– А с чем имеем дело мы? – спросил Альбертсон.

– Что-то пробудило к жизни эту остаточную ткань, которая еще год назад, вероятно, была ультрамикроскопической. Механизмы роста поглощенного близнеца, которые должны были остановиться навсегда как минимум за месяц до того, как миссис Бомонт родила, каким-то образом вновь запустились… и эта проклятая штука начала расти. В том, что случилось, нет ничего удивительного; одного только внутричерепного давления было достаточно, чтобы вызвать головные боли и судорожные припадки.

– Да, – тихо проговорил Лоринг, – но почему это произошло?

Притчард покачал головой.

– Если лет через тридцать у меня еще будет какая-то практика, кроме махания клюшкой для гольфа, тогда и задайте мне этот вопрос. Может быть, я смогу вам ответить. А пока что я знаю только одно: я обнаружил и удалил очень редкую и специфическую опухоль. Доброкачественную опухоль. И во избежание лишних сложностей ничего больше его родителям знать не надо. Папа у мальчика тот еще неандерталец. Хотя по сравнению с ним даже неандерталец показался бы светочем интеллекта. Я совершенно не представляю, как ему объяснить, что я только что сделал аборт его одиннадцатилетнему сыну. Лестер, давайте его закрывать. – И любезно добавил, обращаясь к старшей сестре: – Я хочу, чтобы эта тупая овца, которая выбежала отсюда, была уволена. Проследите, пожалуйста.

– Да, доктор.

Тэда Бомонта выписали из больницы на десятый день после операции. Еще примерно полгода он испытывал гнетущую слабость во всей левой половине тела, а иногда, когда очень уставал, у него перед глазами начинали мигать странные и не совсем хаотичные вспышки света.

Мама купила ему пишущую машинку, старенький «Ремингтон-32», в подарок к выздоровлению, и чаще всего эти вспышки случались, когда Тэд склонялся над ней перед сном, пытаясь найти верный способ выразить ту или иную мысль или стараясь понять, что должно произойти дальше в рассказе, который он писал. Со временем это тоже прошло.

А то жутковатое призрачное чириканье – звук несметной эскадрильи летящих воробьев – после операции больше не повторялось.

Он продолжал писать, набираясь уверенности и шлифуя уже вырисовывающийся собственный стиль, и продал первый рассказ – журналу «Американский тинейджер» – через шесть лет после начала своей настоящей жизни. После этого он уже не оглядывался на прошлое.

Насколько было известно и родителям Тэда, и ему самому, небольшую доброкачественную опухоль успешно удалили из префронтальной коры его мозга осенью того года, когда ему исполнилось одиннадцать. Вспоминая об этом (что с годами случалось все реже), он размышлял только о том, как невероятно ему повезло, что он остался в живых.

Многим пациентам, перенесшим операцию на мозге в те далекие годы, повезло значительно меньше.

Майский номер журнала «Пипл» был вполне заурядным.

На обложке красовалась фотография только что умершей знаменитости, рок-звезды, которая повесилась в тюрьме, где сидела по обвинению в хранении кокаина и прочих сопутствующих препаратов. Внутри все было как всегда. Обычная сборная солянка: девять нераскрытых убийств на сексуальной почве в какой-то заштатной провинции в западной части Небраски; гуру здоровой пищи, взятый с поличным на детском порно; домохозяйка из Мэриленда, вырастившая тыкву, немного похожую на бюст Иисуса Христа – если смотреть на него прищурившись и в полутьме; девушка с параличом нижних конечностей, тренирующаяся для участия в веломарафоне Большого Яблока; голливудский развод; свадьба в нью-йоркском высшем свете; борец, идущий на поправку после сердечного приступа; комик, открещивающийся от алиментов сожительнице.

