Но у него была и другая сторона. И всегда будет. Нари не могла смотреть на Дару и не видеть смерти и опустошения. Его мученический ответ о женщинах Кви-Цзы… эти слова останутся с ней навечно.

– Ты разрываешь меня на части, – выпалила она, словно выдернув эти слова из битвы, которую вела со своим сердцем. – После того нападения не прошло и дня, чтобы я не прокручивала в голове твои слова, пытаясь соединить в своей голове мужчину, которого я знала, с безжалостным оружием, которым ты себя провозгласил. Я была готова убить тебя. А ты взял и совершил правильный поступок.

Дара прикусил губу, выглядя так, будто сдерживал слезы и улыбку одновременно.

– Мне очень жаль. Действительно, похоже, время, проведенное нами вместе, всегда доставляло тебе одни неприятности.

– Не всегда, Дара. Не всегда.

Он шумно вздохнул, а затем посмотрел в сторону, как бы собираясь с мыслями. Оба держались на расстоянии вытянутой руки, словно заключив негласное соглашение, из общего страха, что, подойдя ближе, только причинят друг другу еще больше боли.

Он указал на узкую тропинку, вьющуюся в высокой траве:

– Ты не откажешься… не откажешься пройтись со мной?

Нари молча кивнула, и они отправились в путь. Дара задавал темп, грациозно скользя по неровной земле. Это напомнило Нари их первое путешествие, обширные пустыни и замерзшие равнины, долгие дни, проведенные верхом на лошадях, и колкие разговоры у костра под звездами. Она тогда считала себя умной и опытной, но теперь, оглядываясь назад, Нари понимала, какой юной она была. Какой наивной, не понимая, каким истерзанным выглядел ее спутник.

Так они и шли. Через поля розового клевера и каменистые холмы, вдоль извилистого ручья и под сенью массивных старых кедров, чьи узловатые стволы можно было обхватить разве что впятером. Нари догадывалась, что первоначально отовсюду на этой дикой местности открывался вид на озеро, но теперь она была скрыта поясом густо поросших лесом гор и новой рекой Али – границей, которую пожелали провести мариды между своими священными водами и городом джиннов. И все равно лес был прекрасен, здоров и исцелен, и Нари подумала, что, возможно, пришло время снять городские стены. Тихий покой и естественная красота Шефалы произвели на нее неизгладимое впечатление, и жителям ее города понравится иметь возможность дышать свежим воздухом и бродить под сенью деревьев.

Дара снова заговорил, отвлекая Нари от ее мыслей:

– В детстве мы часто играли в этих лесах с детьми Нахид и запугивали себя до полусмерти рассказами об ифритах, гулях и диких зверях, способных нас сожрать. Мы с кузенами дрались на палках, а Нахиды залечивали наши раны… – Его тон стал задумчивым. – Длилось это, конечно, недолго. Когда я рос, я слышал разговоры между отцом и дядями о том, как меняется Совет Нахид, но мне потребовались столетия, чтобы понять это самому.

– Вот что происходит, когда тебя учат боготворить своих правителей.

– Ты была готова пожертвовать жизнью ради Дэвабада. Ты носишь силу пророка в своем сердце, силу, которую использовала, чтобы изменить сам ландшафт и вернуть магию сотням тысяч душ по всему миру. И ты не считаешь себя достойной поклонения?

– Я считаю, что любое поклонение утомительно. У меня и без того достаточно обязанностей – не хватало еще, чтобы в довершение всего от меня ожидали совершенства и божественности.

Дара рассматривал ее очень внимательно, и свет, просачиваясь сквозь кроны деревьев, солнечными зайчиками ложился на его черных волосах.

– Но чего ты хочешь, Нари?

Чего ты хочешь? Сколько раз Нари задавали этот вопрос и его разнообразные вариации? Сколько раз она уклонялась от ответа, боясь озвучить свои мечты, чтобы не разрушить их?

Поэтому вместо ответа она просто представила себе эту картину. Она видела, как восстанавливается и процветает Дэвабад, как рушатся стены, окружающие город и разделяющие племенные сектора. Видела больницу, полную блестящих учеников со всего волшебного мира, которые горят своим делом. Дочь Субхи подросла и уже делает уроки в саду, и задает Картиру и Разу вопросы по истории. Она видела, как Джамшид и хирург-шафит работают рука об руку, а магия и человеческие открытия дополняют друг друга в совершенной гармонии.

