Лиз подошла к двери и выглянула в боковое окошко. На крыльце стоял шериф Пэнгборн. На этот раз он был один, но Лиз от этого легче не стало.

Она повернулась в сторону лестницы и крикнула, чтобы ее было слышно в ванной (по совместительству – пункте обслуживания малышей):

– Он вернулся! – В ее голосе явственно слышалась тревожная нотка.

После долгой паузы Тэд вышел из ванной в коридор. Он был босиком, в джинсах и белой футболке.

– Кто? – спросил он странным, бесцветным голосом.

– Пэнгборн, – сказала она. – Тэд, с тобой все в порядке?

Уэнди, сидевшая у него на руках и одетая только в подгузник, прикрывала ладошками его лицо… но то, что Лиз смогла увидеть, очень ей не понравилось.

– Со мной все нормально. Впусти его. А я все-таки засуну барышню в комбинезон.

Он исчез прежде, чем Лиз успела открыть рот.

Алан Пэнгборн тем временем терпеливо ждал на крыльце. Он видел, как Лиз выглядывала в окошко, и не стал звонить снова. Он стоял с таким видом, словно жалел, что не носит шляпу, которую можно было бы держать – а то и немного помять – в руках.

Медленно и без радушной улыбки Лиз сняла с двери цепочку и впустила шерифа в дом.

Уэнди совсем разыгралась и вертелась юлой, так что справиться с ней было непросто. Тэд кое-как ухитрился засунуть в комбинезон сначала ее ножки, потом ручки, и наконец у него получилось выудить кисти рук из манжет. Уэнди тут же потянулась к нему и схватила за нос. Он отшатнулся, а не рассмеялся, как делал обычно, и Уэнди удивленно уставилась на него. Тэд потянулся к замочку молнии, шедшей от левой ножки комбинезона до горла, но остановился и вытянул руки перед собой. Они дрожали. Совсем чуть-чуть, но дрожали.

Какого черта? Чего ты боишься? Или опять начинается приступ вины?

Нет, не вины. Тэд почти пожалел, что нет. На самом деле его кое-что напугало. Как будто ему было мало страхов на сегодняшний день.

Сначала пришли полицейские с их непонятными обвинениями и еще более непонятной уверенностью. Потом этот странный призрачный щебет. Тэд так и не понял, что это было, хотя звук показался ему знакомым.

После ужина это случилось опять.

Тэд поднялся к себе в кабинет, чтобы поработать над «Золотым псом», его новой книгой. Но когда склонился над стопкой листов с текстом и начал вносить в записи небольшие исправления, его голова вновь наполнилась тем самым звуком. Тысячи птиц, и все чирикают и щебечут, и на этот раз вместе со звуком пришел образ.

Воробьи.

Огромная стая, тысячи и тысячи воробьев, рассевшихся на проводах и на крышах и дерущихся друг с другом за место, как это бывает ранней весной, когда последний мартовский снег еще лежит на земле грязными, зернистыми кучами.

Сейчас еще голова разболится, подумал он в страхе, и голос, озвучивший эту мысль, голос испуганного мальчишки, переключил смутное ощущение чего-то знакомого на настоящее воспоминание. Ужас встал комом в горле и как будто сдавил виски обжигающе ледяными руками.

Это опухоль? Она снова растет? А если она теперь недоброкачественная?

Фантомный звук – голоса птиц – внезапно сделался громче, стал почти оглушительным. К нему прибавился сумрачный шелест трепещущих крыльев. Теперь Тэд увидел, как воробьи срываются с места, все разом; тысячи птиц, затемняющих белое весеннее небо.

– Обратно на север, дружище, – услышал он собственный голос, низкий, гортанный. Совсем не его голос.

А потом звук и картинка внезапно пропали. Год был 1988-й, а не 1960-й, и Тэд сидел у себя в кабинете. Взрослый мужчина с женой и двумя детьми – и с пишущей машинкой «Ремингтон».

Он сделал глубокий вдох. Голова не болела.

Ни тогда, ни теперь. Он хорошо себя чувствовал. И только…

Только снова взглянув на стопку листов, он увидел, что кое-что там написал. Поперек линий аккуратного печатного текста, большими печатными буквами.

«ВОРОБЬИ СНОВА ЛЕТАЮТ» – вот что он написал.