Была там и статья об одном предпринимателе из Юты, занимавшемся продажами новой, совершенно чумовой куклы «Ой, мама!», которая по идее представляла «всеми любимую (?) свекровь». В куклу был встроен магнитофон, выдававший отдельные фразы типа: «В доме, где вырос твой муж, обед всегда подавали горячим, милочка» или «Твой брат никогда не ведет себя так, словно я человек третьего сорта, когда я приезжаю к нему погостить на недельку-другую». Но главная фишка заключалась в том, что для того чтобы «Ой, мама!» заговорила, нужно было не дергать за ниточку на спине, а пинать эту тварь со всей силы. «Мягкие материалы, из которых сделана кукла, гарантированно защищают от повреждений. Также мы гарантируем, что наша продукция не причинит никакого вреда стенам и мебели в вашей квартире», – с гордостью заявил изобретатель игрушки мистер Гаспар Уилмот (которому, как сообщалось вскользь, однажды было предъявлено обвинение в уклонении от уплаты налогов – обвинение снято).

И на тридцать третьей странице этого увлекательного и информативного выпуска самого увлекательного и информативного журнала Америки помещался раздел с типичным для «Пипл» подзаголовком: «Метко, емко и остро». Это был раздел «Биографии».

– «Пипл», – сказал Тэд Бомонт жене Лиз, которая сидела рядом за кухонным столом и вместе с ним перечитывала статью по второму разу, – заботится о своих читателях. «Биографии». Не хочешь читать «Биографии», открывай «Люди в беде» и читай о девицах, разделанных сексуальным маньяком в самом сердце Небраски.

– И совсем не смешно, если подумать об этом всерьез, – заметила Лиз Бомонт, но испортила впечатление, прыснув в кулак.

– Не «ха-ха», но довольно смешно, – ответил Тэд и принялся вновь перелистывать статью, рассеянно потирая пальцем маленький белый шрам на лбу.

Как и в большинстве выпусков «Пипл», «Биографии» оказались единственным разделом, где слов было больше, чем фотографий.

– Не жалеешь о том, что сделал? – спросила Лиз. Она постоянно прислушивалась к близнецам, но пока что они были чудо-детьми. Спали как ангелы.

– Ну во-первых, – сказал Тэд, – это сделал не я. Это сделали мы. Один за двоих, двое за одного, не забывай! – Он постучал пальцем по фотографии на второй странице статьи. На снимке жена протягивала Тэду блюдо с шоколадными кексами, а сам Тэд сидел за своей пишущей машинкой с заправленным в нее листом бумаги. Разобрать, что напечатано на листе – если там вообще было что-нибудь напечатано, – не представлялось возможным. Наверное, это и к лучшему. Если он что и напечатал, то откровенную тарабарщину. Писательский труд всегда был для Тэда именно трудом, тяжелой работой, и уж явно не чем-то таким, чем он мог бы заниматься на публике – тем более если среди этой публики совершенно случайно присутствует фотограф из журнала «Пипл». Джорджу все это давалось гораздо легче, а Тэду Бомонту – чертовски тяжко. Лиз даже близко к нему не подходит, когда он (и иногда – успешно) пытается работать. Она не приносит ему телеграммы, не говоря уже о шоколадных кексах.

– Да, но…

– А во-вторых…

Тэд еще раз взглянул на снимок, где Лиз протягивала ему кексы, а он смотрел на нее снизу вверх. Они с Лиз широко улыбались друг другу. На лицах людей, пусть и приятных, но все же весьма осторожных в проявлении чувств, эти ухмылки смотрелись как минимум странно. Он вспомнил то давнее время, когда работал проводником в Аппалачах в Мэне, Нью-Хэмпшире и Вермонте. Тогда у него был ручной енот по имени Джон Уэзли Хардинг. Не то чтобы Тэд специально пытался приручить Джона; тот сам к нему привязался. Холодными зимними вечерами Тэд любил пропустить стаканчик, и старина Д.У. тоже не прочь был выпить, и когда ему перепадало больше одного глоточка, он лыбился точно так же.