Нари разразилась смехом:

– Как ты думаешь, члены совета, которых ты вынужден оставлять раз в неделю ради «поддержания наших хороших отношений с маридами», догадываются, что эти действия подразумевают проникновение в мозг лягушки?

– Надеюсь, что не догадываются. Возможно, они относятся к моим идеям менее серьезно. – В его глазах зажигались искорки. – Ты готова вернуться на твердую землю?

Магия реки все еще бурлила вокруг них, а Нари теперь гораздо больше интересовало, каким образом он оказался за ее спиной без рубашки в Та-Нтри, только без последующей кровавой хирургии и маридского ультиматума. Но Али объяснился тогда, рассказал, как он относится к плотским связям вне брака, и Нари пыталась принять его взгляды с уважением. По большей части.

– Конечно, – сказала она, с трудом внедряя веселую нотку в свой голос.

Они направились к берегу. Нари изо всех сил старалась не смотреть на него – она не упустила из вида, что на Али нет его привычной крокодильей шкуры, обычно защищавшей его торс, – но, когда они проходили через тростники, его охватила такая дрожь, что она не могла делать вид, будто не замечает этого.

– Холодно? – спросила она, когда он опрометью бросился к своей рубашке.

– Всегда, – ответил он, через голову натягивая на себя рубашку. – С тех самых пор… ну, ты знаешь.

Взгляд Нари снова упал на кремень, с помощью которого он разжигал костер, и сердце ее кольнуло.

– Не могу понять, почему ты не испытываешь ненависти к маридам за то, что они лишили тебя твоего дара.

– Потому что я устал ненавидеть и понимаю, почему они сделали это. К тому же… – Он почесал Мишмиша за ухом, потом вернулся к ней. – Я не могу отказаться от дарованных мне ими взамен способностей и пользуюсь их дарами.

Нари не была столь же незлопамятной, но сегодня был неподходящий день наводить Али на мысли о принесенной им жертве. И вместо слов она протянула ему свою шаль.

– Возьми ее… нет, я настаиваю – возьми, – сказала она, набросив шаль ему на плечи, прежде чем он успел возразить. – Перестань упрямиться. Мне шаль не нужна, и нам предстоит неблизкий путь до Дэвабада. Ты ведь наверняка знаешь, что меня отправили привести тебя.

Тревога загорелась в его глазах.

– Привести меня?

– Ты и в самом деле думал, что мы не узнаем?

– Да. – Али застонал. – Я умолял Мунтадира никому не говорить. Он обещал.

– Ой, Али, так ты виделся с братом? Он, значит, соврал. – Нари усмехнулась. – Со счастливым двадцатипятилетием, мой друг. – Когда Али от этих слов еще больше упал духом, она легонько похлопала его по руке. – Что с тобой? Только не говори, что ты хотел провести свой день рождения, обмениваясь мыслями с лягушкой-мухоедом, а не праздновать в кругу друзей.

Али пробрала дрожь.

– Я не из тех, кто отмечает свои дни рождения. Мне не нравятся все эти сюсюканья в мой адрес, это все так неловко и незаслуженно. В особенности по поводу моего двадцатипятилетия. Ты знаешь эти шутки, которые люди отпускают по поводу брака и… боже мой. – Выражение ужаса засветилось на его лице. – Ты сказала «привести меня»? Мунтадир устраивает вечеринку, да?

– Пока мы здесь с тобой разговариваем, он украшает мой дом. Он планировал все это много недель, и ты примешь его труды с удивлением и радостью. И попытаешься получить удовольствие. – Когда ее слова привели его в еще более угрюмое состояние, Нари взяла его лицо в ладони. – Ализейд аль-Кахтани, ты противостоял куда как более опасным врагам, чем несколько неприличных шуток и гости, которые любят тебя.

Он поймал ее руку:

– В твоем доме? Я надеюсь, с твоего разрешения.

– Я сама настояла. Знала, что это уменьшит список приглашенных – услуга тебе, еще один должок за тобой. Добавь его к списку. – Нари подсунула его руку под ее, чтобы пресечь любые попытки бегства, потом позвала Мишмиша. – Идем. Пока мы будем идти, успеешь согреться.

Они вернулись на узкую тропинку, а река осталась позади.

– Как твой пациент сегодня утром? – спросил Али.

