– Мое имя Чжу Чонба, я воин Красных повязок, – с ледяным самообладанием произнесла Чжу. – И будьте уверены, я вам помогал лишь потому, что это приблизило меня к моей цели.
Пока они гневно смотрели друг на друга, раздался внезапный грохот на лестнице и послышались громкие голоса. Вниз сбежал стражник с криком:
– Госпожа Жуй, на город напали!
И тут невозмутимость госпожи Жуй рухнула, и она с несказанным удивлением посмотрела на Чжу. Потом, овладев собой, сказала:
– Понимаю. Вы тоже мне не доверяли. Это ваши друзья?
– Лучше пусть они будут и вашими друзьями, вы так не думаете? – спросила Чжу. Она испытывала острое чувство облегчения, злобное, как месть. – Если только вы не хотите проверить прочность обретенной вами власти. Хотите попробовать и посмотреть, кто лучше командует своими воинами?
В основном это все еще был блеф. Даже стальная решимость Чжу не могла изменить число атакующих город, равное семистам воинам. Но она позволила госпоже Жуй посмотреть себе в глаза и увидеть там веру в свое будущее величие, – и еще до того, как госпожа Жуй достала из рукава ключ, Чжу поняла, что она победила.
Госпожа Жуй отперла дверь с кислым лицом.
– По-видимому, мне есть еще чему поучиться. Идите, господин Чжу, и прикажите своим людям войти в город с миром. – Было нечто такое в том, как она произнесла «господин Чжу», что вызвало у Чжу неприятное ощущение, будто ей ответили тем же женским пониманием, какое она недавно проявила в отношении госпожи Жуй. – Мы заключили сделку. Красные повязки будут защищать Лу и я дам вам все, в чем вы нуждаетесь. Даю вам слово.
Чжу вышла из камеры.
– Управляйте хорошо с благословения Будды, моя госпожа, – сказала она. Повернувшись спиной к госпоже Жуй, она с тревогой почувствовала в первый раз в жизни странный, приглушенный, болезненный укол сестринской общности. Обеспокоенная, она затолкала его глубоко в себя, туда, где хранила боль своего избитого тела, и побежала вверх по лестнице к двери, ведущей за стены Лу «Мой город. Мой успех». Она искушала судьбу, пользуясь оружием, которого могло не быть у Чжу Чонбы, и нарушила монастырские обеты, лишив человека жизни своими собственными руками; но, несмотря на то, какие бы чувства ни вызывали в ней эти поступки и какие бы страдания в будущем они ей ни сулили, это был правильный выбор. «Потому что в конце концов, я получила то, что хотела».
Эта мысль заставила ее резко остановиться на темной лестнице. Она услышала эхо голоса Сюй Да: «Что это вообще значит – быть великим?» Еще до того как вступить в ряды Красных повязок, она знала, что ей нужна власть. Она уже понимала, что величию необходима поддержка армии. Но сама идея величия была абстрактной, будто она стремилась к тому, что узнает, только когда получит. Но теперь, озаренная прозрением, она точно знала, чем грозит ее встреча с госпожой Жуй. Ради чего она совершила убийство.
Чжу, поколебавшись, вытянула сжатую в кулак правую руку. Темнота должна была сделать этот жест глупым, но вместо этого она ощущала его серьезным и реальным. Она вызвала в памяти алый язычок пламени Сияющего Принца, парящий в его горсти. И тогда она поверила. Она поверила в то, чего желала так сильно, что смогла увидеть, как это будет выглядеть. Едкий вкус власти наполнил ее рот. Мощь божественного права властвовать. Она вздохнула и разжала ладонь.
И ее вера была так сильна, что в первый момент ей показалось, что она действительно видит красный язычок пламени, точно такой, как она вообразила. И только одно биение сердца спустя она осознала: Там ничего нет.
Желудок Чжу куда-то провалился, и ее затошнило так, как никогда в жизни. Она даже не могла сказать себе, что это было шуткой. Она верила в это – в то, что получит Мандат, потому что такова ее судьба. Но она его не получила. Означает ли это, что убийство губернатора Толочу было лишь началом того, что еще ей придется сделать, чтобы добыть то, чего она желает? Или что она уже сделала слишком много такого, чего не сделал бы Чжу Чонба, и совсем потеряла свой шанс на эту судьбу?
