– У королевы нет времени на негодяев, разбойничающих на наших берегах, тем более таких, кто не в состоянии подчиняться приказам. Оружие. Живо.

Физа пробормотала что-то по-сахрейнски – как подозревал Али, ответное оскорбление незнакомцу, – но угроза заставила его вздохнуть с облегчением. Его мать была здесь.

Поэтому Али вытащил свой зульфикар, позволив солнечным бликам сверкнуть на двойном медном лезвии, прежде чем положил его на землю, жестом сообщая Физе и ее команде следовать его примеру.

– Даю вам слово, что нас она захочет видеть.

Едва Али убрал руку от эфеса меча, из-за деревьев выступил воин Аяанле, словно проскользнув в щель в воздухе. Его золотистые глаза округлились, и взгляд заметался между Али, его зульфикаром, глазами и меткой Сулеймана на щеке. Он посмотрел на Нари, а затем выругался и крикнул куда-то в чащу:

– Это принц. И молодая Нахида, если не ошибаюсь.

После этих слов, словно синхронно, из леса вышли еще три воина Аяанле. Были они один выше другого, одетые в мягкие мерцающие ткани всех оттенков окружающей их зелени. Они были до нелепости хорошо вооружены метательными ножами, серповидными мечами, арбалетами и тонкими топорами.

Физа издала тихий звук, нечто среднее между восхищением и тревогой.

– Если нас не убьют, может, кто-то из них согласится присоединиться к моей команде?

Один из воинов подошел ближе – женщина, не менее мускулистая, чем мужчины, а ножей при себе имевшая даже больше, чем они.

– Это могут быть самозванцы, – предупредила она. – Шпионы или убийцы, подосланные Манижей и ее Афшином.

– Я могу сказать, самозванец принц или нет.

Голос, раздавшийся за спиной, показался ему знакомым, и, обернувшись, Али увидел еще одного мужчину, вышедшего из-за деревьев.

– Муса?

Али разинул рот, узнав дальнего родственника, с которым познакомился в Ам-Гезире, – того самого, что сыграл роль в плане его сестры по возвращении Али в Дэвабад. Его кузен был вооружен гораздо легче других воинов, и серп служил ему скорее в качестве украшения.

– Ах, так ты не забыл меня. Я на это и надеялся, учитывая, что бойцы, которых ты послал за мной из своей деревни, гнали меня до самого Тростникового моря.

– Ты испортил наш колодец. Тебе повезло, что тебя не притащили обратно и не заставили жрать соль, которую ты на нас вывалил.

Муса ухмыльнулся.

– Я рад, что ты остался таким же компанейским, каким я тебя помню. – Он взглянул на воинов: – Можете опустить оружие. Это точно мой двоюродный брат.

Они шли за Мусой через лес, передвигаясь так стремительно, что Али не успевал смотреть по сторонам – в чем, вероятно, и был смысл. Изначально Аяанле намеревались завязать им глаза, и Али пришлось долго их отговаривать, шикая на Физу, когда та, не выбирая выражений, стала описывать, что и куда джинны могут себе засунуть. Когда Мусе это в конце концов надоело, он согласился, и пиратка торжествующе хмыкнула, на что кузен ответил, что с развязанными глазами их просто с большей вероятностью убьют.

Так что все находились в подавленном состоянии.

Хуже того, Нари до сих пор не проронила ни слова, шагая рядом с Али в нервном и нехарактерном для нее молчании. Выражение ее лица ничего не выдавало – эту осторожную маску Али прекрасно помнил еще по дворцу. После долгих недель совместного путешествия он не ожидал увидеть ее снова и поймал себя на том, что его так и подмывает взять ее за руку, чтобы она не убежала, не исчезла в окружающей зелени, попутно прихватив серьги с ляписом и золотые браслеты Мусы.

