отступает все дальше и дальше, и в конце концов ты уже просто не можешь бежать и стоишь, задыхаясь, а фальшивая рябь на воде у самого горизонта по-прежнему насмехается над тобой.

Он плохо спал по ночам, ему снова снилось, как Джордж Старк водит его по его же собственному дому, где вещи взрывались, едва он к ним прикасался, и где в дальней комнате его ждали трупы жены и Фредерика Клоусона. И когда он входил в эту комнату, птицы взлетали в небо, срываясь с деревьев, проводов и столбов, тысячи, миллионы птиц — темное облако, застилавшее солнце.

Пока Уэнди не упала с лестницы, Тэд чувствовал себя фаршем, дожидавшимся, когда придет кто-то голодный и страшный, заткнет салфетку за ворот, возьмет в руку вилку и примется за еду.

Близнецы уже давно научились ползать, а в последний месяц пытались вставать на ножки, держась за ближайший устойчивый (а иногда и не очень устойчивый) предмет. Лучше всего подходили журнальный столик и ножка стула, но годилась и пустая картонная коробка, по крайней мере пока кто-то из близнецов не наваливался на нее всем весом и она не ломалась или не опрокидывалась вверх дном. Способность доводить себя до беды хорошо развита у малышей в любом возрасте, но в восемь месяцев, когда ползать уже неинтересно, а ходить еще лишь предстоит научиться, дети переживают золотой век напастей и катастроф.

Под вечер, где-то без четверти пять, Лиз выпустила малышей на пол, чтобы они поиграли в ярком квадрате света под окном. Минут десять они уверенно ползали и нетвердо стояли (последнее сопровождалось радостным гуканьем, обращенным к родителям и друг к другу), а потом Уильям поднялся на ножки, держась за край журнального столика. Оглядевшись по сторонам, он торжественно помахал правой рукой. Это напомнило Тэду кадры старой кинохроники, где дуче обращается к народу с балкона, выходящего на площадь. Потом Уильям схватил со столика мамину чашку и вылил на себя остатки чая, прежде чем шлепнулся на попку. К счастью, чай был холодный, но Уильям не выпустил чашку и умудрился так стукнуть себя по нижней губе, что на ней показалась кровь. Он громко расплакался. Уэнди тут же присоединилась.