– Видел бы ты, что тут творится, когда проходит Нари, – сказал Али. – Картины оживают, волны разбиваются о берег, деревья цветут. Невероятно, как магия Нахид действует на это место.

– Да, становится все более и более очевидно, что она тут все очаровала, – беспечно заметила Хацет.

Али перегнулся через балюстраду, чтобы окинуть взглядом успехи, достигнутые за день. Центральная часть больницы разительно отличалась от тех заросших сорняками развалин, куда впервые привела его Нари. Дикий сад превратился в райский островок, по вымощенным плиткой дорожкам которого могли прогуливаться посетители и пациенты, наслаждаясь сладко пахнущей водой фонтанов и прохладой пальмовой тени. Внутренние стены были отстроены заново, и столяры были заняты кладкой стеклянной крыши, которая по задумке должна была пропускать в помещения максимальное количество дневного света. Главная смотровая комната была уже совсем готова, не хватало только меблировки.

– Принц Ализейд!

Али оглянулся на голос и на противоположной стороне сада увидел группу шафитских швей, устроившихся среди груды вышитых штор. Женщина, которая по возрасту смахивала на его ровесницу, с застенчивой улыбкой на лице уже вскочила на ноги.

Она начала говорить, когда их взгляды встретились, и румянец залил ее щеки.

– Простите за беспокойство, Ваше Высочество. Но мы тут подумали… – она кивнула на своих подруг, и кое-кто захихикал, – что, если вы задержитесь… В общем, мы надеялись, что вы поможете нам развесить шторы.

– Ну, я… конечно, – согласился Али, слегка озадаченный просьбой. – Дайте мне знать, когда все будет готово.

Девушка снова улыбнулась, и Али про себя отметил, что улыбка делала ее весьма привлекательной.

– Мы обязательно вас где-нибудь подкараулим.

Она снова села на свое место и зашептала что-то подругам.

– Удивительное дело, – сухо заметила мать. – В больнице, где все владеют магией и полным-полно строительных инструментов, нельзя повесить шторы без помощи неженатого, высокого и красивого молодого принца.

Али поспешил отвести взгляд от юных девушек.

– Уверен, они ничего такого не имели в виду.

Хацет фыркнула.

– Даже ты не можешь быть настолько наивен. – Она подхватила его под руку, и они пошли дальше. – Но, знаешь… Может, это не такая уж плохая идея: сжечь брачную маску с хорошей, приятной шафиткой. Может, тогда ты хотя бы иногда будешь ложиться в постель, а не только работать на износ.

Али так смутился, что его щеки жарко вспыхнули, и ему на секунду показалось, что он вот-вот воспламенится.

– Амма…

– Ну что? Я не могу помечтать о счастье для своего единственного сына?

Он замотал головой из стороны в сторону.

– Ты же знаешь, мне нельзя жениться.

– Нет, тебе нельзя проводить пошлую церемонию бракосочетания с девицей благородных кровей, потому что вместе с такой невестой в твоей жизни могли бы появиться политические союзники и наследники, которые составили бы конкуренцию наследникам Мунтадира… Этого я и не предлагаю. – Она изучала его ласковым взглядом. – Но я беспокоюсь о тебе, сынок. Я же вижу, что тебе одиноко. Если ты хочешь, чтобы я или Зейнаб справились о…

– Нет, – прервал ее Али, надеясь, что по голосу не слышно, как ему горько.

Его мать не ошибалась, однако он старался не задумываться об этом аспекте своей жизни. Он рос, зная, что в будущем ему предназначено стать каидом Мунтадира. И Али пытался соответствовать своему будущему. Ему – суровая, одинокая жизнь в Цитадели; Мунтадиру – богатство, семья и трон. Али рано понял, что проще не думать о вещах, в которых ему все равно будет отказано – о привилегиях, доступных только его брату.

Эти клятвы он давал себе в детстве, когда был еще слишком мал, чтобы понимать их вес. Впрочем, сейчас это не имело значения. Али никогда не станет каидом, поэтому мог больше не притворяться, что не затаил обиды. Но поделать с этим все равно уже ничего не мог. Он не шутил, когда сказал Любайду и Акисе, которые любили подразнить его насчет женитьбы, что не произнесет клятвы перед женщиной, пока не будет уверен, что сможет соблюсти эти клятвы. А сейчас он сомневался, способен ли защитить хотя бы себя.