Нари видела себя счастливой. Сидящей в саду Великого храма в окружении резвящихся детей Дэва и играющей в нарды с Физой в шафитском кафе. Али, усмехающегося ей из-за высоченной стопки свитков, пока они вместе переписывают законы своего мира.

– Того, чего всегда хотела, – наконец ответила она. – Я хочу стать врачом. Я хочу лечить болезни и наполнять свою голову знаниями. И, может быть, найти немного богатства и счастья на этом пути.

– Ты вся сияешь, – заметил Дара. – Никогда не видел, чтобы ты так широко улыбалась.

Нари залилась румянцем и вновь попыталась изобразить отчужденность.

– Ты, наверное, со мной не согласен. Ты думаешь, что я должна занять трон и чтобы все преклонялись передо мной.

– Не имеет значения, что я думаю. Это твоя жизнь, – говорил Дара прерывистым голосом. – Жаль, что я не понял этого раньше. Я сожалею, так сожалею, что и не выразить словами, Нари, что однажды попытался отнять у тебя этот выбор. Если бы я мог все изменить… мне больно даже думать о том, что все могло бы быть по-другому.

У Нари перехватило горло. Она кивнула, не решаясь говорить вслух. Она была не в том состоянии, чтобы оглядываться назад и гадать о том, что могло бы быть, – Нари подозревала, что ей предстояло столько же лет исцеления, сколько и самому Дэвабаду. Слишком большую часть своей жизни она провела, просто пытаясь выжить, собирая себя по кусочкам и неуклонно двигаясь вперед.

Может, и хорошо, что джинны живут дольше людей. Нари чувствовала, что ей очень пригодятся эти столетия.

Они продолжали идти, по-прежнему придерживаясь разных сторон тропинки, но теперь уже чуть ближе друг к другу. Лес редел, превращаясь в прекрасную цветочную долину. Стрекозы проносились над высокой, по пояс, травой, пчелы шныряли между цветами. Удод прыгал по узловатой ветке дерева на опушке, привлекая внимание Нари своим черно-оранжевым хохолком.

Но это было не единственное, что привлекло ее внимание. Нари прищурилась и нахмурилась, вглядываясь в восточный угол долины. День стоял ясный и солнечный, но эта часть пейзажа была словно отгорожена от них странной дымкой, напоминающей пожелтевший после песчаной бури воздух.

Дара заметил, куда она уставилась.

– Завеса, – объяснил он. – Я обнаружил ее здесь раньше. Новый порог твоего королевства.

Нари содрогнулась.

– Не думаю, что рискну пересечь ее в ближайшее время. Или вообще никогда, – добавила она, чувствуя легкую горечь от этого осознания. – Учитывая все, что произошло после того, как печать Сулеймана покинула город в прошлый раз.

– Да уж, – согласился Дара бесцветным голосом. – Не думаю, что это произойдет.

Несмотря ни на что, Нари не разучилась читать Дару как открытую книгу, и теперь ее охватило сильное беспокойство.

– Дара, зачем ты привел меня сюда?

Он сглотнул, отводя блестящие глаза.

– Завтра, вскоре после рассвета, к тебе придет моя воительница, дэва. Ее зовут Иртемида. Она… она мне как сестра, – сбивчиво объяснял он. – Она расскажет тебе кое-что. Историю, которую я попросил ее рассказать всем.

Нари застыла. Ей не нравилось, к чему он клонит.

– Что за история?

Дара оглянулся на нее, и от боли в его глазах у нее чуть земля не ушла из-под ног, даже прежде, чем он успел открыть рот.

– Она расскажет, что прошлой ночью я очень напился и пребывал в еще большем унынии, чем обычно. Что в порыве вины я поклялся достать Визареша из-под земли и вернуть порабощенных джиннов, а затем пересек эту завесу, прежде чем кто-либо успел остановить меня.

Нари захлопала глазами. Это было последнее, что она ожидала услышать от Дары.

– Ничего не понимаю.

– Я отправляюсь на поиски Визареша, – повторил он. – Я найду похищенных им порабощенных джиннов и верну их, чтобы ты могла их освободить. Но я не остановлюсь на этом. Я намерен разыскать всех порабощенных джиннов и дэвов в человеческом мире. Тех, кто был потерян и забыт, как я. Тех, о ком мы знаем, и тех, кто ни на что не надеется. Я разыщу их сосуды и верну их домой.