Это было огромное, тихое кладбище автомобилей, от которого Тэда бросало в дрожь.

Он свернул направо, потом — налево. И вдруг увидел воробьев. Они были повсюду: на капотах, на крышах, на засаленных, выдранных с мясом двигателях. Три маленькие птички купались в заполненном водой колесном колпаке. Они не улетели, когда он приблизился, а просто бросили свои дела и наблюдали за ним своими черными глазками-бусинами. Воробьи сидели рядком на краю лобового стекла, прислоненного к окну старого «плимута». Тэд проехал буквально в трех футах от них. Птицы беспокойно забили крылышками, но остались сидеть на месте.

Провожатые живых мертвецов, подумал Тэд. Его рука потянулась к маленькому белому шраму на лбу и принялась нервно его растирать.

Проезжая мимо «датсуна», он заглянул в круглую дырку на лобовом стекле, как будто пробитую метеоритом, и увидел на приборной панели большое пятно засохшей крови.

Нет, эту дырку пробил не метеорит, подумал он, борясь с тошнотой, подступавшей к горлу.

На переднем сиденье «датсуна» тоже сидели воробьи.

— Что вам от меня нужно? — хрипло спросил Тэд. — Что вам нужно, во имя всего святого?

И ему показалось, что он услышал ответ. У него в голове прозвучал тонкий, пронзительный голосок этого общего птичьего разума: Нет, Тэд. Ставим вопрос по-другому. Что тебе нужно от нас? Ты — провожатый. Ты — тот, кому принадлежат воробьи. Тот, кто знает.

— Ни хрена я не знаю, — пробормотал он.

В конце этого ряда нашлось свободное место, перед «катлэсс-суприм» последней модели с отрезанной напрочь передней частью.

Тэд поставил машину и выбрался наружу. Огляделся по сторонам, чувствуя себя в этом узком проходе словно крыса в лабиринте. Свалка пропахла машинным маслом и пропиталась едким насыщенным духом трансмиссионной жидкости. Кроме далекого гула движения на шоссе номер 2, не было слышно ни звука.

Воробьи смотрели на него отовсюду — молчаливое сборище коричнево-черных птиц.

А потом они резко взлетели, все разом — сотни, может быть, тысячи воробьев. На мгновение воздух как будто взорвался хлопаньем крыльев. Они взмыли в небо и устремились на запад — в сторону Касл-Рока. И Тэд вдруг почувствовал уже знакомый зуд, словно по телу бежали мурашки… но не по коже, а где-то под ней.

Что, Джордж, пытаешься подглядеть?

Он принялся напевать себе под нос песню Боба Дилана:

Зуд как будто усилился и сосредоточился вокруг ранки на левой руке. Конечно, Тэд мог ошибаться и выдавать желаемое за действительное, но ему показалось, что он чувствует ярость… и раздражение.

— «И повсюду, где был телеграф, его имя гремело…» — напевал Тэд вполголоса. Впереди на залитой маслом земле валялась ржавая подвеска двигателя, напоминавшая искореженные остатки какой-то стальной статуи, на которую никто никогда и не хотел смотреть. Тэд поднял ее и вернулся к своему «субурбану», продолжая тихонько напевать отрывки из «Джона Уэзли Хардинга» и вспоминая старого приятеля-енота с такой же кличкой. Жизнь Лиз и детишек сейчас зависела от того, сумеет ли он раздолбать «субурбан» и выиграть время — хотя бы пару часов.

— «По всей стране он бродил…» Прости, друг, мне это даже больнее, чем тебе… «Пред ним открывались все двери…» — Он со всей силы швырнул подвеску в дверцу водительского сиденья, оставив на ней вмятину глубиной с умывальный таз. Потом поднял подвеску, обошел свою машину спереди и долбанул по решетке радиатора так, что у него самого заболело плечо. Пластик раскололся и брызнул осколками. Тэд открыл капот и слегка приподнял его, отчего «субурбан» приобрел улыбочку дохлого аллигатора, вполне в стиле автомобильного от-кутюр на свалке у «Голдса».

Тэд опять поднял с земли ржавую железяку и заметил, что на повязке, закрывавшей рану на левой руке, начала проступать свежая кровь. Но сейчас он не мог ничего с этим сделать.