Мать все еще выжидающе смотрела на него.

– Мы можем обсудить это в другой раз? – спросил он. – Например, не тогда, когда мы пытаемся склонить к встрече какого-то эксцентричного ученого?

Хацет закатила глаза.

– Никто никого не склоняет, родной. Я Устада Иссу знаю как облупленного.

Ее уверенность успокаивала Али. Он был потрясен, узнав, что ученый Аяанле, который, по словам королевы, мог поведать им что-то новое о маридах, и сумасшедший старик, забаррикадировавшийся в одной из палат, были одним и тем же лицом. Али даже в глаза его не видел. Узнав, что больница теперь будет кишеть незнакомцами, старик расставил в коридоре за дверями своей палаты всевозможные магические ловушки. В конце концов, когда несколько строителей пожаловались на укусы заколдованных книг, Нари и Разу (а Исса соглашался разговаривать только с ними) смогли прийти с ним к компромиссу: если никто не будет приближаться к его комнате, он перестанет проклинать коридор.

– Надо было звать Нари, – в который раз сокрушался Али. – И Иссе она нравится, и вообще ей очень ловко удается вытягивать информацию из людей.

Мать бросила на него серьезный взгляд.

– Ты лучше думай о том, как бы она из тебя не вытягивала информацию. Таких союзников, как она, лучше держать на расстоянии ножа. – Они остановились перед запертой дверью, и Хацет постучала. – Устад…

Она не успела договорить, как Али услышал магический шепоток. Он отдернул мать назад – как раз перед тем, как сабля, смастеренная, похоже, из каких-то запчастей для астролябий, вонзилась в дверной косяк.

Али выругался по-гезирийски, а Хацет лишь покачала головой.

– Устад, будет тебе, – по-нтарийски увещевала она. – Мы ведь говорили о том, что тебе нужно больше общаться с окружающими. – В ее голосе звучала хитринка. – И потом… У меня для тебя подарок.

Дверь резко приоткрылась, но только чуть-чуть. Али подскочил от неожиданности, когда из полумрака показалась пара ярко-изумрудных глаз.

– Королева Хацет?

Даже голос Иссы казался древним.

Мать Али вынула из платья небольшой мешочек пепельно-серого цвета.

– Если не ошибаюсь, когда мы виделись в последний раз, вы искали это для своих экспериментов?

Али принюхался, узнав резкий запах.

– Порох? Ты хочешь дать ему порох? Для экспериментов?

Хацет шикнула на него.

– Мы на пару слов, Исса, – спокойно продолжила она. – Буквально на пару слов, которые должны остаться строго между нами.

Светящиеся глаза ученого заметались.

– Вы привели с собой людей?

– Мы уже сто раз говорили об этом, Устад. В Дэвабаде нет людей.

Дверь распахнулась, и мешочек с порохом исчез из рук матери быстрее, чем Али успел моргнуть глазом.

– Ну, проходите!

Исса впустил их и захлопнул дверь, как только они переступили порог, нашептывая себе под нос столько запирающих заклинаний, что это уже противоречило здравому смыслу.

С каждой секундой Али все больше сожалел о своем решении прийти сюда, но все же последовал за матерью в комнату, больше похожую на пещеру. Книги громоздились до самого потолка, свитки торчали с полок, которые Исса, казалось, магически склеил из обломков, найденных в уничтоженном лазарете. Длинный ряд пыльных витражных окон пропускал тусклый свет, освещающий низкий столик, заваленный блестящими металлическими инструментами, обрывками пергамента и горящими свечами. Пол перед спальным матрацем, разложенным меж двух высоченных стопок книг, был усыпан битым стеклом, словно ученый опасался, как бы на него не напали во сне. Чистота и порядок царили только в одном маленьком уголке комнаты – тут стояла полосатая оттоманка с парой напольных подушек и серебряный поднос с чайником, стаканами и, судя по запаху, конфетами с кардамоном, которые так любит Нари.