– Забудь, что я спросил. Но вернемся к разговору об осаде. У вас двоих все готово? С гулями проблем не возникнет?

Визареш склонил голову набок.

– Я свое дело знаю.

– Достаточно ли хорошо, чтобы удержать их от нападения на моих воинов?

Он кивнул.

– Я буду на берегу вместе с ними.

Это Дару ничуть не успокаивало. Ему претила сама мысль о том, чтобы разделить их сплоченный отряд и бросить не знавших боя солдат на противоположной стороне города. Но выбора у него не было.

Аэшма ухмыльнулся.

– Если ты так за них переживаешь, Афшин, Кандиша с радостью составит нам компанию. Она ужасно по тебе скучает.

Костер в ответ громко затрещал.

Каве бросил взгляд на Дару.

– Кто такая Кандиша?

Глядя на пламя костра, Дара сосредоточился на своем дыхании, пытаясь усмирить магию, приливавшую к рукам и ногам.

– Ифритка, которая меня поработила.

Визареш цокнул языком.

– А я ведь ревновал, – признался он. – Мне никогда не удавалось поработить столь могущественного дэва.

Дара громко хрустнул костяшками пальцев.

– Действительно, какая жалость.

Каве нахмурился.

– Эта Кандиша не работает с бану Манижей?

– Работала, пока он не уперся рогом. – Ифрит издевательски склонился к Даре. – Упал своей Нахиде в ноги и взмолился, чтобы та прогнала Кандишу. Говорил, мол, ни о чем больше не попросит. Ума не приложу почему. – Аэшма облизнул зубы. – Кандиша, как-никак, единственная помнит, что ты совершил, пока был рабом. Тебе ведь должно быть интересно. Это же воспоминания за четырнадцать столетий… – Он наклонился еще ближе. – Подумай, сколько сладостных желаний ты успел претворить в жизнь за этот срок.

Дара взялся за нож.

– Не нарывайся, Аэшма, – прорычал он.

В глазах Аэшмы плясали огоньки.

– Я же пошутил, Афшин, дорогой.

Ответить Дара не успел. Позади него раздался испуганный вскрик, глухой удар и характерный звук, произведенный столкновением двух тел.

А затем – с жутким шипением вспыхнул и ожил зульфикар.

Не тратя времени даже на то, чтобы сделать вдох, Дара развернулся, уже держа в руках только что наколдованный лук. Фрагменты представшей перед ним картины сложились вместе не сразу. Вот, устав, выходит из палатки Манижа. Вот два стража Абу Саифа распластались на земле, а пылающий зульфикар – уже в руках Гезири, вот он бросается на Манижу…

Дара пустил стрелу, но Абу Саиф оказался готов к этому и загородился деревянной доской так проворно и так мастерски, что Дара невольно изумился. Это не тот старик, который помогал солдатам Дары с боевой подготовкой. Из горла вырвался крик, и Дара выстрелил снова, в то время как Абу Саиф бежал вперед, не сбавляя шаг.

Мардоний выскочил между гезирским скаутом и Манижей, отбив своим мечом удар зульфикара. Железо зашипело, схлестнувшись с заколдованным огнем. Мардоний оттолкнул Абу Саифа, едва успев отразить новый удар, и, сам того не зная, заслонил мишень Дары.

Было очевидно, кто владеет мечом лучше… Следующую атаку Абу Саифа Мардоний отразить уже не смог.

Зульфикар вспорол ему живот.

В следующую секунду Дара уже мчался к ним, магия бушевала у него под кожей, лед и снег таяли под ногами. Абу Саиф выдернул зульфикар из тела Мардония, и Дэв упал наземь. Гезири занес его над Манижей…

Она щелкнула пальцами.

Дара с расстояния десяти шагов услышал, как захрустели кости в руке Абу Саифа. Тот закричал от боли и выронил зульфикар, пока Манижа смотрела на него сверху вниз с холодной ненавистью в темных глазах. К тому моменту, когда к ним подоспел Дара, солдаты уже повязали скаута. Его рука была жутко изувечена, а сломанные пальцы – растопырены и торчали в разные стороны.

Дара опустился на землю рядом с Мардонием. Глаза юноши затянуло поволокой, от лица уже отлила кровь. У него в животе зияла чудовищная дыра. Под ним растекалась лужа черной крови. По коже начали расползаться характерные зеленовато-черные змейки яда от зульфикара, но Дара понимал, что не яд унесет его жизнь.