– Неплохо. Я так и не знаю, каким образом Юсеф умудрился отрастить крылья, но мои ученики предлагают разные теории. – Нари покачала головой, вспомнив о своих врачах, проходящих практику. – Я каждый день благодарю господа за то, что мы приняли их, а не стали ждать дольше. Они такая замечательная группа. Хани и Руфайда уже говорят о планах создать клиники в других частях города после окончания курса.

– Это было бы здорово. В любом случае ослабило бы нагрузку на лазарет. – Али посмотрел на нее с высоты своего роста. – И, надеюсь, сняло бы часть нагрузки с тебя. Я за тебя беспокоюсь, Нари. Твой дед сказал мне, что ты нередко остаешься ночевать в своем кабинете.

– И это мне говорит человек, который вырубается на заседаниях совета.

– Это другое дело. Готов поспорить, что даже самые внимательные личности не смогли бы не клевать носом на этих бесконечных заседаниях.

Говорил Али легко, но она слышала усталость в его голосе. Они были вовсе не глупы, они всегда знали, что перестроить Дэвабад – задача не из легких, на ее выполнение потребуется целая жизнь. Но случались дни, когда этот труд становился воистину выматывающим, когда обещания мира, не говоря уже о политической стабильности, казались невыполнимыми.

Нари сжала его руку.

– Дальше будет лучше, – пообещала она. – Для нас обоих. Уже стало лучше. И тебе сегодня вечером не нужно об этом беспокоиться.

Они шли и шли. Солнце опустилось низко, проникало через кроны деревьев, проливало на лес теплое сияние. Нари на ходу провела пальцами по массивному, поросшему мхом каменному выступу, и в следе, оставленном ее пальцами, возникли крохотные синие цветочки.

Подарок от отца, которого она никогда не видела. Нари все еще не могла смириться с тем, что она узнала о смерти своих родителей – о семейной жизни, которой их всех лишили. Столько обещающих начал, казалось ей, было растоптано. Их хрупкая любовь. Мечта ее отца вернуться в Дэвабад и воспитывать Нари как свою дочь. Маленький дом и жизнь, слепленные Дарийей на скорую руку, когда она вернулась в Египет. Ее родители так старались построить что-нибудь, но увидели лишь, как обрушилось то, что они создали с таким трудом. Вернее, не обрушилось, а было разбито на части.

Но им, по крайней мере, хватило мужества попробовать – мужества, которое теперь пыталась найти в себе Нари, сжимая ремешок своей сумочки.

– Так вот… – начала она. – Твоя мать, наверно, сегодня сильно волнуется. Она, вероятно, несколько месяцев составляла список и проверяла кандидаток.

Али недоуменно посмотрел на нее:

– Кандидаток?

Господи боже… при его забывчивости и ее волнении Нари и вообразить себе не могла продуктивное развитие этого разговора.

– Ты ведь теперь можешь жениться, да? – спросила она в попытке взять быка за рога. – С учетом того, что Зейнаб более склонна к путешествиям по миру с Акисой, ты теперь наилучшая надежда Хацет обзавестись внуками.

Он фыркнул:

– Ты, наверно, мою почту читаешь. Она в своих письмах от намеков перешла к прямому напоминанию мне о ее возрасте, моем возрасте и годах, в течение которых я лишаю ее внуков. Но никаких кандидаток. Я думаю, я ей ясно дал понять мои намерения.

– Какие?

– У меня нет времени на женитьбу.

«Постой, это ты о чем?» Нари резко остановилась.

– Ну-ка, поясни мне… ты считаешь, что я слишком много времени провожу на работе, а сам собираешься стать вечным холостяком, чтобы умереть в одиночестве, регулируя налоговые ставки.

– Твое пренебрежительное отношение к экономике расстраивает меня. – Но Али тоже остановился. – И нет, я не собираюсь откладывать женитьбу до глубокой старости. Просто сейчас я предпочитаю расходовать то малое свободное время, что у меня есть, обмениваясь мыслями с лягушками и изучая книги очень необычной Бану Нахиды. – Его голос смягчился. – Я бы не хотел потерять это.

Слезы обжигали ее глаза. Может быть, он не такой уж и забывчивый.

– А что, если баланс в отчетах и в самом деле не подбит? – прошептала она. – Что, если на приведение их в порядок уйдут долгие годы?