Он находился на стоянке возле «Макдоналдса» по адресу Уэстпорт I-95 (южное направление). Он давно взял в привычку заезжать на стоянки у автозаправочных станций и закусочных, когда патрулировал федеральную автостраду; если ночью подкрасться к последнему ряду стоянки и встать, погасив фары, иной раз можно срубить неплохой улов. Да что – неплохой! Даже очень хороший. Когда Гамильтон чуял, что назревает такая возможность, он частенько разговаривал сам с собой. Обычно эти монологи начинались с фразы «Не торопись!» и продвигались к чему-то вроде «Давай-ка разъясним этого дятла» или «Спросим у мамочки, верит она или нет». Патрульный Гамильтон всегда спрашивал мамочку, верит она или нет, когда намечалось что-то интересненькое.

– И что у нас тут? – пробормотал он и дал задний ход. Мимо «камаро». Мимо «тойоты», в медно-красноватом свете натриевых ламп похожей на медленно дряхлеющую клячу. И… оп-ля! Старый пикап «Джи-Эм-Си», который при таком освещении казался оранжевым, а значит, на самом деле был белым или светло-серым.

Гамильтон включил фары и осветил номерной знак. Номера, по скромному мнению патрульного Гамильтона, становились все лучше и лучше. Один за другим штаты начали оснащать номерные знаки маленькими картинками. Благодаря этим изображениям различать номера стало значительно легче, и особенно в темное время суток, когда из-за переменных условий освещения реальные цвета превращались черт знает во что. И самым поганым из всех – в смысле, для распознавания – был этот треклятый оранжевый свет ламп повышенной яркости. Гамильтон не знал, выполняли ли эти лампы свое назначение, а именно – предотвращать изнасилования и ограбления, но он ни капельки не сомневался, что из-за этого света у простых копов вроде него самого только добавилось геморроя с поиском угнанных автомобилей и уродов, скрывавшихся от правосудия на машинах без номеров.

Картинки на номерах изрядно облегчали задачу. Статуя Свободы, она и есть статуя Свободы – и в ярком солнечном свете, и в свечении этих оранжевых дур. И каким бы там ни был цвет номера, леди Свобода всегда означала Нью-Йорк.

Точно так же, как этот ублюдочный рак, которого он сейчас высветил фарами, означал штат Мэн. Теперь не нужно напрягать глаза, выискивая «СТРАНУ КАНИКУЛ», и не нужно гадать, а не белый ли на самом деле знак, который кажется розовым, или оранжевым, или цвета электрик. Достаточно просто взглянуть на этого ублюдочного рака. Гамильтон знал, конечно, что это лобстер, однако рак и есть рак, как его ни называй, и он скорее сожрал бы кусок поросячьего дерьма, чем взял бы в рот хоть кусочек клешнистой гадости, но все-таки был доволен, что их теперь лепят на номера.

Особенно если ты ищешь номер именно с раком, и ищешь именно сегодня.

– Спросим у мамочки, верит она или нет, – пробормотал Гамильтон и зарулил на стоянку. Он отцепил свой планшет от магнита в центре приборной панели, перевернул верхний лист – пустой бланк штрафной квитанции, под которым все копы прячут разыскной список, поскольку широкой общественности вовсе незачем пялиться на номера, к которым полиция проявляет особенный интерес, пока сам владелец этого списка по-быстрому выскочил за гамбургером или заседает в сортире на подвернувшейся по дороге заправочной станции, – и провел большим пальцем по первой колонке.

И да, вот он, родимый. 96529Q, штат Мэн, дом родной для ублюдочных раков.

Проезжая мимо пикапа еще в первый раз, патрульный Гамильтон заметил, что в кабине никого нет. Там была ружейная стойка, но пустая. Возможно – маловероятно, но возможно, – кто-то прятался в грузовом отсеке. Также возможно, что этот кто-то прятался там с винтовкой, снятой со стойки. Но скорее всего водитель либо уже давно сделал ноги, либо пошел взять себе перекусить. И все же…

– Есть копы старые, есть дурные, но старых дурней среди них нет, – сказал патрульный Гамильтон, понизив голос.