Нет. Она с негодованием прогнала прочь эту мысль. Дело не в том, что у нее нет Мандата, его у нее пока что нет. Вложив в эту мысль всю свою решимость, она сказала себе: «Пока я буду продолжать идти к моей великой судьбе и продолжать делать то, что необходимо делать, когда-нибудь он у меня будет».
Где-то у нее в голове прозвучал шепот госпожи Жуй: «Сын Неба правит империей…»
Чжу снова сжала кулак и почувствовала, как ногти впились в ладонь. Потом она плечом распахнула тяжелую дверь тюрьмы и шагнула в залитый ослепительным светом солнца город Лу.
Ма Сюин, стоящая на осыпающихся крепостных стенах Аньфэна, видела, как они возвращались из Лу: странная смесь Красных повязок, бандитов и двух тысяч дисциплинированных, хорошо вооруженных городских солдат, марширующих в кожаных доспехах. За ними двигались повозки, груженные зерном, солью и рулонами шелка. А впереди процессии, верхом на своем норовистом монгольском коне, ехал сам монах Чжу. Невзрачная маленькая фигурка в одежде монаха вместо доспехов. С этой высокой точки обзора Ма казалось, что в круглой соломенной шляпе он похож на пенек. Трудно было поверить, что такой человек совершил невозможное. Но, подумав это, Ма вспомнила, как он сказал «я». Так говорит не монах, устранившийся от земных забот, так говорит человек, сознающий свои интересы. Человек честолюбивый.
Монах Чжу и его процессия миновали ворота и приблизились к сцене, сооруженной для их приема. Сияющий Принц и Первый министр сидели на тронах, тускло сверкающих под облачным небом. Другие предводители Красных повязок ждали у подножия сцены. Даже на таком расстоянии Ма разглядела Малыша Го, униженного, не верящего своим глазам. Они с отцом сделали ставку против Чэня – и каким-то образом, из-за монаха, они проиграли. Упомянутый монах спешился и опустился на колени перед сценой. Ма видела тонкий загорелый стебелек его шеи под сдвинутой шляпой. Ее сбивало с толку, что человек, не знающий неудач, может помещаться в этом маленьком, слабом теле.
Левый министр Чэнь подошел к Чжу:
– Ваше превосходительство, ваша вера в монаха принесла нам тысячу сокровищ. И это лишь начало того, что обещали нам Небеса. После этого наши победы будут все более многочисленными, до того момента, когда сам благословенный Будда спустится к нам.
Первый министр, который преданно смотрел на коленопреклоненного монаха, вскочил на ноги:
– Действительно! Наши самые высокие похвалы этому монаху, который принес свет Сияющего Принца в город Лу и который дает нам веру и силы победить тьму, лежащую перед нами. Хвала монаху! Хвала новому командующему батальонами Красных повязок!
Чжу встал и крикнул:
– Хвала Первому министру и Сияющему Принцу! Пусть правят они десять тысяч лет!
Сила его звонкого голоса потрясла Ма до глубины души. Он звенел над Аньфэном, как колокол, и в ответ люди стали падать на колени и кланяться Первому министру и громко клясться в верности ему и священной миссии Красных повязок.
Сидящий на сцене высоко над этими людьми, опускающимися на колени и снова поднимающимися и снова опускающимися подобно волнам, Сияющий Принц смотрел из-за своих ниток нефритовых бусин. По наклону его тиары Ма видела, что он смотрит на монаха Чжу. Когда Чжу закончил свои падения ниц и поднял взгляд на сцену, Ма увидела, как голова Сияющего Принца откинулась назад. Нитки бус на шляпе качнулись.
– Пусть предводители Красных повязок правят десять тысяч лет! – кричала толпа так громко, что Ма ощущала в своей груди эти вибрации и слабую дрожь огромной стены у нее под ногами.
Сияющий Принц поднял маленькую голову к небу. Толпа при виде этого смолкла. Когда он запрокинул голову, бусины на его лице раздвинулись, и люди увидели, что он улыбается. Пока он так стоял, ярко-красный цвет его халата стал интенсивнее, словно луч солнечного света проник свозь облака и прикоснулся к нему одному. А потом этот свет разлился дальше; он окружил его темной, переливающейся аурой. Это был не угасающий огонь монгольских императоров, а всепоглощающий, наполнивший все пространство между Небом и землей потусторонним красным светом.