Как-то внезапно они вышли к городу. Али ожидал увидеть расчищенные земли и неприступные стены, могучую крепость под стать богатству Та-Нтри. Но Шефала оказалась совершенно другой. Приютившийся в руинах куда более древнего человеческого поселения, город джиннов, казалось, вырос сам собой, распустился, как цветок из-под земли и из глубин человеческого прошлого. На вершине холма, где когда-то находился фундамент крепости, все было выкопано и расчищено под рынок, а вокруг деревьев стояли большие, просторные дома со стенами из переработанного кирпича и кораллов и тростниковыми крышами. Здесь не было прямых мощеных улиц – песчаные дорожки естественным образом вились вокруг тенистых деревьев и стоящих особняком садов. Прекрасное место для процветающего торгового порта.

Вот только Шефала практически пустовала.

На площади с тиковыми лавками, где хватило бы места сотням гуляк, только две женщины ткали на ручных станках. За исключением торговца фруктами, дремавшего у открытой мечети, и нескольких купцов Агниванши, Али не заметил ни души. Конечно, Муса вел их внешней тропой, которая огибала город по околице, вероятно, надеясь сохранить весть о прибытии Али и Нари в тайне, но звуков городской суеты, которые ожидал услышать Али, болтовни на полудюжине разных языков, стука инструментов и детских криков нигде не было слышно.

Нари наконец подала голос:

– А где все? – спросила она, когда они проходили мимо пруда под сенью двух грузных баобабов.

– Кто ушел, кто остался в замке, – объяснил Муса. – На первое время. Когда пришло известие о том, что случилось в Дэвабаде, королева Хацет приказала женщинам, детям и старикам покинуть город. Нашлись недовольные, в их числе и купцы с моряками из других племен, которые пролетали мимо на песчаных кораблях или коврах-самолетах, да вот застряли. Но королева сказала, что она сможет лучше подготовиться к выступлению против Манижи, если будет знать, что в ответ та не уничтожит тысячи невинных душ.

Это похоже на амму. В этот момент в поле зрения показался каменный замок Шефалы, и Али с трудом сдержался, чтобы не броситься к нему бегом. Хотя путешествие в Шефалу было его идеей, в глубине души он не позволял себе даже мечтать о встрече с матерью, чтобы избежать разочарования, если план провалится.

Они подошли ближе, и Али залюбовался замком. Тот был прекрасен, хотя и намного меньше дэвабадского дворца. Оштукатуренные известью коралловые стены сияли на солнце. Местами замок словно врастал в человеческие руины: старый минарет превратился в ветряную башню, сломанную стену засадили цветами. От него веяло возрастом и теплом, в то время как многократно завоеванный дворец Дэвабада казался беспощадным.

Муса остановил их у величественных дверей, украшенных резными свитками в обрамлении бронзовых орнаментов.

– Я отведу их в меджлис, – сказал он женщине-воину. – Прошу, передай королеве, что у нее гости. – Он понизил голос, но Али все равно услышал, как он тихо добавил: – И, заодно, не проведаешь, как поживает дедушка?

Дедушка. Али прошел следом за Мусой, озираясь по сторонам и чувствуя себя не в своей тарелке.

Меджлис оказался элегантным и величественным местом, достойным приема членов королевской семьи, с высокими окнами из эбенового дерева, клетчатыми мраморными стенами цвета темного серебра и сверкающей белизны и мягкими заграничными дэвскими коврами. Стены украшали агниваншийские гобелены с изображениями музыкантов и танцоров, а за ширмой из белого тохаристанского нефрита мягкие диваны стояли вокруг мозаичного фонтана, который, судя по виду, привезли из Карт-Сахара. Над невысокой резной платформой из слоновой кости, на самом видном месте, висело красивое церемониальное оружие: зульфикар и щит Аяанле.

Физа и ее команда сразу набросились на фрукты и сладости, выставленные для гостей, но Нари к ним не присоединилась, разглядывая комнату с таким видом, будто она ожидала, что на нее вот-вот набросится и съест птица рух.

– С тобой все в порядке? – спросил Али.

– Все отлично, – пробормотала она. – Думаю о символизме.

– О символизме?

Она указала на скрещенные оружия Аяанле и Гезири над помостом с подушками.

– Гезири и Аяанле, союзные и могущественные… – Ее палец опустился ниже, указывая на дэвский ковер: – И мой народ под ногами.

Али улыбнулся ей, как он надеялся, ободряюще:

– Может, им просто понравился ковер?