И не ручкой «Скрипто», а одним из бероловских карандашей «Черный красавец». Хотя Тэд не помнил, чтобы менял ручку на карандаш. Он вообще больше не пользовался этими карандашами. Карандаши принадлежали другой эпохе… мертвой… темной эпохе. Он быстро вернул карандаш в банку, открыл ящик стола и убрал ее туда. Руки при этом слегка дрожали.

Потом Лиз позвала его укладывать близнецов, и он пошел помогать. Он хотел рассказать ей о том, что случилось, но вдруг обнаружил, что пронзительный ужас – ужас, что детская опухоль снова растет и на этот раз может быть недоброкачественной, – запечатал ему рот. Наверное, он все равно рассказал бы… но потом позвонили в дверь, Лиз пошла открывать и произнесла совершенно неправильные слова совершенно неправильным тоном.

Он вернулся! – крикнула Лиз с вполне понятным раздражением и страхом, и ужас выстудил все внутри, как порыв ледяного ветра. Ужас и одно слово: Старк. На один жуткий миг, пока реальность вновь не вступила в свои права, Тэд поверил, что она говорила о нем. О Джордже Старке. Воробьи снова летают, и Старк вернулся. Он был мертв, его похоронили во всеуслышание, его вообще никогда не существовало по-настоящему, но это было уже не важно. Настоящий или ненастоящий, он все равно вернулся.

Прекрати, сказал он себе. Ты вообще-то не из боязливых, и даже если вокруг происходит что-то ненормальное, это еще не повод паниковать. Звук, который ты слышал – щебетание птиц, – это обычный психологический феномен под названием «инерция памяти». Обычно бывает при стрессе. Так что возьми себя в руки и не психуй.

Но страх все равно не прошел до конца. Щебет птиц вызвал не только déjà vu – ощущение, что ты уже переживал это раньше, – но и presque vu тоже.

Presque vu: ощущение, будто ты переживаешь что-то такое, что еще не случилось, а случится в будущем. Не предчувствие, не предвидение, а смещенное, неуместное воспоминание.

Неуместное дерьмо, ты хочешь сказать.

Он держал руки перед собой и смотрел на них не отрываясь. Дрожь стала слабее, потом прекратилась совсем. Когда Тэд убедился, что не прижмет молнией розовую после купания кожицу Уэнди, он застегнул на ней комбинезон, отнес ее в гостиную, усадил в манеж к брату и вышел в прихожую, к Лиз и Алану Пэнгборну. Несмотря на то что Пэнгборн пришел один, сегодняшнее утро вполне могло повториться опять.

Вполне подходящее время и место для очередного déjà vu, подумал он, но это было совсем не смешно. Его все еще не отпустило то, другое ощущение… и чириканье воробьев.

– Чем могу быть полезен, шериф? – спросил он без улыбки.

Ага! А вот и еще одно маленькое отличие. Пэнгборн держал в руке упаковку пива из шести бутылок. Теперь он приподнял ее и сказал:

– Я тут подумал, может, выпьем пивка и все обсудим.

Лиз и Пэнгборн пили пиво, а Тэд взял себе из холодильника пепси. За разговором они наблюдали, как близнецы играют друг с другом в манеже в их обычной, на удивление серьезной манере.

– Вообще-то мне не следует тут находиться, – признался Алан. – Сидеть и пить пиво с человеком, которого теперь подозревают уже не в одном, а в двух убийствах.

– В двух! – воскликнула Лиз.

– Я сейчас расскажу. На самом деле я все расскажу. Не вижу смысла скрывать. Я уверен, что у вашего мужа есть железное алиби и на это второе убийство. Полицейские штата тоже в этом уверены. И они в полной растерянности.

– Кто убит? – спросил Тэд.

– Молодой человек по имени Фредерик Клоусон, в Вашингтоне.

Пэнгборн заметил, как Лиз вздрогнула и даже пролила немного пива себе на руку.

– Вижу, вам это имя знакомо, миссис Бомонт, – добавил он, не скрывая иронии.

– Что происходит? – прошептала она.

– Я совершенно не представляю себе, что происходит. У меня ум за разум заходит, когда я пытаюсь во всем разобраться. Я пришел не для того, чтобы вас арестовывать, мистер Бомонт, и не для того, чтобы вас обвинять, хотя будь я проклят, если понимаю, как кто-то еще, кроме вас, мог совершить эти два преступления. Я пришел, чтобы просить вас о помощи.