Он выключил фары и медленно поехал вдоль ряда машин. Пару раз он притормаживал и включал фары, но даже не смотрел на освещаемые машины. Нельзя исключать, что мистер 96529Q, возвращаясь из ресторанчика и/или сортира, заметил, как Гамильтон рассматривал украденный пикап. И если он увидит, что патрульная машина проехала дальше и проверяет другие автомобили, может, он никуда и не смоется.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, чтоб потом все не пробздеть, – со смаком проговорил Гамильтон. Это было одно из любимых его высказываний. Не настолько, как «спросим у мамочки», но близко к тому.

Он зарулил на свободное место, откуда было сподручно наблюдать за пикапом, и связался с участком, располагавшимся в четырех милях отсюда. Доложил, что обнаружил пикап «Джи-Эм-Си» из Мэна, объявленный в розыск по делу об убийстве. Он запросил подкрепление, и ему было сказано, что подкрепление прибудет в ближайшее время.

Убедившись, что к пикапу никто не подходит, патрульный Гамильтон решил, что можно попробовать подойти самому, соблюдая, понятное дело, все меры предосторожности. И потом, за кого его примут ребята из подкрепления, если все это время, пока они едут, он будет сидеть как дурак в темноте, за целый ряд до пикапа.

Он выбрался из патрульной машины, расстегнул кобуру, но вытаскивать пушку не стал. За все время службы в полиции Гамильтон вынимал револьвер только дважды и ни разу из него не стрелял. И сейчас ему очень хотелось, чтобы не пришлось делать ни то ни другое. Он приближался к пикапу под таким углом, чтобы видеть и автомобиль – особенно грузовой отсек, – и проход от «Макдоналдса». Остановился, когда из ресторанчика вышли мужчина и женщина и направились к своему «форду» в трех рядах ближе к зданию. Когда они сели в машину и поехали к выезду со стоянки, Гамильтон двинулся дальше.

Держа правую руку на рукояти служебного револьвера, левой потянулся к бедру. Пояса полицейского обмундирования, по скромному мнению Гамильтона, тоже становились все лучше и лучше. С самого детства и по сей день он был страстным фанатом Бэтмена, или Крестоносца в плаще. Гамильтон даже подозревал, что стал полицейским отчасти из-за Бэтмена (хотя в своем резюме он опустил эту маленькую подробность). Его любимым бэтменовским приспособлением был не шест, не метательные мыши-бэтаранги и даже не бэтмобиль, а пояс с инструментами. Это была совершенно волшебная штука, прямо переносной магазин подарков. Там было всего понемножку на все случаи жизни, будь то веревка, очки ночного видения или пара капсул с нервно-паралитическим газом. Собственный пояс патрульного Гамильтона был, конечно, далеко не так крут, но на левой его стороне имелось три отделения с тремя очень полезными штуками. Первая – работавший на батарейках цилиндр, рекламируемый на рынке под названием «Псина, лежать!». Если нажать красную кнопку, «Псина, лежать!» издавал ультразвуковой свист, от которого даже беснующийся питбуль превращался в разваренную макаронину. Вторая – баллончик с «мейсом» (коннектикутская полицейская версия бэтменовского нервно-паралитического газа), и третья – мощный электрический фонарик.

Гамильтон снял с пояса фонарик, включил его и частично прикрыл луч левой рукой. Он проделал все это, ни на миг не убирая правую руку с рукояти револьвера. Есть копы старые, есть смелые, но старых смельчаков среди них нет.

Он провел лучом по кузовному отсеку пикапа. Там валялся кусок брезента, ничего больше. В кузове было пусто, как и в кабине.

Все это время Гамильтон держался на благоразумном расстоянии от «Джи-Эм-Си» с раком на номере. Привычка настолько укоренилась в его голове, что он делал так не задумываясь. Он наклонился и посветил под пикап, последнее место, где, возможно, прятался кто-то, способный причинить ему вред. Вряд ли, конечно, но ему не хотелось, чтобы, когда он откинет копыта, священник начал надгробную речь словами: «Дорогие друзья, сегодня мы провожаем в последний путь патрульного Уоррена Гамильтона, геройски погибшего при исполнении служебных обязанностей». Это будет совсем уж паршиво.