Он швырнул подвеску в последний раз, прямо в лобовое стекло, и этот удар — как это ни абсурдно — отозвался болью в сердце.

Он рассудил, что теперь его «субурбан» вполне сойдет за раздолбанную машину, предназначенную на слом.

Тэд прошел вдоль ряда и на первом же перекрестке свернул направо, устремляясь обратно к воротам и магазину подержанных запчастей рядом с ними. Заезжая на свалку, он приметил на стене магазина телефон-автомат. На полпути он остановился и прекратил напевать. Замер, склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Во всяком случае, так это смотрелось со стороны. На самом же деле он прислушивался к собственным ощущениям.

Зуд и мурашки под кожей исчезли.

Воробьи улетели, и Джордж Старк тоже исчез, по крайней мере на данный момент.

Слегка улыбнувшись, Тэд зашагал быстрее.

После второго гудка Тэда бросило в пот. Если бы Роули был у себя, он бы уже подошел к телефону. Кабинеты на факультете не такие большие. Кому еще он мог позвонить? Кто еще, черт возьми, мог быть в здании? Да вроде никого.

На третьем гудке Роули взял трубку:

— Делессепс слушает.

При звуке этого хриплого, прокуренного голоса Тэд на секунду закрыл глаза и прислонился к холодной металлической стене магазинчика запчастей.

— Алло!

— Привет, Роули. Это Тэд.

— Привет, Тэд. — Роули, кажется, ни капельки не удивился его звонку. — Ты что-то забыл?

— Нет. Роули, у меня неприятности.

— Да, — произнес Роули, и это был не вопрос. Больше он ничего не сказал, просто ждал.

— Помнишь тех двоих… — Тэд на секунду замялся, — тех двоих ребят, которые были со мной?

— Да, — спокойно ответил Роули. — Полицейская охрана.

— Я от них смылся. — Тэд быстро оглянулся через плечо на звук машины, въезжавшей на площадку из затвердевшей грязи, которая служила стоянкой для клиентов «Голдса». В первый миг он был так уверен, что это коричневый «плимут», что буквально увидел его… но это была какая-то иномарка, и не коричневая, а темно-красная, просто покрытая толстым слоем дорожной пыли. — По крайней мере надеюсь, что смылся. — Тэд снова умолк. Он дошел до той точки, когда ты либо шагаешь дальше, либо поворачиваешь назад, и у него не было времени тянуть с решением. Впрочем, когда ты доходишь до этой точки, уже не надо ничего решать. Выбора просто не остается. — Мне нужна помощь, Роули. Нужна машина, которую они не знают.

Роули молчал.

— Ты говорил, я могу обратиться к тебе, если мне понадобится твоя помощь.

— Я помню, что говорил, — мягко ответил Роули. — И еще, помнится, я говорил, что если те люди пытаются обеспечить тебе защиту, с твоей стороны было бы разумнее им доверять. — Он помолчал. — Как я понимаю, ты не внял моему совету.

Тэд едва не сказал: Я не мог, Роули. Человек, захвативший мою жену и детей, просто убил бы их. И их тоже. Дело не в том, что он не решался рассказать Роули всю правду из опасения, что тот посчитает его сумасшедшим; у университетских профессоров гораздо более гибкие взгляды на вопрос ненормальности, чем у большинства людей, а зачастую они вообще не озадачиваются данным вопросом и считают, что есть люди скучные (но нормальные), в меру эксцентричные (но нормальные) и весьма эксцентричные (но тоже вполне нормальные, старина). Он молчал потому, что Роули Делессепс был из породы людей, настолько нацеленных внутрь, что молчание Тэда как раз и могло бы его убедить… а все, что он скажет, могло бы, напротив, лишь повредить делу. Но, несмотря на замкнутость, у Роули было доброе сердце… и по-своему он был храбрым… и Тэд даже не сомневался, что старому профессору грамматики действительно интересно, что происходит с Тэдом, и почему ему определили полицейскую охрану, и с чего бы он вдруг выспрашивал о воробьях. И это не просто праздное любопытство. К тому же Тэд верил — или только надеялся, — что в его интересах держать рот на замке.