Манижа, не теряя времени даром, разорвала шинель на юном воине. Прижала ладони к его животу и закрыла глаза.

Ничего не произошло. Ничего не могло произойти. Дара знал, что никто, даже Нахида, не спасет от ранения зульфикаром.

Манижа ахнула, задохнувшись недоуменным негодованием, и надавила сильнее.

Дара коснулся ее руки.

– Госпожа…

Она устремила на него обезумевший взгляд – Дара никогда не видел ее в таком состоянии. Он отрицательно покачал головой.

Мардоний вскрикнул от боли и вцепился Даре в руку.

– Больно, – прошептал он, и из глаз у него покатились слезы. – Молю тебя, о Создатель…

Дара бережно обхватил его руками.

– Закрой глаза, – успокаивал он. – Боль скоро пройдет, друг мой. Ты хорошо сражался…

У него перехватило горло. Слова срывались с губ машинально. Слишком часто ему приходилось выполнять эту нелегкую обязанность.

Кровь струйкой стекала изо рта Мардония.

– Моя мать…

– Твоя мать будет жить со мной во дворце. Она ни в чем не будет нуждаться. – Манижа протянула руку и коснулась брови Мардония, благословляя его. – Я лично приведу ее к твоему алтарю в храме. Ты спас мне жизнь, сын мой, и за это в следующий раз твои глаза откроются в раю.

Дара наклонился над самым ухом Мардония.

– Там красиво, – прошептал он. – Там сад, там тихая кедровая роща, где тебя будут ждать твои близкие…

Его голос сорвался, и на глаза навернулись слезы. Мардоний содрогнулся и затих. Мало-помалу одежда Дары пропитывалась горячей кровью юноши.

– Он мертв, – тихо произнесла Манижа.

Дара опустил Мардонию веки, бережно уложив его тело обратно на кровавый снег. Прости меня, друг.

Он поднялся на ноги и вытащил из-за пазухи нож. Когда он приблизился к Абу Саифу, пламя уже вовсю лизало ему руки и полыхало в глазах. У того был сломан нос. Окровавленного Гезири мертвой хваткой держали четверо Дариных воинов.

Дару охватила ярость.

Нож в его руке, задымившись, преобразился в плеть.

– Назови хоть одну причину, почему я не должен сейчас содрать с тебя кожу заживо, – прошипел Дара. – А потом сделать то же самое с твоим напарником, пока ты будешь слушать, как он молит о скорой смерти?

Абу Саиф посмотрел на него со смесью поражения и мрачной решимости во взгляде.

– Да потому, что на моем месте ты поступил бы точно так же. Думаешь, мы не знаем, кто ты? И зачем твоей Нахиде нужны наша кровь и наши реликты? Думаешь, мы не знаем о ваших планах по захвату Дэвабада?

– Дэвабад – не ваш город, – вспылил Дара. – Я обращался с тобой по-хорошему, и это твоя благодарность?

Абу Саиф уставился на него с сомнением.

– Ты не так наивен, Афшин. Ты угрожал пытками юному воину, за которого я в ответе, если я откажусь обучать твоих воинов убивать моих соплеменников. И ты думаешь, приглашение на обед и разговор по душам могут все исправить?

– Я думаю, что ты лжец и соплеменники твои – лжецы. – Дара все больше распалялся, понимая, что гнев его обращен не на одного Абу Саифа. – Орда пескоплавов, готовых лгать, манипулировать и притворяться друзьями, чтобы втереться в доверие. – Он взмахнул плетью. – Пожалуй, первым делом я отниму у тебя язык.

– Нет, – раздался голос Манижи.

Дара обернулся к ней.

– Он убил Мардония! Чуть не убил тебя!

Дара злился на себя не меньше, чем на Абу Саифа. Он должен был предотвратить это. Знал ведь, насколько опасны Гезири, и все же позволил им остаться в лагере, позволил Абу Саифу усыпить свою бдительность, находя утешение в беседах с товарищем по оружию, бегло владеющим его родным дивастийским. А в итоге – Мардоний погиб.

– Я должен убить его, бану Нахида, – заявил Дара, впервые не испугавшись бросить ей вызов. – На войне как на войне. Тебе этого не понять.

Манижа сверкнула глазами.

– Не смей говорить со мной таким снисходительным тоном, Дараявахауш. Опусти оружие. Я не стану повторять дважды. – Не дожидаясь ответа, она повернулась к Каве. – Возьми в моем шатре сыворотку, реликт и принеси сюда. И приведите ко мне второго Гезири.